— Это я подобрал ее на обочине прошлой ночью, — продолжал его попутчик еще более приглушенным голосом. — Ей повезло: неподалеку от места, где она лежала, с людьми из Уайт-Плен случилась авария. Они услышали стоны. Я патрулировал в нескольких милях оттуда, мне радировали из управления, и я оказался там раньше «скорой помощи».
Почему лейтенант говорит так неестественно? Он словно рассказывает все это лишь для того, чтобы оттянуть время. В их разговоре появился какой-то фальшивый тон. Стив, тоже думая не то, что говорит, спросил:
— Она очень страдала?
— Она была уже без сознания — потеряла много крови. Вот почему она выглядела такой бледной, когда вы ее увидели. Первую помощь ей оказали на месте.
— Сделали укол?
— Да. Делал, кажется, санитар. Потом пришлось искать больницу, где есть свободные койки, и мы объездили четыре, прежде чем…
— Знаю…
— Я просил поместить ее в отдельную палату. Оказалось — нельзя. Вы же сами могли убедиться… А допрашивать ее в присутствии других больных неприятно.
— Да.
Он все еще видел перед собой расширенные от ужаса глаза Ненси и по-прежнему не решался задать главный вопрос: за ними образовался целый кортеж. Их машина шла быстро, другие, заметив полицейскую эмблему, резко замедляли ход и пристраивались в хвост. Проезжая мимо какого-то ресторана, лейтенант предложил:
— Не хотите чашку кофе?
Стив отказался: у него не хватит решимости выйти из машины.
— Впрочем, кофе есть и у нас. Понимаете, Хоген, ваша жена так испугалась, увидев вас, лишь потому, что считает себя ответственной за случившееся.
— Но ведь ключ унес я. Ненси это прекрасно знает.
— И все-таки она сама ушла от вас, хотя на шоссе было пусто и темно.
Стив не знал, зачем лейтенант взял его с собой. Он не задумывался над этим. Он был только удивлен, что такой человек, как Марри, положил ему руку на колено. А тот, глядя в сторону, сказал еще более невыразительным голосом:
— Преступник напал на нее не только для того, чтобы вырвать сумочку.
Стив повернулся к нему и, нахмурив лоб, напрягая взгляд, чуть слышно произнес:
— Вы хотите сказать, что…
— Ее изнасиловали. Врач подтвердил нам это в десять утра.
Стив не шевельнулся, не задрожал, не сказал ни слова.
Он окаменел — перед ним возник трагический образ Ненси. Не важно, какие слова произносит сейчас лейтенант.
Он прав, что продолжает говорить. Нельзя, чтобы их захлестнуло безмолвие.
— Как подтверждают изорванная одежда и ссадины на теле, ваша жена мужественно защищалась. Тогда насильник оглушил ее, ударив по голове тяжелым предметом — куском свинцовой трубы, гаечным ключом или рукояткой пистолета, и она потеряла сознание.
Они выбрались на автостраду, которую Стив уже видел в близком — или далеком? — прошлом, проехали по ней несколько миль, и машина остановилась у кирпичного здания, где помещалась полиция штата.
— Я думал, по дороге об этом легче сказать. А теперь пойдем ко мне в кабинет.
Стив не мог говорить. Как лунатик, он проследовал через комнату, где толпились люди в форме, и вошел В указанную ему дверь.
— Одну минутку… Вы разрешите?
Его оставили одного: то ли потому, что лейтенант должен был отдать распоряжения, то ли из деликатности.
Но Стив не заплакал, как, вероятно, предполагал Марри, не сел, не сделал ни шага, а лишь раскрыл рот и попытался произнести: «Ненси».
Но звука не получилось. Приближение мужа испугало Ненси. Она стыдится за себя, готова была просить у него прощения!
Дверь открылась, вошел лейтенант, неся два картонных стаканчика с кофе.
— Сахар уже положен. Надеюсь, пьете с сахаром?
Они выпили кофе.
— Если все пойдет хорошо, через час-другой мы его возьмем.
Марри снова вышел, на этот раз оставив дверь открытой, почти сразу же вернулся с картой такого крупного масштаба, какой Стив никогда еще не видел, и расстелил ее на столе. Отдельные перекрестки, стратегические, так сказать, точки Мэна и Нью-Гэмпшира поблизости от канадской границы, были обведены красным карандашом.
— Приблизительно в миле от того места, где он был вынужден оставить машину и бросить вас на дороге, его подобрал шофер грузовика и подвез до Эксетера. Оттуда…
Внезапно обретя голос, Стив перебил:
— О чем это вы еще?
Он почти кричал, и тон его был угрожающим, словно Стив требовал от собеседника: «А ну-ка повтори, что ты сказал».
— Я говорю, что в Эксетере он нашел…
— Кто нашел?
