— Да.
— Ты знаешь его фамилию?
— Нет. В барах к людям редко обращаются по фамилии. — Особенно в таких.
Брюссель… Я посоветовал ему, чтобы ехал из Парижа в Сен-Дени, потом через Компьень и…
— Это все?
— Да. Где-то за час, до того, как пришла эта малютка, он снова начал о Брюсселе. В этот раз хотел узнать, какой там лучший отель. Я ответит, что сам всегда останавливаюсь в «Паласе», напротив Северного вокзала.
— Во сколько ты рассказал об этом Лоньону?
— Около часа. С ним дело не шло так быстро, как с месье. Я тогда еще обслуживал посетителей.
— У тебя есть расписание поездов?
— Если вы интересуетесь поездами до Брюсселя, то нет проблем. Инспектор спустился вниз, чтобы позвонить на вокзал. Ночью уже не было поездов. Первый отходил в пять тридцать утра.
— Он сказал тебе, что собирается ехать?
— Он не обязан был мне ничего говорить.
— Как ты думаешь, что он делал до пяти утра?
— А что бы вы делали?
Мегрэ задумался. Оба иностранца жили где-то поблизости и оба захаживали в бар Пиквика.
— Думаешь, Лоньон обошел все близлежащие отели?
— Кажется, это месье проводит следствие, разве нет? Почему я должен отвечать за то, что наделал Растяпа?
— Жанвье, спустись вниз и позвони в Брюссель. Спроси в «Паласе» не остановился ли у них Лоньон. Должен был появиться там около половины десятого. Может быть, все еще ждет там американца с его машиной.
Пока инспектор звонил, Мегрэ сидел молча. Альберт, считая разговор законченным, принялся доедать свой завтрак.
Мегрэ не тронул второй бокал, но доел все оливки. Сидел, уставившись в глубину бара, смотрел на стоящие ровно стулья, на спускающиеся вниз ступеньки. Казалось, он видит их всех. Всех, кто был здесь в понедельник вечером, когда в голубом платье и бархатной пелеринке, с вышитой серебром сумочкой в руке, появилась в дверях Луиза.
На лбу у него появилась глубокая складка. Пару раз он было открывал рот, чтобы что-то сказать, и оба раза передумывал.
Прошло минут десять Бармен имел достаточно времени, чтобы закончить завтрак, смести со столика крошки хлеба и допить кофе. Затем он взял сомнительной чистоты тряпку и принялся стирать пыль со стоящих на полке бутылок В это время появился Жанвье.
— Лоньон у телефона, патрон. Поговорите с ним.
— Это лишнее. Скажи ему, чтобы возвращался.
Жанвье заколебался. Он не верил своим ушам. Он смотрел на комиссара, словно спрашивал: «А вы хорошо подумали, патрон?» Потом привычка подчиняться Мегрэ все-таки взяла верх и, повернувшись на каблуках, он бросил.
— Ладно.
Альберт будто не слушал, о чем они говорят, но лицо его окаменело. Он отрешенно перетирал бутылки и, хотя стоял спиной к комиссару, отлично видел его лицо в зеркальце между полками
Когда Жанвье вернулся, Мегрэ спросил его:
— Ну как, протестовал?
— Начал было что-то доказывать, но не закончил и смирился: «Если это приказ.»
Мегрэ слез со стула, запахнул пальто.
— Собирайся, Альберт, — коротко сказал он.
— Что?
— Я сказал: собирайся. Поедем на набережную Орфевр, Бармен, казалось, не понимал:
— Я не могу оставить бар…
— Неужели у тебя нет ключа?
— Чего месье от меня хочет? Я рассказал все, что знаю.
— Хочешь, чтобы тебя повели силой?
— Иду. Но…
Всю дорогу он молча сидел один на заднем сиденье. Смотрел прямо перед собой, как человек, который старается что-то понять, но не может. Жанвье тоже молчал. Мегрэ попыхивал трубкой.
— Вылезай.
Комиссар приказал ему идти вперед. Идя за ним, спросил помощника:
— Сколько сейчас в Вашингтоне?
— Должно быть, восемь.
— Закажи разговор. Пока соединят, будет около девяти. Свяжись с ФБР. Если Кларк на месте, пусть его пригласят. Я хотел бы с ним поговорить.
Комиссар медленно снял пальто и шляпу.
— Раздевайся.
— Месье может объяснить мне, в чем дело?
— Сколько времени ты провел здесь, когда мы беседовали о золотых слитках?
Альберту не пришлось долго вспоминать:
— Четыре часа.
— Утром во вторник ты ничего не приметил в газетах?
— Фотографию девушки.
— Там была еще одна фотография — трех пройдох, которых называли дыроколами. Признались в три часа ночи. А сидели в этой комнате долго — тридцать часов.
Мегрэ сел и начал раскладывать на столе свои трубки, будто хотел выбрать лучшую.
