— Это то маленькое заведение, которое…
— Да! Это то маленькое заведение, которое!.. — нетерпеливо прокричал в ответ Мегрэ. — Только быстро, как можно быстрее…
Двое мужчин осторожно взбирались по лестнице, ухватив Жажа за плечи и за ноги, но тело было тяжелым, а проход слишком узким, и согнутая в три погибели женщина то задевала перила или стену, то билась о ступеньки.
Доктор ждал, когда ему удастся в свою очередь подняться наверх, и с любопытством озирался кругом.
Жажа постанывала, как раненое животное. Негромкий, со странными модуляциями звук наполнил пространство бара, но что он, откуда, так прямо и не скажешь, ни дать ни взять голос чревовещателя.
Мегрэ приготовил в спальне кровать, затем помог полицейским уложить на нее расслабленное и потому особенно тяжелое тело, похожее на огромную тряпичную куклу, набитую соломой.
Понимала ли Жажа, что с ней происходит? Знала ли, куда ее отнесли? Время от времени она открывала глаза, но смотрела в никуда, и никто и ничто не привлекало ее внимания.
И хотя по-прежнему постанывала, лицо сделалось спокойным.
— Ей очень больно? — спросил Мегрэ доктора, небольшого росточка старика, чрезвычайно любезного и аккуратного, немного напуганного той атмосферой, в которой он оказался.
— Болей быть не должно. Или она чересчур впечатлительна. Или это страх…
— Она понимает, что происходит?
— По ее виду этого не скажешь. И тем не менее…
— Она мертвецки пьяна! — вздохнул Мегрэ. — Впрочем, может быть, она отрезвела от боли.
Двое полицейских ждали дальнейших инструкций и также с интересом оглядывались по сторонам. Занавески задернуты не были, и Мегрэ заметил в черном проеме окна напротив чуть более светлый овал лица. Он задернул занавески и подозвал одного из полицейских.
— Привезите сюда женщину, которую я недавно велел взять под стражу. Сильви ее зовут. Мужчина пускай сидит!
И. повернувшись к другому, добавил:
— Подождите меня внизу.
Доктор сделал все, что от него требовалось в подобной ситуации: установил кровоостанавливающие зажимы, закрепил артерию. И теперь озабоченно смотрел на все еще стонавшую женщину. По привычке измерил пульс, пощупал лоб, руки.
— Можно вас на минутку, доктор! — обратился к нему Мегрэ, что стоял в углу комнаты, прислонившись к стене.
И когда тот подошел, шепотом проговорил:
— Мне бы хотелось, чтобы вы осмотрели ее целиком, благо она лежит неподвижно… Главные органы, конечно…
— Как вам угодно! Как вам угодно!
Маленький доктор немало удивился такой просьбе, он, верно, уже начал задаваться вопросом, а не является ли, часом, Мегрэ родственником этой самой Жажа. Отобрав в своем чемоданчике необходимые инструменты, он неторопливо, но без особого рвения принялся измерять артериальное давление.
Недовольно нахмурившись, он измерил его во второй раз… и в третий. Затем раздвинул халат и принялся оглядывать комнату в поисках чистого полотенца, чтобы положить его между своим ухом и грудью Жажа. Но не нашел. Пришлось воспользоваться собственным носовым платком.
Когда он наконец выпрямился, лицо его выражало огорчение.
— Все ясно!
— Что вам ясно?
— Долго она не протянет! Сердце вконец истрепанное. И вдобавок гипертрофированное, давление просто жуткое!..
— И сколько ей осталось?
— Это уже другой вопрос… Если бы речь шла о моей пациентке, я бы посоветовал ей полный покой, лучше всего за городом, и строжайшую диету.
— И, разумеется, никакого алкоголя!
— Алкоголь ни в коем случае! И абсолютно здоровый образ жизни!
— И вы бы ее спасли?
— Я этого не сказал! Скажем так, я бы продлил ей жизнь на год…
Внезапно Мегрэ и доктор настороженно замолчали, так как ощутили наступившую в комнате неестественную тишину. Оба уже успели привыкнуть к стонам Жажа!
Они разом обернулись в сторону кровати и увидели, что женщина приподнялась на локте и, тяжело дыша, сурово смотрит на них в упор.
Она все слышала, все поняла. И даже, похоже, нашла виновника своего столь болезненного состояния — маленького доктора.
— Вам лучше? — спросил тот, чтобы хоть что-нибудь сказать.
Жажа с молчаливым презрением опустилась на кровать и закрыла глаза.
Доктор, не зная, понадобится ли он еще комиссару, начал не спеша укладывать инструменты в свой чемоданчик, должно быть ведя сам с собой беззвучную беседу, так как время от времени одобрительно кивал головой.
