спросила Полли.
– Меньше всего в так называемой тайне Фенчёрч-стрит, – тихо ответил он.
Тайна Фенчёрч-стрит, как окрестила публика это экстраординарное преступление, в течение последних двенадцати месяцев озадачивала – о чём достоверно знала Полли – умы каждого мыслящего существа, будь то мужчина или женщина. И сама мисс Бёртон принадлежала к числу небезразличных; она была заинтересована, очарована; она изучила дело, сформировала собственные теории, часто и подолгу размышляла об этом, даже написала одно-два письма в прессу – предлагая, аргументируя, намекая на возможности и вероятности, приводя доказательства, которые другие детективы-любители с готовностью опровергали. Мнение этого робкого человечка в углу, таким образом, вызвало особое раздражение, и Полли возразила с язвительностью, призванной полностью уничтожить самодовольного собеседника:
– Как жаль, что в этом деле вы не предложили свои бесценные услуги нашей заблудшей, но действующей из лучших побуждений полиции.
– Серьёзно? – добродушно усмехнулся он. – Ну, знаете, во-первых, я сомневаюсь, что они их примут; а во-вторых, мои склонности и мой долг – если бы я активно занялся сыщицким ремеслом – вступили бы в конфликт друг с другом, поскольку я не могу не сочувствовать преступнику, который достаточно умён и проницателен, чтобы водить за нос всю нашу полицию.
Я не знаю, что из этого дела вы помните, – тихо продолжил он. – Случившееся, безусловно, вначале заставило растеряться даже меня. 12 декабря прошлого года женщина, плохо одетая, но с безошибочным видом знававшей лучшие дни, сообщила в Скотланд-Ярд об исчезновении своего мужа Уильяма Кершоу, человека без занятий и, по-видимому, без постоянного места жительства. Её сопровождал друг – толстый, маслянистый на вид немец – и они рассказали историю, которая немедленно побудила полицию действовать.
Итак, 10 декабря, около трёх часов пополудни, Карл Мюллер, немец, навестил своего друга Уильяма Кершоу с целью взыскать с последнего небольшой долг – десять фунтов или около того. Прибыв в убогую квартиру на Шарлотт-стрит, Фицрой-сквер, он застал Уильяма Кершоу в невероятном волнении, а его жену в слезах. Мюллер попытался изложить цель своего визита, но Кершоу, яростно жестикулируя, отмахнулся от этих требований и – по его собственным словам – ошеломил его, попросив одолжить ему ещё два фунта; эта сумма, как он заявил, станет средством скорейшего сколачивания состояния для него самого и друга, который поможет ему в нужде.
После четверти часа, потраченной на неясные намёки, Кершоу, посчитав осторожного немца упрямым тупицей, решил позволить ему участвовать в воплощении в жизнь секретного плана, который, как он утверждал, даст им в руки тысячи и тысячи.
Полли инстинктивно отложила газету; кроткий нервничавший незнакомец с робкими слезящимися глазами рассказывал так своеобразно, что очаровывал её.
– Я не знаю, – продолжил он, – помните ли вы историю, которую немец рассказал полиции, а жена или вдова подтвердила во всех деталях. Вкратце дело обстояло так: лет тридцать назад, Кершоу, тогда двадцатилетний, был студентом-медиком в одной из лондонских больниц. У него был приятель по имени Баркер. Кершоу и Баркер снимали комнату вместе с ещё одним молодым человеком.
Последний, как выяснилось, однажды вечером принёс домой весьма значительную сумму денег, выигранную на скачках, а на следующее утро его нашли убитым в своей постели. Кершоу, к счастью для него самого, смог предъявить убедительное алиби – он провёл ночь на дежурстве в больнице. Что касается Баркера, он исчез: во всяком случае, из поля зрения полиции, но не настолько ловко, чтобы укрыться от зорких глаз Кершоу – по крайней мере, так утверждал последний. Баркер очень ловко умудрился сбежать из страны и после разных перипетий поселился в конце концов во Владивостоке, в Восточной Сибири, где под вымышленным именем Сметхёрста нажил огромное состояние на торговле мехами.
Заметьте, что Сметхёрста, сибирского миллионера, знает каждый. История Кершоу о том, что его когда-то звали Баркер, и он совершил убийство тридцать лет назад, так и не была доказана, согласны? Я просто передаю вам то, что Кершоу рассказал своему другу-немцу и его жене в тот памятный день 10 декабря.
По его словам, в своей блистательной карьере Сметхёрст совершил единственную, но гигантскую ошибку – он четыре раза писал своему бывшему другу Уильяму Кершоу. Два из этих писем не имели отношения к делу, поскольку были написаны более двадцати пяти лет назад. Кершоу, кроме того, потерял их – по его словам, давным-давно. Однако, по его же словам, первое из этих писем было написано, когда Сметхёрст, он же Баркер, истратил все деньги, добытые путём преступления, и оказался в нищете в Нью-Йорке.
Кершоу, находившийся тогда в довольно благополучных обстоятельствах, послал ему банкноту в 10 фунтов стерлингов в память о былых временах. Далее, когда ситуация изменилась и сам Кершоу покатился под откос, Сметхёрст, как он тогда уже именовал себя, прислал ему в виде дружеского жеста 50 фунтов. После этого, по словам Мюллера, Кершоу неустанно предъявлял всевозможные требования к постоянно растущему кошельку Сметхёрста и сопровождал эти требования различными угрозами – которые, учитывая далёкую страну, где пребывал миллионер, были больше, чем бесполезны.
Но теперь наступила кульминация. И Кершоу, в последний момент на мгновение заколебавшись, передал своему немецкому другу два последних письма, якобы написанных Сметхёрстом – если вы помните, они сыграли весьма важную роль в Загадочной Истории Этого Экстраординарного Преступления. У меня есть копии обоих этих писем, – добавил Старик в углу, вынимая листок из весьма потрёпанного бумажника. Бережно развернув его, он начал читать:
«Сэр,
ваши нелепые требования денежных сумм совершенно необоснованны. Я уже помог вам в той мере, в какой вы заслужили. Однако, памятуя о старых временах и оказанной вами помощи, когда я находился в ужасном затруднении, я готов ещё раз позволить вам воспользоваться моим добродушием. Мой друг, русский купец, которому я продал свой бизнес, через несколько дней отправляется на своей яхте в длительное путешествие по многим европейским и азиатским портам и пригласил меня сопровождать его до Англии. Устав от жизни в чужих краях и желая после тридцатилетнего отсутствия снова увидеть родину, я решил принять его приглашение. Я не знаю, когда именно мы окажемся в Европе, но обещаю, что, как только войдём в подходящий порт, я напишу вам снова, назначив встречу в Лондоне. Но помните: если ваши требования окажутся чрезмерно абсурдными, я ни на мгновение не прислушаюсь к ним, и к тому же я – последний человек в мире, который мог бы подчиниться настойчивому и неоправданному шантажу.
Остаюсь, сэр, искренне ваш
Фрэнсис Сметхёрст».
– Второе письмо было