— А ты раскололся через четыре часа. Мне-то все равно. Нас тут много, мы можем меняться. И времени у нас сколько угодно. Он набрал номер пивной «Дофин».
— Это Мегрэ. Не могли бы вы прислать бутерброды и пива. На сколько человек?..
Мегрэ вспомнил, что Жанвье тоже не завтракал.
— На двоих. Да, сейчас. Ладно, четыре светлого.
Закурив трубку, Мегрэ подошел к окну и стал наблюдать за машинами и пешеходами на мосту Сен-Мишель.
Альберт достал сигарету, закурил тоже, стараясь унять дрожь в пальцах. Он тянул время, взвешивая все «за» и «против».
— Что вы хотите узнать?
— Все.
— Я сказал правду.
— Нет.
Мегрэ даже не повернулся, чтобы на него посмотреть. Могло показаться, что стоит человек, которому больше нечего делать, как покуривать трубочку и внимательно изучать уличное движение.
Альберт замолчал. Он молчал так долго, что посыльный из пивной Уже принес поднос и поставил его на край стола.
Мегрэ открыл дверь в комнату инспекторов:
— Жанвье! Жанвье явился.
— Соединят минут через двадцать.
— Бери. Это нам принесли.
И одновременно дал ему знак, чтобы пошел есть в свою комнату. А сам сел поудобнее и тоже занялся едой. Они поменялись ролями. Теперь ел Мегрэ, а Альберт смотрел.
Казалось, что комиссар совершенно забыл о нем, что он целиком поглощен едой и пивом. Взгляд его бродил по разложенным на столе бумагам.
— Вы настаиваете на своем, месье?
Мегрэ кивнул с полным ртом.
— Месье думает, что я расколюсь?
Мегрэ пожал плечами, давая понять, что ему это безразлично.
— Почему вы дали приказ Растяпе возвращаться?
Мегрэ усмехнулся.
Альберт с бешенством раздавил в руке сигарету. Наверное, обжег себе пальцы, потому что выругался:
— Дерьмо!
Он не мог сдержать волнения. Встал, подошел к окну и, прижав лоб к стеклу, стал смотреть на улицу. Потом он решительно повернулся. Его нервозность исчезла, напряжение спало. Без разрешения он глотнул пива из стоящей на подносе кружки, вытер рот и сел. Это была последняя демонстрация характера и независимости.
— Как вы догадались?
Мегрэ спокойно ответил:
— Я не догадывался. Я знал это с самого начала.
в которой оказывается, что лестница может играть важную роль, а дамская сумочка — еще более важную
Мегрэ попыхивал трубкой и молча смотрел на Альберта. Можно было подумать, что он держит паузу, как актер, чтобы придать больший вес словам, которые произнесет через мгновение. Но он не играл. Лицо бармена расплылось у него перед глазами. Мыслями комиссар был с Луизой Лабуан. Все то время, проведенное в баре на улице Этуаль, пока Жанвье ходил вниз звонить, Мегрэ пытался вообразить себе, как она заходит в переполненный бар, одетая в бедненькое вечернее платье и бархатную, не подходящую к платью, накидку.
— Видишь ли, — заговорил он в конце концов, — на первый взгляд твоя история безупречна, слишком правдоподобна, и я бы в нее поверил, если бы не знал эту девушку.
Удивленный Альберт не мог удержаться от вопроса:
— Так вы ее знали?
— Сейчас могу сказать, что знаю ее хорошо.
Даже сейчас, говоря это, комиссар видел, как она прячется под кроватью у мадемуазель Поре, как ссорится с Жанной Арменье в квартирке на улице Понтье. Он ходил вместе с ней из скучной комнатенки на улице Абукир в магазин на бульваре Мажента, где она работала на улице при любой погоде.
Он мог бы дословно повторить каждую фразу о ней. И то, что рассказала консьержка, и то, что поведала вдова Кремье.
Он видел, как она входит к «Максиму» и как через месяц пробирается между веселыми гостями в «Ромео».
— Во первых, она не села около стойки. Чувствовала себя не в своей тарелке, так как все глазели на нее. Сразу было видно, что на ней поношенное платье.
Во-вторых, она не заказывала мартини. Это твоя ошибка. Ты думал, что она такая же, как все твои посетительницы, и когда я спросил, что она пила, ты без колебаний ответил: «Мартини».
— Она ничего не пила, — признался Альберт.
— Она также не спускалась вниз, чтобы прочитать письмо. В таких барах, как твой, куда приходят только завсегдатаи, над лестницей нет никакой надписи. А если бы она и была, я сомневаюсь, что девушка набралась бы храбрости идти на виду у толпы подвыпивших мужчин.
Газеты не опубликовали подробные результаты вскрытия. Было написано только, что в желудке убитой находился алкоголь, но не уточнялось, что это был ром. А коктейль «мартини» делается из джина и вермута.
Мегрэ не торжествовал. И быть может, потому, что думал о Луизе. Говорил вполголоса, как бы самому себе:
