Делла Стрит негодующе прервала:
– Как же он выкрутится на суде, если изменил свои прежние показания?
– Очень просто, – ответил Мейсон. – Заявит во всеуслышание, что когда первый раз давал показания, то немного запутался и поэтому назвал время то ли пятнадцать минут первого, то ли три часа, и что я неправильно его понял, и что он боялся с определенностью назвать лунатика Кентом, не желая быть превратно истолкованным, но чем больше он думал над этим, тем более убеждался, что это был Кент, и что неважно, превратно истолкуют его мотивы или нет, но это его долг – говорить правду. При перекрестном допросе он сделает еще целую кучу весомых добавлений.
– Вы хотите сказать, что он собирается дать заведомо ложные показания?
– Нет, старый индюк будет считать, что говорит чистую правду. Ладно, черт с ним и со всем этим! Но вот телефонный звонок позволит мне разнести его по пням и по кочкам. Он не спал в три часа утра.
– Есть ли шанс, что Мэддокс заказал разговор, не поставив Дункана в известность?
– Я так не думаю. Слишком маловероятно! Тот факт, что они утром совещались, доказывает, что Мэддокс даже и не пытается утаить что-то от Дункана. Я подумал было, что Мэддокс вообразил, что может обойтись и без него, но это не вяжется с другими фактами.
Дрейк снова взглянул в блокнот.
– Есть и еще кое-что, – сказал он. – Ты знаешь, в какое время Харрис, как он утверждает, заметил, что ножа нет в ящике буфета?
– Где-то вечером, – заметил Мейсон, – я не знаю, когда точно. А в чем дело?
– В том, – ответил Дрейк, – что, думаю, теперь мы сможем доказать, что нож был в ящике.
– Как?
– Благодаря дворецкому. Один из моих людей представился ему как репортер и переговорил с ним. Он чуть не лопнул от важности и с готовностью выложил все, что только знал. Дворецкий сказал, что, прежде чем уйти к себе в комнату, он прошел к буфету в поисках какой-то вещи и отчетливо помнит, что в это время нож был на своем месте в ящике.
– Во сколько это было?
– Он не мог сказать точно. Уже после того, как вымыли посуду и убрали. Но посуды было много, и времени на это ушло немало, так что он полагает, уже после отъезда Харриса в Санта-Барбару. Если этому верить, то выходит, что, возможно, ножа и не было в ящике, но его положили туда, когда племянница Кента запирала замок.
Мейсон нахмурился:
– Кому могло понадобиться забрать нож из ящика, а затем положить его обратно?
Дрейк пожал плечами. Мейсон добавил:
– Это утверждение лишено смысла, Пол. Лично я не слишком доверяю дворецкому. Харрис, скорее всего, говорил правду. Если нож был в ящике, когда буфет запирали, то Кент не смог бы его достать. Ключ ведь только один.
– Конечно, – протяжно заметил Дрейк, – если не принимать во внимание, что людям давно известно, как открывать замки без ключа.
– Здесь это не проходит, Пол, – ответил Мейсон с раздражением.
– А почему?
– Лунатик не может взломать замок. Если у него есть ключ или он знает, где ключ находится, он, возможно, и откроет замок, но не думаю, что в состоянии его взломать. В этом что-то есть, что никак не укладывается в теорию лунатизма… Куда отправилась Дорис Кент после того, как вышла от меня, Пол?
– Прямиком в контору своего адвоката.
– А потом?
– Отбыла в Санта-Барбару.
– Твой человек следит за ней?
– Их двое.
– Ты, помнится, сказал, что на ручке ножа не было отпечатков пальцев, – внезапно спросил Мейсон.
– Во всяком случае, таких, которые указывали бы на Кента. Отпечатки были, но смазанные. Полицейские пришли к выводу, что их размазали то ли о простыню, то ли о наволочку подушки. Или, что еще хлеще, либо ты, либо Эдна «случайно» затерли их. Но это не те отпечатки, о которых твердо можно утверждать, что они принадлежат Кенту. Репортер выудил эту информацию прямо у эксперта-дактилоскописта и выложил ее мне как на блюдечке.
– Но если отпечатков пальцев Кента на ноже не было, – заметила Делла Стрит, – как же могут они его держать под стражей? Только из-за того, что нож был найден у него под подушкой? Ведь это еще не доказывает его вины.
– Как ни крути, – ответил Мейсон, – но все упирается в Дункана. Если мне удастся поколебать его утверждение, что он видел именно Кента, тогда дело в шляпе. Если же я не смогу опровергнуть показания Дункана, тогда мне остается только напирать на то, что это случай лунатизма. Тогда мне придется доказать, каким образом в руки Кента попал нож. Если он взял его из буфета загодя – до того как отправился спать, – тогда речь идет о злом умысле и все эти прогулки во сне – мистификация и хитрый расчет. Если он не брал ножа из буфета до того, как пошел спать, тогда он не мог этого сделать и впоследствии, потому что ящик был заперт, а единственный ключ всю ночь находился у Эдны. – Мейсон вновь начал расхаживать по офису.
