Наверно, именно эту вымазанную в крови биту нашли сыщики Гатри, хотя он сам молчал. Вина Эллингтона уменьшилась ровно на эту маленькую улику, но оставались тяжелые подозрения, основанные на мотивах преступления. А мотивов у эконома было достаточно. Взять хотя бы пропавший револьвер… Однако еще следует проверить калибр пули, найденной в черепе убитого мальчика. Вероятно, Гатри уже занялся этим делом. Вся беда в том, что сыщик после первого порыва откровенности все меньше склонен был говорить Ривеллу о своих намерениях.
Ночь снова выдалась жаркой, и Ривеллу не спалось. На рассвете его разбудило чириканье птиц за окном. Казалось бы, такие звуки должны успокаивать, но получилось наоборот. Он встал, принял прохладную ванну, оделся и спустился вниз. До семи часов листал вчерашние вечерние газеты, а когда наверху послышались шаги проснувшихся слуг, он решил выйти на свежий воздух. Шел, дышал полной грудью и удивлялся: отчего это ему никогда не хочется рано вставать (хотя ответ был хорошо известен — из-за лени). Но вдруг заметил, что к нему кто-то бежит с явным намерением испортить ему утреннее идиллическое настроение.
Это был Даггат. Растрепанный и в халате, запахнутом на полном коротеньком тельце, он казался похожим на престарелого херувима. Хотя, подумал Ривелл, херувимы вряд ли так сильно благоухают мылом.
— Какое счастье, что хоть кто-то сейчас не спит! — драматически простонал патер. — Ривелл, случилось нечто страшное!
И Даггат припал лицом к плечу Ривелла, замерев в таком положении, пока слегка не пришел в себя. Колин оцепенел.
— Слушайте, Даггат… Что еще случилось?
— Опять ужасная трагедия. Нет, над школой нависло какое-то проклятие, многие так говорят… Теперь я начинаю сам так думать. Я принимал ванну, когда ко мне заявился мажордом Браунли. Он постучался к Ламберну, но никто не откликнулся. Он вошел в комнату и увидел… Боже мой, после всего этого…
— Не тяните! Говорите сразу! Вы хотите сказать, Ламберн мертв?
— Да. Видимо, умер во сне. Я уже послал за доктором Мерчистоном. И велел Браунли сообщить директору. Надо еще кому-то доложить… Но я очень рад, что нашел вас здесь — в таких обстоятельствах очень нуждаешься в собратьях своих, не правда ли? Пойдемте со мной к нему в комнату…
Как этот Даггат навязчив и сентиментален, с раздражением подумал Ривелл, но позволил священнику взять себя под руку.
— Да, это ужасно, Даггат, но вы должны сохранять спокойствие. Еще неизвестно, какие мысли возникнут на этот счет у… — Ривелл имел в виду Гатри, но вовремя прикусил язык, — у газетчиков. Для них это просто сенсация. Третья смерть в Оукингтоне — представляете, как они все это распишут?
Подойдя к комнате в конце коридора на первом этаже, они встретили полуодетого доктора Роузвера, который сдавленным шепотом втолковывал что-то Браунли, мажордому.
— Да, джентльмены, — страшная, непоправимая утрата, — сказал он им тем самым тоном, какой более всего соответствовал обстановке. Слишком гладко выразился. Однако его лицо было скорбным, глаза выражали неподдельную тревогу. Одним словом, весь его облик выглядел как произведение изящного искусства, подумалось Ривеллу.
Колин шагнул вперед и посмотрел на кровать. Ламберн лежал в совершенно естественной позе. Если бы не иссиня-бледное лицо и странно обострившиеся черты, можно было бы решить, что он спит. Не было никаких признаков мучительной смерти. Роузвер, словно читая мысли Колина, спросил:
— Какая блаженная смерть, правда? Можно чуть ли не радоваться за него… Мало кто знал, как он страдал при жизни.
И директор покосился на мажордома, будто давая понять, что в отсутствие слуги он мог бы порассказать еще много чего о жизни мистера Ламберна.
Прибытие доктора Мерчистона положило конец наблюдениям. Как истый джентльмен старого поколения, семидесятилетний доктор был в полосатых брюках и высоком цилиндре.
— Ах, как нехорошо, ах, как нехорошо! — пробормотал доктор, взглянув на тело, и Ривелл подумал, что возраст Мерчистона уже не позволяет ему искренне жалеть кого бы то ни было. Тем не менее доктор подошел к постели и некоторое время стоял, молча вглядываясь в лицо мертвеца. Потом стянул простыню, провел деловитое, однако совершенно формальное освидетельствование тела и повернулся к Роузверу:
— Внезапный сердечный приступ, я думаю. Но сейчас не стану давать окончательного заключения. Поглядите, если хотите.
