В этот миг затрезвонил телефон. Найджел недовольно поворчал что-то, но трубку все-таки снял.
— Это ты, Найджел? — услышал он взволнованный голос Гарденера. — Мне срочно надо тебя увидеть. Утром я не все рассказал тебе о Кембридже, это очень глупо с моей стороны. Можешь сейчас ко мне приехать?
— Да, — охотно отозвался Найджел на призыв друга, — конечно же.
Вот и отлично, поужинаем вместе.
— Спасибо, Феликс.
— Приезжай поскорее.
— Бегу, Феликс! — и оба повесили трубки.
Найджел едва не закричал от радости. Проблема решена! Он помчался в ванную, принял душ, причесался, надел свежую сорочку. Желая восстановить свою репутацию в глазах Аллейна, он набрал номер квартиры Сюрбонадье, звонил долго, но на другом конце провода никто не отвечал. Значит, Аллейна там уже нет. Что же, Найджел дозвонится ему позднее. Схватив шляпу, он стремглав скатился по лестнице, остановил такси, назвал водителю адрес Гарденера и откинулся на сиденье. Только тут он оценил прозорливость старшего инспектора: ведь Аллейн знал, что Гарденер может рассказать кое-что еще о художествах Артура Сюрбонадье в студенческие годы. Постепенно Найджела все больше захватывала неотступная, навязчивая мысль. Он бы и рад был отмахнуться от нее, как от назойливой мухи, но она упорно преследовала его. И тут на журналиста будто снизошло озарение.
— Вот оно что! — зашептал он. — Господи, какой же я осел!
Догадка превратилась в неопровержимую истину, про себя он воскликнул: «Бедный Феликс!»
Тем временем в квартире Сюрбонадье уже совсем стемнело...
ГЛАВА 14
ГАРДЕНЕР ПРЕДАЕТСЯ ВОСПОМИНАНИЯМ
— Найджел, если не возражаешь, — начал Гарденер, — я сразу выложу то, что меня тяготит, как говорится, выпущу пар.
Феликс уже не выглядел таким измученным. У него был вид человека, принявшего решение и обретшего душевное равновесие.
— Когда ты утром был здесь, я места себе не находил. Всю ночь меня преследовала мысль об ужасной участи Артура Сюрбонадье, а с рассвета стал одолевать страх: Аллейн видит во мне преступника, подозревает меня в злом умысле. Это чувство передать на словах невозможно. Будь я виновен, и то, наверное, так не боялся бы. Меня охватила паника: полиции ничего не докажешь! Что бы Найджел ни говорил, всем представляется очевидным — убийца я!
— Ерунда!
— Надеюсь, что так, но в тот момент я думал иначе, Впрочем, я вообще толком не мог ни о чем думать. Утром ты спросил о процессе, и я сразу решил, что ты ко мне подослан. Аллейн, мол, рассчитывает, что я не стану скрытничать перед другом. Это было ужасно — нет, нет, не перебивай! Вот почему я не сказал всей правды, солгал, что едва был знаком с Артуром в те дни. Неправда, мы с ним сразу сошлись, и лишь впоследствии я осознал, какой он негодяй. Я был молод и глуп, спешил «прожигать жизнь», «испить чашу удовольствия до дна»... Однажды Артур позвал меня на вечеринку, оказавшуюся на поверку сборищем наркоманов.
— Господи! — ужаснулся Найджел.
— Да, я был там, правда, всего раз, и вынес самое мерзкое впечатление. Я едва притронулся к зелью, и меня оно почти не разобрало, но наутро мне стало стыдно, и я решил положить всему конец, начать жизнь заново. Я отправился к Сюрбонадье, чтобы объявить о своем решении. Но он еще не протрезвел и вдруг — ни с того, ни с сего начал мне исповедоваться. Наговорил всякой всячины про дядю, а потом еще завел речь о... о Стефани Воэн.
Гарденер замолчал, но, поколебавшись, продолжил:
— Я видел ее, она приезжала с театром — ставили «Отелло». Если скажу, что полюбил ее с первого взгляда, ты сочтешь это высокопарной банальностью. Однако это правда. И когда он стал хвастаться своей близостью с ней, я возненавидел Сюрбонадье. Он похвалился, что через дядю добывает ей главные роли. Потом обрушился на Сэйнта: он, мол, замешан в торговле наркотиками и погряз во всех смертных грехах. Стефани же казалась мне воплощением чистоты и целомудрия, и я представил, каково приходится ей в подобном окружении. Мне чуть не сделалось дурно, все это походило на кошмар. И вот когда Сюрбонадье похвастался, что мог бы при желании нанести дяде страшный удар, я стал его раззадоривать. Он жаловался, что дядя не дает ему денег, пришлось залезть в долги. «Я знаю о нем все и могу его погубить!» — распалялся Артур. Тут-то ему и пришло в голову написать под чужим именем в газету, я горячо поддержал его затею. Мысли о статье целиком завладели им. Я ушел, с тех пор наши отношения прервались. Когда статья появилась в «Морнинг экспресс», я сразу понял, кто ее автор. Однажды мы с ним случайно встретились, и я его успокоил: меня он может не опасаться. И, действительно, сегодня я впервые нарушил данное ему слово.