— Хэллиген. Сейчас он в квадрате…
Лейтенант протянул руку, чтобы пальцем указать место на карте, но Стив резким движением отвел ее:
— Я не спрашиваю, где он. Я хочу знать, это он?..
— Я думал, вы давно поняли.
— Вы не ошибаетесь?
— Нет. Я точно знаю это еще с утра, когда предъявил фотографию бармену «У Армандо». Он его безоговорочно опознал. Хэллиген ушел из бара в тот момент, когда вы находились там.
Сжав кулаки, стиснув челюсти, Стив пристально смотрел на лейтенанта и словно ожидал новых доказательств.
— Мы напали на его след в той «бревенчатой хижине», где он пил с вами. Там же нам описали вас и вашу машину.
— Хэллиген! — повторил Стив.
— Только что в больнице, пока вы ждали в коридоре, а я прошел к раненому, врач по моей просьбе предъявил фотографию вашей жене. Она его тоже опознала.
Помолчав, лейтенант добавил:
— Теперь-то понимаете?
Что он понимает? Слишком много для одного человека надо ему понять.
— Сегодня в девять утра владелец станции обслуживания в одном маленьком местечке Нью-Гэмпшира позвонил в полицию и сообщил номер вашей машины, который мы уже знали от бармена «бревенчатой хижины».
Шла ли полиция по его следу, отмечая путь Стива красным карандашом, как делает сейчас с Сидом Хэллигеном?
— Хотите побриться? — спросил лейтенант, открывая дверь в ванную. — Ясно одно: за побег ему грозили пять — десять лет к прежнему сроку. Теперь это — электрический стул!
Стив захлопнул дверь и согнулся вдвое: он обеими руками держался за живот, тело сотрясала икота, на глазах выступили слезы.
Рядом, за стенкой, он слышал разговор лейтенанта по телефону, потом шаги нескольких человек и гул голосов — в кабинете началось совещание.
Прошло много времени, прежде чем он смог умыться холодной водой, намылить лицо кремом и побриться, глядя на свое отражение в зеркале с той же суровостью, с какой он смотрел на Марри. Гнев клокотал в нем, как гроза, раскаты которой раздаются в небе сразу со всех сторон, его переполняла жгучая ненависть, выразимая лишь одним кратким словом — «убить!» Но убить не оружием, собственными руками — медленно, жестоко, со знанием дела, не упуская ни одного отчаянного взгляда, ни одной предсмертной судороги.
Лейтенант сказал: «Теперь это — электрический стул!»
Его слова напомнили Стиву голос, говоривший о том же прошлой ночью. Голос Хэллигена, который цедил: «Я не хочу угодить на электрический стул».
Нет. Это было не так. Сцена воскресла в памяти Стива. Он спросил Сида, стрелял ли тот. Задал вопрос спокойно, без негодования, разве что голос слегка дрожал от любопытства. И Хэллиген небрежно проронил:
«Если бы я стрелял, меня бы отправили на электрический стул».
Не тогда ли Стив вспомнил о двух молодых людях, пытавшихся ограбить банк на Медисон-авеню?
Хэллиген провел в Синг-Синге четыре года. Он не захотел сделать больно девчушке, дал ей плитку шоколада и запер в шкафу, чтобы она не кричала. Связал ее мать и заткнул ей рот кляпом, чтобы она не мешала ему шарить по ящикам в поисках семейных сбережений. У него еще не было пистолета. Ему понадобилась также одежда мужа на смену тюремной. Потом он украл оружие из витрины магазина. И наконец…
Голый по пояс, с влажными волосами, Стив приоткрыл дверь:
— Я забыл рубашки в машине.
— Вот они, — ответил лейтенант, указывая на стол, где лежал пакет.
Он окинул Стива взглядом и удостоверился, что тот пришел в себя.
— Можете надеть рубашку прямо здесь. У нас ничего секретного.
Сержант докладывал о только что полученном по телефону сообщении:
— На триста второй, между Вудвиллом и Литтлтоном, обнаружена машина, угнанная в Эксетере. Бак пуст. Преступник либо рассчитывал, что горючего хватит до канадской границы, либо не рискнул появиться на заправочной станции.
Оба склонились над картой.
— Полиция Нью-Гэмпшира держит нас в курсе. Она уже предупредила ФБР. По всему району выставлены кордоны, но леса затрудняют поиск. Вызваны собаки. Их ждут с минуты на минуту.
— Слышите, Хоген?
— Слышу.
— Я надеюсь, его возьмут еще до ночи и он не успеет совершить новое преступление на какой-нибудь уединенной ферме. Хэллиген в таком положении, что не остановится перед убийством. Он знает, что играет ва-банк.
Можешь идти, старина.
Сержант вышел. Лейтенант остался сидеть за картой.
Он снял китель, завернул рукава рубашки и курил трубку, которой пользовался, наверно, лишь у себя в кабинете и дома.
