Так они и стояли маленькой группой в саду. Мегрэ, Люкас и два инспектора полиции глядели на распухшее лицо Мишонне, тогда как Эльза, отвечая на вопросы, пыталась привести в порядок свой туалет.
Трудно сказать, почему все это не поднялось до уровня трагедии или хотя бы драмы, а, скорее, напоминало буффонаду.
И все же это раннее утро не прошло напрасно. Так же не были напрасны усилия Мегрэ и его помощников. Все устали и проголодались.
Но ситуация изменилась в худшую сторону, когда на автостраде показалась довольно приличного вида женщина, неуверенно переставляющая ноги. Вскоре она подошла к решетке ворот, не без труда открыла их и, завидев Мишонне, вскричала:
— Эмиль!
Это была г-жа Мишонне, не столько растерянная, сколько окончательно отупевшая. Вытащив из кармана платок, она разразилась слезами.
— И еще он с этой бабой! Надо же!
Почтенная толстая матрона, оглушенная навалившимися на нее неприятными событиями, искала успокоения в горестных, но благодатных и спасительных рыданиях.
Мегрэ было забавно наблюдать за Эльзой, видеть, как заметно изменялось выражение ее лица, когда она поочередно разглядывала присутствующих. А лицо ее и в самом деле было очень красивым и тонким, и его правильные черты казались то напряженными, то как бы заострялись.
— Что вы намеревались делать в колодце? — добродушно спросил Мегрэ, но в его словах можно было услышать и другое, например: «Ну что, дело вроде бы с концом? Между нами говоря, хватит ломать комедию!»
Она это и сама понимала. Губы ее слегка растянулись в иронической улыбке.
— По-моему, мы устроены так же, как крысы, — заявила она. — Только и знаем, что чувствуем голод, жажду, холод. И тем не менее сейчас мне бы хотелось немного заняться туалетом. Потом посмотрим…
Она не дурачилась, а говорила вполне искренне.
Эльза была совершенно одинока в окружении этих людей и, ничуть не смущаясь, весело смотрела на исходившую слезами г-жу Мишонне, на ее жалкого супруга. Затем обернулась к Мегрэ, и он прочел в ее взгляде: «Бедняги, до чего же убоги! Ну, а мы с вами — одного поля ягоды, разве не так? Сейчас поболтаем… Конечно, ваша взяла. Но согласитесь, ведь и я неплохо сыграла свою роль».
На лице Эльзы — ни страха, ни смущения, ни намека на кривлянье.
Наконец ему открылась истинная Эльза, которая, пожалуй, и сама наслаждалась этим моментом.
— Пойдемте со мной, — сказал ей Мегрэ. — Ты, Люкас, займись Мишонне. А его жена пусть вернется к себе или остается здесь. Все равно.
— Входите. Вы мне не мешаете.
Та же комната на втором этаже с черным диваном и стойким ароматом духов, с тайником за акварелью. Та же женщина.
— А Карла хорошо охраняют? — спросила она, чуть повернув голову и вытянув подбородок в сторону комнаты раненого. — Ведь он может повести себя похлеще Мишонне. Если желаете, можете курить свою трубку.
Эльза налила воды в таз, спокойно сняла с себя платье, так, словно ничего более естественного и быть не может, и осталась в комбинации. В этом не было ни бесстыдства, ни вызова.
Мегрэ подумал о своем первом посещении дома Трех вдов, об Эльзе, загадочной и далекой, словно какая-то женщина-вамп из кинофильма, тревожной и нервирующей атмосфере, какую ей удается создавать вокруг себя.
А ее рассказы о родительском замке, о няньках и гувернантках, о редкостно строгом отце? Неужели все это он услышал из уст взбалмошной и развращенной девчонки?
Нет, конечно. Теперь все стало ясно. Иные жесты красноречивее любых слов: эта манера снимать с себя платье или глядеться в зеркало, прежде чем умыть лицо водой…
Перед ним стояла проститутка, заурядная и вульгарная, здравомыслящая и порочная.
— Признайтесь, комиссар, поймала я вас на удочку?
— Да, но ненадолго.
Она вытерла лицо уголком махрового полотенца.
— Ну, положим! Вы не очень-то хвастайте: еще вчера, когда вы были здесь и я позволила вам краешком глаза увидеть всего лишь одну мою грудь, так у вас и то пересохло в горле и лоб покрылся испариной. Ну теперь вам это, конечно, безразлично. Хотя, между прочим, я далеко не уродлива.
Она прогнулась в пояснице, выпятила грудь и с удовольствием принялась разглядывать свое гибкое, едва прикрытое тело.
— Между нами, что это так сильно растревожило вас? Я допустила какую-нибудь ошибку?
— Не одну, а несколько.
