Прокурор закивал, всем своим видом выражая бурное одобрение. Квин молча сидел и глядел себе под ноги.
— Давайте немного пофантазируем, что могло содержаться в шляпе, — продолжал Эллери, протирая свое пенсне. — Если принимать во внимание размеры шляпы и ее форму, возможности что-то спрятать в ней довольно ограничены. Все, что мне приходит в голову — это какие-нибудь бумаги, драгоценности, деньги или иные мелкие ценные предметы, которые не так-то просто сразу обнаружить-, если они спрятаны в цилиндре. Ясно, что искомый предмет вряд ли просто лежал в шляпе, потому что всякий раз выпадал бы при попытке снять и надеть ее. Потому мы просто не можем не предположить, что данный предмет, каков бы он ни был, спрятан за подкладкой шляпы. Это еще более ограничивает наш список. Из него исключаются твердые, сколько-нибудь крупные предметы. Спрятать можно было небольшую драгоценность, деньги или документы. Судя по тому, что мы знаем про Фильда, драгоценности исключаются. Если он и носил с собой что-то ценное, то оно наверняка было как-то связано с его родом занятий.
И еще один момент следует принять во внимание при этом беглом анализе проблемы цилиндра. Причем, господа, обращаю ваше внимание на то, что это соображение в скором будущем может стать главной зацепкой во всем деле и привести к радикальному повороту расследования. Для нас крайне важно установить, знал ли убийца заранее, что ему придется взять цилиндр Монти Фильда с собой. Другими словами — предполагал ли убийца, какое значение имеет шляпа Фильда? Я утверждаю: если судить по фактам, которыми мы располагаем, — а они выстраиваются настолько логично, насколько вообще могут логично выстраиваться факты, — можно доказать, что убийца об этом заранее ровным счетом ничего не знал.
Посмотрим на следующий факт. Поскольку — цилиндр Монти Фильда отсутствует и поскольку рядом с телом не было найдено никакого другого цилиндра, мы имеем неоспоримое доказательство, что убийце было чрезвычайно важно унести его с собой. Вы согласитесь со мной, что — а я уже имел случай указать на это — весьма вероятен унос шляпы убийцей. Так вот, если отвлечься от вопроса, почему именно он ее унес, перед нами открываются две возможности: первая — убийца заранее знал, что ему придется ее унести; вторая — он не знал этого заранее. Давайте поглядим, что вытекает из первого допущения. Если бы он знал заранее, то, подсказывает нам здравый смысл, он предпочел бы принести с собой в театр какую-нибудь шляпу, какой-нибудь другой цилиндр, чтобы подменить им цилиндр Фильда — это лучше, чем оставлять столь явный след, как отсутствие головного убора. Принести с собой шляпу на замену — надежней всего. Ведь в таком случае убийца не имел бы никаких проблем с подлинной шляпой Фильда. Он вполне мог заблаговременно раздобыть достаточную информацию о размере цилиндра, об особенностях той модели, которую носил Фильд, и прочих мелких деталях — но все это только в том случае, если бы он знал заранее, какое значение имеет цилиндр. Но в наличии нет никакой подменной шляпы. При столь тщательно спланированном преступлении, каковым является это, мы вправе были рассчитывать на существование подменной шляпы. Поскольку же ее нет, нам остается только одно умозаключение: убийца ничего не знал о значении шляпы Фильда, иначе он наверняка догадался бы оставить другую шляпу. И полиции никогда бы не пришло в голову, что шляпа Фильда вообще имеет какое-то особое значение.
Следующий пункт моего рассуждения, который может подтвердить его правильность: даже если бы убийца по каким-то причинам не желал оставлять подменной шляпы, он непременно подготовился бы к тому, чтобы вырезать то, что содержалось в шляпе. В таком случае ему бы пришлось заранее запастись каким-либо острым предметом, скажем, перочинным ножом. Шляпа со вспоротой подкладкой — даже наспех, неаккуратно — не создала бы и десятой доли тех сложностей, которые создает шляпа отсутствующая. Убийца, вне всякого сомнения, предпочел бы такой вариант развития событий, знай он о содержимом шляпы заранее. Но именно так он и не поступил. Как представляется, этой доказывает в значительной мере, что убийца до того, как прийти в Римский театр, не знал, что ему придется взять с собой шляпу, либо ее содержимое. Что и требовалось доказать.
Прокурор, поджав губы, смотрел на Эллери. Инспектор Квин под действием этих логических рассуждений, казалось, впал в полную летаргию и совершенно оцепенел. Его рука так и застыла на полдороге от табакерки к носу.
— О чем, собственно, ты рассуждаешь, Эллери? — осведомился Сампсон. — Почему для тебя столь важно, что убийца не знал заранее о назначении цилиндра?