– Сдается, тебе следует уцепиться за показания дворецкого, – мрачно посоветовал Дрейк. – Вкупе с телефонным звонком этого будет достаточно, чтобы поколебать позицию обвинения.
– С телефонным звонком все о’кей, Пол, – ответил Мейсон. – Что-то подсказывает мне, что это может оказаться палочкой-выручалочкой, но вот эти дела с ножом я не могу вычислить. Почему-то здесь не сходятся концы с концами. Есть что-то такое… – Он умолк, а глаза расширились, как от внезапного озарения. Затем тихо присвистнул.
– Ну, что еще? – спросил Дрейк.
Мейсон ответил на вопрос не вдруг, а какое-то время стоял, пристально и мрачно уставившись на сыщика. Затем медленно произнес:
– Пока это только теория, Пол.
– Стоит ли овчинка выделки? – поинтересовался сыщик.
– Будь я проклят, если знаю, – ответил Мейсон, – это станет ясно, когда я заштопаю в ней несколько дыр.
Он повернулся к секретарше:
– Делла, нам с тобой придется кое-чем заняться.
– Чем именно? – спросила та.
Мейсон улыбнулся ей и ответил:
– Расскажу после того, как уйдет Пол Дрейк.
– Настолько плоха теория? – поинтересовался Дрейк, медленно высвобождая тело из кресла, в котором сидел, как обычно, поперек, свесив ноги с подлокотника. Оказавшись в вертикальном положении, он в несколько длинных шагов достиг двери, ведущей в коридор, и открыл ее.
– Подожди минуту! – окликнул его Мейсон. – Есть одна вещь, которую можешь сделать и ты. Я хочу поговорить с Эллен Уорингтон. Как полагаешь, сможешь ты доставить ее сюда прямо сейчас?
– Почему бы и нет, мои люди следят за всеми, кто замешан в этом деле.
– Этот парень, с которым она помолвлена, – Боб Пизли – держит скобяную лавку, не так ли?
– Кажется, да! Точно, да! А что?
– Не задавайся вопросами, – ответил Мейсон, – лучше в темпе доставь сюда Эллен Уорингтон!
– И это все, что мне положено знать? – спросил Дрейк.
Мейсон кивнул:
– Чем меньше ты будешь знать о том, что происходит, тем меньше тебя будет мучить совесть.
Дрейк ответил, протяжно выговаривая слова:
– Дьявольщина! Имей я совесть, ты даже и разговаривать со мной не стал бы, не говоря уж о том, чтобы нанимать меня. – И, все еще ухмыляясь, он медленно закрыл дверь за собой.
Эллен Уорингтон сидела в кресле с черной кожаной обивкой прямо напротив Мейсона и выглядела испуганной. Это был час затишья в уличном движении. Служащие разошлись по домам. Наплыв посетителей театров и любителей развлечений еще не выплеснулся на улицы старой части города. Окрашенный в кремовые тона, рассеянный свет от установленного в центре комнаты торшера выгодно подчеркивал все достоинства Эллен – высокая, стройная брюнетка, с большими темными глазами, черными как смоль волосами и ярко-красными губами. Ее руки в черных перчатках нервно разглаживали платье на скрещенных коленях.
– Вопрос в том, – сказал Мейсон, – хотите ли вы сделать что-нибудь для Кента?
– Конечно, хочу!
Мейсон, пристально глядя на нее, заметил:
– А вы взволнованы!
Она засмеялась, но смех застрял где-то в горле.
– Да, я нервничаю, – призналась она. – А как иначе? Какой-то человек хлопает меня по плечу, говорит, что он детектив и что вы хотите видеть меня прямо сейчас. Прежде чем я успела опомниться, он затолкал меня в автомобиль и доставил сюда.
– Вы помолвлены с Бобом Пизли? – спросил Мейсон.
На мгновение в ее глазах появилось выражение недовольства.
– Это имеет отношение к создавшейся ситуации? – спросила она с вызовом.
– Да, имеет!
– Ладно, я помолвлена с ним.
– Почему же вы не выходите за него замуж?
– Предпочитаю этого не обсуждать.
– Я думал, что вы хотите помочь мистеру Кенту.
– Не вижу, как поможет ему то, что вы лезете в мои личные дела.
– Боюсь, – сказал ей Мейсон, – что вам придется поверить мне на слово.
– Мы не женимся из-за финансовых причин.
– У него же скобяная лавка, не так ли?
– Да, так!
– И что, дела идут плохо?
– Слишком много устарелого товара. Он купил лавку вместе с товаром на аукционе. Пройдут месяцы, прежде чем весь этот хлам удастся превратить в деньги, – если это именно то, что вас интересует.