— Вы можете идти! — сказал Мегрэ, когда тот собрался. — Вроде бояться уже больше нечего?
— В ближайшее время, во всяком случае…
Когда доктор ушел, Мегрэ присел на стул, возле кровати, и набил трубку, так как от аптечного запаха. Царившего в комнате, ему становилось дурно. Точно так же захотелось комиссару избавиться и от тазика с кровавой водой, — ею омывали рану, — не придумав ничего лучшего, он просто задвинул его под шкаф.
Движения комиссара были спокойными, но как бы через силу. Взгляд его лег наконец на лицо Жажа, еще более опухшее, нежели обычно. Возможно оттого, что редкие волосы, откинутые назад, открывали широкий выпуклый лоб с небольшим шрамом возле виска.
Слева от кровати стоял диван.
Жажа не спала. Мегрэ нисколько в том не сомневался. Слишком неровно она дышала, а опущенные ресницы нет-нет да подрагивали.
О чем думала Жажа в эти минуты? Она знала, что комиссар сидит рядом и смотрит на нее. Знала теперь, что организм ее ослаблен и ей недолго осталось жить.
О чем же она думала? Какие картины проносились за этим выпуклым лбом?
Внезапно Жажа привстала судорожным движением и, смотря на Мегрэ широко раскрытыми от страха глазами, прокричала:
— Не оставляйте меня одну!.. Мне страшно!.. Где он?.. Где этот маленький человек?.. Я не хочу.
Мегрэ наклонился к ней и неожиданно для себя успокаивающим тоном произнес:
— Лежи спокойно, моя бедная старушка!
Конечно, старуха! Толстая несчастная старуха, дышащая перегаром, с распухшими слоновьими ногами.
Немудрено, что ей и ходить-то трудно!
Но сколько километров прошла она в свое время у ворот Сен-Мартен на одном пятачке тротуара!
Жажа послушно откинула голову на подушку.
Хмель, похоже, уже почти выветрился. По крайней мере, услышав, как внизу, в задней комнате бара, полицейский, обнаружив бутылку, наливает себя в рюмку вина, она озабоченным трезвым голосом спросила:
— КТО ЭТО?
Тут же до нее донеслись и другие звуки. Далекие шаги на улице, затем уже совсем отчетливо запыхавшийся женский голос — видимо, бежала — воскликнул:
— А почему в баре нет света?.. Неужто…
Робкий стук в ставни. Находившийся внизу полицейский отправился открывать дверь. Послышались какие-то звуки из бара, задней комнаты и наконец быстрые шаги по лестнице.
Жажа бросила испуганный и тоскливый взгляд на Мегрэ. И едва удержалась от крика, увидев, что тот направился к двери.
— Вы оба можете быть свободны! — бросил комиссар и отодвинулся в сторону, пропуская Сильви.
Та вошла в комнату и замерла посередине, положив руку на заколотившееся сердце. И даже забыла снять шляпу. Неотрывно смотрела на кровать, но явно ничего не могла понять.
— Жажа…
Уже успевший выпить полицейский теперь угощал напарника, снизу доносился звон рюмок. Затем входная дверь приоткрылась и вновь закрылась. Шаги стали удаляться по направлению к порту.
Мегрэ сидел так тихо и неподвижно, что можно было и вовсе забыть о его присутствии.
— Жажа, бедненькая ты моя…
Но к кровати Сильви не бросилась, заметив направленный на нее холодный взгляд старухи.
А повернулась к Мегрэ и прошептала:
— Она?..
— Что — она?
— Ничего… Не знаю… Что с ней?
Странное дело: несмотря на закрытую дверь и довольно далекое расстояние, снизу доносилось громкое тиканье, такое торопливое и отрывистое, что казалось, у будильника началось головокружение и он сейчас упадет и разобьется.
Жажа вновь могла забиться в истерике. Это чувствовалось по тому, как сотрясалось и сжималось ее большое рыхлое тело, как горели ее глаза, как она облизывала высохшие губы. Но старая больная женщина лежала, вытянувшись во весь рост, и усилием воли заставляла себя сдерживаться. Вконец растерявшись, Сильви уже не знала ни что ей делать, ни куда идти, ни как вести себя, и просто стояла посреди комнаты, опустив голову и скрестив руки на груди.
Мегрэ курил. Теперь можно не торопиться! Он уже не сомневался, что замкнул круг.
Все окончательно прояснилось, и никаких сюрпризов впереди уже не предвиделось. Каждый персонаж этой истории занял свое законное место: мать и дочь Мартини вместе с господином Птифисом описывали вещи на вилле. Гарри Браун в отеле «Провансаль» продолжал заниматься делами, звонил по телефону, рассылал телеграммы и спокойно дожидался результатов расследования…