Эллери улыбнулся.
— Но ведь это так просто. Преступление произошло после начала второго акта. Я хотел прийти к убеждению, что убийца, поскольку он не догадывался о значении шляпы, не мог использовать первый перерыв, включив его каким-то образом в свой план… Разумеется, где-нибудь в здании театра шляпа Фильда тоже может обнаружиться, и тогда все мои логические рассуждения утратят свою ценность. Но… Я не верю, что это произойдет.
— Твой анализ, возможно, мог быть немного проще, мальчик мой, но мне он представляется, бесспорно, логичным, — кивнул Сампсон. — Тебе следовало пойти в юристы.
— Интеллект Квинов не знает поражений, — вдруг рассмеялся инспектор. — Но позволю себе обратить внимание еще на один след, который, возможно, как-то связан с загадкой цилиндра. Тебе не бросилась в глаза этикетка на пальто Фильда? Не вспомнишь, где оно было сшито?
— Нет ничего легче, — ответил Эллери. Он достал один из небольших томиков, которые были рассованы у него по карманам, открыл его и показал запись на внутренней стороне обложки. — «Братья Браун». Не более и не менее.
— Верно! И я рано утром пошлю Велье, чтобы проверить эту линию, — сказал инспектор. — Ты, вероятно, обратил внимание, что одежда Фильда — исключительно высокого качества. Его вечерний костюм стоит не менее трехсот долларов. А «Братья Браун» как раз та фирма, которая отлично шьет, но и заламывает соответствующие цены. В этой связи отмечу еще один пункт: вся одежда покойного была с этикетками той же фирмы. Для человека богатого в этом нет ничего удивительного: у «Браунов» клиента одевают с ног до головы. А если так, то напрашивается предположение, что…
— Что фильд покупал там и свою шляпу! — воскликнул Сампсон так, будто был необыкновенно горд своим открытием.
— Верно, о великий Тацит, — сказал, ухмыляясь, Квин. — Велье займется проверкой этой версии с одеждой и, если возможно, закажет точную копию цилиндра Фильда. Мне уже просто не терпится взглянуть на него. Сампсон вдруг раскашлялся.
— Наверное, мне лучше будет лечь в постель, — сказал он. — Я, собственно, явился сюда лишь затем, чтобы помешать тебе посадить в кутузку мэра города. Ох, старина, до чего же разозлился мой друг! Мне это еще не раз аукнется.
Квин поглядел на него, как-то неуверенно улыбаясь.
— Прежде чем ты уйдешь, Генри, я бы очень хотел услыхать твое мнение о том, как я действовал сегодня вечером. Наверное, я превысил полномочия, но ведь ты должен признать, что это было необходимо. Может, ты хочешь, чтобы за расследование взялся кто-то из твоих людей?
Сампсон уставился на него.
— С чего это ты решил, что я недоволен тем, как ты ведешь расследование, старина? — проворчал он. — Я никогда не давал тебе строгих предписаний и не собираюсь давать после стольких-то лет. Если уж ты не сможешь успешно завершить это дело, то я не знаю, кто сможет. Мой дорогой Квин, валяй в том же духе. Можешь арестовать хоть половину Нью-Йорка, если сочтешь нужным. Я тебя поддержу.
— Спасибо, Генри, — сказал Квин. — Я просто хотел лишний раз убедиться. А теперь, раз уж тебе так нравится, как я веду дело, можешь полюбоваться на мой следующий шаг.
Он быстро прошел по кабинету и, приоткрыв дверь приемной, крикнул:
— Мистер Панцер! Зайдите на минутку! Когда директор театра появился в кабинете, Квин представил ему прокурора Сампсона. Мужчины пожали друг другу руки.
— Ну, мистер Панцер, — продолжал Квин, — у меня есть еще одно поручение для вас. Я хочу, чтобы театр пока был закрыт. Заприте его так, чтобы и мышь не проскочила.
Панцер побледнел. Сампсон пожал плечами, как бы говоря — я тут ни при чем.
— Но… Но, инспектор! Именно сейчас, когда у нас каждый день полный аншлаг! — простонал директор. — Это так уж необходимо?
— Это настолько необходимо, дорогой мой, — холодно ответил инспектор, — что я оставляю двух полицейских для непрерывного наблюдения за зданием.
Панцер в отчаянии заломил руки и умоляюще поглядел на Сампсона.
Но прокурор повернулся к ним спиной и погрузился в созерцание висевшей на стене картины.
— Это ужасно, инспектор! — жалобно вскричал Панцер. — Я представляю, что будет с Гордоном Дэвисом, нашим продюсером… Но, разумеется, если вы распорядились, так все и будет.