— Какие же?
— Ну, например, вы слишком много говорили о замке и парке в Дании. Когда люди действительно живут в замке, они называют его, скорее, домом или, быть может, усадьбой.
Она отдернула занавеску, за которой висели ее платья, и стала нерешительно перебирать их.
— Вы, конечно, повезете меня в Париж? И там, конечно, будут фотокорреспонденты?.. Что вы скажете об этом зеленом платье?
Она подержала платье перед собой, чтобы получше разглядеть его.
— Нет. Черный цвет мне больше к лицу. Пожалуйста, дайте мне огня.
Она рассмеялась: несмотря ни на что, Мегрэ все-таки был несколько смущен исходившими от нее эротическими флюидами, особенно сейчас, когда она подошла к нему, чтобы прикурить.
— Ну, ладно! Сейчас же оденусь, а то, как говорится, получается одна смехота.
Даже такие жаргонные словечки, окрашенные иностранным акцентом, звучали в ее устах с особой прелестью.
— Когда вы стали любовницей Карла Андерсена?
— Я ему не любовница. Я его жена.
Она провела косметическим карандашом по бровям, слегка оживила румянец на щеках.
— Вы поженились в Дании?
— Вижу, что пока вы еще ничего не знаете. И, пожалуйста, не рассчитывайте на мою болтливость. Это было бы против игры. Но все равно долго вы меня не продержите. Кстати, через сколько времени после ареста вы берете отпечатки пальцев, делаете антропометрические замеры и прочее?
— Всему этому вы подвергнетесь очень скоро.
— Тем хуже для вас. Вы установите, что мое настоящее имя Берта Круль, что три с лишним года назад копенгагенская полиция арестовала меня. А датское правительство потребует моей выдачи. Что ж, я готова… Теперь, если позволите, пойду и съем чего-нибудь. Здесь чувствуешь себя вроде как в заключении, вы не находите?
Она подошла к окну и открыла его. Затем вернулась к двери. Мегрэ опередил ее и вышел первым. Тогда она внезапно захлопнула за ним дверь, повернула ключ и задвинула засов. Комиссар тут же услышал ее быстрые шаги по направлению к окну.
Будь вес Мегрэ килограммов на десять меньше, ей, несомненно, удалось бы сбежать. Однако, не потеряв и четверти секунды после того как засов был задвинут, комиссар с разбега всей своей массой надавил на дверь и с первого же толчка высадил ее. Дверная панель вместе с выдранными петлями и замком с грохотом рухнула на пол.
Эльза сидела верхом на подоконнике, не решаясь спрыгнуть на траву.
— Слишком поздно, — тихо бросил он.
Слегка задыхаясь, она обернулась в его сторону.
— Да уж, было ради чего наряжаться в такой шикарный туалет, — сказала она с горькой самоиронией, показывая свое разорванное платье.
— Вы даете мне слово, что больше не попытаетесь бежать?
— Нет, не даю.
— В таком случае предупреждаю: буду стрелять при малейшем подозрительном движении.
С этой минуты револьвер оставался в его руке.
Когда они проходили мимо комнаты Карла, Эльза спросила:
— Комиссар, как вы думаете, он поправится? Ведь в нем сидят две пули.
Хотя он внимательно наблюдал за ней, но в этот момент затруднился бы определить ее состояние. Все же ему показалось, что лицо ее выражает одновременно и сострадание, и озлобленность.
— Тут есть и его вина, — заключила она, как бы желая успокоить свою совесть. — Только бы в этом доме нашлась хоть какая-нибудь еда.
Мегрэ последовал за ней на кухню, где, порыскав по стенным шкафчикам, она нашла банку лангустов.
— Вы не откроете мне ее? Пожалуйста, откройте. Обещаю не воспользоваться этим, чтобы удрать.
Между ними установилась странная сердечность, которую Мегрэ не мог не оценить. В их отношения вкралось даже нечто интимное, разумеется, без всяких задних мыслей с ее или с его стороны.
Ей импонировало присутствие этого крупного и невозмутимого мужчины, который хотя и одержал над ней верх, но сам, как ей думалось, был ошеломлен ее лихостью. Он же просто наслаждался — и, быть может, даже слишком — этой странной близостью, столь непохожей на привычные отношения между людьми.
— Вот вам, ешьте побыстрей.
— А что, разве уже надо отправляться?
— Об этом ничего не знаю.
— Еще раз — между нами: что вам удалось выяснить по существу?
— Не имеет значения.
— А этого идиота Мишонне вы тоже увезете с собой? Именно его-то я и боялась больше всего. Только что, когда мы с ним стояли на дне колодца, я решила, что мне конец. У него от злобы аж глаза на лоб полезли, он душил меня изо всех сил.