— Я и сам пришел к такому же мнению, доктор, — отвечал Роузвер, не двигаясь с места. — Никогда не сомневался, что в один прекрасный момент бедняга этим кончит.
— Да, хотя я и не наблюдал его в течение достаточного времени, но… — Мерчистон прокашлялся. — При обычных обстоятельствах я сразу выдал бы свидетельство о смерти, но после всех ужасных происшествий и всяких гнусных придирок… Ведь нельзя обвинять кого-либо в излишней осторожности, верно?
— Конечно, конечно. Я вполне вас понимаю. Значит, вы считаете, что необходимо патологоанатомическое вскрытие?
— Да, если кто-нибудь пожелает его провести. Лично я не хочу.
Ривелл разделял опасения старого доктора. Газеты не пощадили Мерчистона, вдоволь поиздевавшись над ним из-за его неверного заключения о причине смерти второго Маршалла, и надо полагать, колкие замечания журналистов обидели старика. Ведь, в конечном счете, кто мог предположить наличие пули в размозженной голове подростка?
Пока Роузвер обсуждал с Мерчистоном и Браунли, как быть с телом, Ривеллу вдруг пришла в голову неожиданная идея. Он выскользнул из комнаты и поспешил к домику директора.
Там он позвонил в местное полицейское управление и попросил передать послание детективу Гатри. «В школе происходят важные события» — вот и все, что он сообщил. Дежурный на другом конце провода лениво пообещал, что послание будет передано незамедлительно. Ривелл положил трубку и пошел завтракать. По лицу мажордома он понял, что новость уже распространилась повсюду…
Четверть часа спустя Колин увидел, как машина Гатри въезжает на аллею, ведущую к школе, вышел навстречу и коротко сообщил сыщику о происшедшем.
Гатри кивнул:
— Ладно. Пойдемте посмотрим.
Но Браунли, оставленный сторожить комнату Ламберна, преградил им путь:
— Извините, джентльмены, я имею строгое указание директора не…
— Вы пропустите нас или будете арестованы, — коротко сказал Гатри. — Я детектив и не намерен попусту терять время.
Он быстро извлек из кармана свое удостоверение и сунул в лицо мажордому. Подобные действия Ривелл раньше видел только в кино. Браунли смирился.
В маленькой комнатке Ламберна Гатри казался еще более похожим на персонаж детективных фильмов. Он осматривал посуду, книги, бумаги покойного — короче, все, что попадалось на глаза. Но единственное, к чему он притронулся, был флакон с таблетками аспирина. Гатри положил склянку в карман с видимым удовольствием.
Осмотр еще продолжался, когда появился доктор Роузвер. Ривелл догадался, что верный слуга доложил директору о внезапном вторжении.
— Доктор Роузвер? — небрежно кивнул Гатри.
Директор молча кивнул в ответ.
Некоторое время они молчали, разглядывая друг друга. Наконец Гатри, пожав плечами, заметил:
— Надеюсь, вы простите мне мое законное самоуправство?
Директор школы был как никогда любезен:
— Ну конечно, мистер Гатри, ведь закон — в ваших руках, не так ли? По правде сказать, в ваших руках все, включая мои личные права и свободы… Но с этим надо смириться.
— Уверяю вас, моя единственная цель — установить истину. Вероятно, вы сможете мне кое-что сказать по поводу этого печального происшествия?
— Все, что в моих силах. У мистера Ламберна, как вы, вероятно, знаете, было очень слабое здоровье, больное сердце…
— Нет-нет, поскольку тело подлежит медицинской экспертизе, мы не будем обсуждать этот вопрос. Скажите лучше — когда вы в последний раз видели мистера Ламберна?
— Прошлым вечером. Примерно в девять. Я ужинал в гостях, а потом зашел к нему.
— Он был один?
— Да, он был один. Я пробыл у него около часа, мы беседовали, я пытался его немного успокоить… Извините, сэр, но я считаю, что это вы в какой-то степени довели его до такого состояния…
— Не будем об этом. Кто сказал вам, что он сегодня был нездоров?
— Он не пришел на занятия и уведомил меня обычным способом.
— А до вечера вы к нему не заходили?
— Нет. У меня не было времени.
— Вы были с ним в хороших отношениях?
— Я могу похвастаться тем, что в хороших отношениях со всеми преподавателями, если хотите знать!
— Вы были удовлетворены его работой?
— Неужели этот вопрос так важен?
— Если вы на него не ответите, я просто сделаю свои выводы, вот и все.