— Что тебя побудило мне это рассказать? — спросил Найджел.
Гарденер ответил не сразу.
— Я подумал, полицейские начнут копаться в прошлом Сюрбонадье, и выяснится, что мы давно были знакомы.
— Покрывая Сюрбонадье, ты едва не навлек подозрение на самого себя. Теперь же ни у кого и мысли подобной не возникнет.
— Все были напуганы — даже Стефани. Бог мой, неужто и на нее пала тень?
— Не беспокойся о ней, подумай о себе.
— Найджел, скажи мне правду: не закралась ли и тебе в душу сомнение на мой счет?
— Честное слово, нет!
— Ия даю тебе слово, что не виновен в смерти Сюрбонадье. Стефани тоже абсолютно чиста. Есть одно обстоятельство, о котором я не могу пока рассказать, но, поверь, мы оба ни при чем.
— Я тебе верю, старина!
— Мне делается легче от твоих слов, — приободрился Феликс Гарденер. — Давай ужинать.
Еда была отменной, вино — на редкость хорошим. За столом разговор шел на самые разные темы, не боялись касаться и убийства, и уже не было между друзьями недавней натянутости.
Вдруг Гарденер сказал:
— Лучше не думать об этом, но будущее семьи Саймсов рисуется мне в самых мрачных тонах.
— Тебе-то что за дело? Расскажи лучше, как идут дела в «Единороге».
— Ты о спектакле? Представляешь, Сэйнт всерьез поговаривает о возобновлении «Крысы и Бобра» — и как можно скорее.
— Что?!
— То, что слышишь. Как только полиция уберется из театра. Конечно, я отказался от роли, и Стефани сделала то же самое. Однако остальные поворчали, согласились. Сэйнт считает, что убийство Сюрбонадье — лучшая реклама для спектакля и народ теперь на него валом повалит.
— А что ты собираешься делать?
— Пока не знаю, там видно будет. Ведь «Единорог» — не единственный театр в Лондоне. Этот несчастный случай послужил и мне отличной рекламой: сочувствие обывателей плюс нездоровый интерес к убийцам и покойникам.
Они перешли в гостиную, расположились у камина, и тут в дверь позвонили. Вошел слуга и подал хозяину письмо.
— Его только что доставил рассыльный, сэр. Ответ не требуется.
Гарденер вскрыл конверт и достал из него сложенный листок.
Найджел, закурив сигарету, стал расхаживать из угла в угол, в задумчивости постоял у фотографии, на которой был изображен брат Гарденера. Его размышления были прерваны неожиданным возгласом Феликса.
— Господи!.. — бормотал он. — Кому это понадобилось?!
Он протянул листок Найджелу: одна-единственная напечатанная на машинке фраза, смысл которой поверг журналиста в трепет:
«Если твоя работа и жизнь тебе дороги, не суйся в чужие дела, иначе будет «бобо» не только ножке!»
Найджел и Гарденер недоуменно уставились друг на друга.
— Ты что-нибудь понимаешь? — наконец спросил журналист.
— Не больше, чем ты.
— У тебя и впрямь болит нога?
— Да, я же говорил, мне кто-то наступил на нее в потемках.
— Кто-то, от кого пахло духами Джекоба Сэйнта?
— Я не ручаюсь, мне так показалось.
— Послушай, это не шутка. Мы должны показать письмо Аллейну.
— Избави Бог!
— Нельзя скрывать от полиции подобные вещи. Позволь, я ему сейчас же позвоню.
— Где можно застать его в такой час?
Найджел задумался: Феликсу, пожалуй, незачем знать, что Аллейн находится в квартире Сюрбонадье.
— Его может не быть дома, — сказал журналист вслух, чтобы утаить от Феликса, куда звонит инспектору. Долгие гудки в трубке — снова в квартире на Джералдз Роу никто не отвечал. Найджелу стало немного не по себе, в душу закралось легкое беспокойство.
— Никто не подходит?
— Можно набрать служебный номер в Скотланд-Ярде, но повременим с этим.
Следующий час они провели, строя самые различные предположения относительно авторства письма. Гарденер не допускал и мысли, что к этому может быть причастен Сэйнт, а Найджел утверждал, что такой человек, как Джекоб способен на все.
— Если убийца он... — начал очередную фразу журналист, но Гарденер перебил его:
— Я не уверен, что это так. Возможно, впрочем, он опасается, что я знаю от Сюрбонадье о его махинациях и могу вывести его на чистую воду.
