Ознакомительная версия.
Деннису, однако, очень понравился рассказ про телефонный звонок к миссис Прайс Ридли, и, когда я описывал нервное потрясение, которое потребовало лекарства в виде черносливовой наливки, он так и покатывался со смеху.
— Так ей и надо, старой греховоднице, — заявил он. — Самая злодейская сплетница в округе. Жаль, что мне не пришло в голову позвонить ей и напугать до полусмерти. Слушь, дядя Лен, а не вкатить ли ей вторую дозу, как ты думаешь?
Я поспешно и убедительно попросил его даже и не думать об этом. Нет ничего опаснее, чем блате намерения молодежи, которая старается искренне помочь вам и проявить свое сочувствие.
Настроение у Денниса резко переменилось. Он нахмурился и напустил на себя вид светского льва.
— Я почти все утро провел с Летицией, — сказал он. — Знаешь, Гризельда, она и вправду очень огорчена. Не хочет показывать виду, конечно. Но она очень огорчена.
— Хотелось бы верить, — сказала Гризельда, тряхнув головкой.
Гризельда не особенно любит Летицию Протеро.
— По-моему, ты несправедлива к Летиции, вот что.
— Ты так думаешь? — сказала Гризельда.
— Сейчас почти никто не носят траур.
Гризельда промолчала, и я тоже. Деннис не унимался:
— Она почти ни с кем не может поделиться, но со мной-то она говорила. Эта история ее жутко взволнована, и она считает, что надо что-то предпринимать.
— Она будет рада узнать, — сказал я, — что инспектор Слак разделяет ее мнение. Он сегодня собирается зайти, в Старую Усадьбу, вполне вероятно, что от усердия в поисках истины он сделает жизнь для всех совершенно невыносимой.
— А как ты думаешь, в чем истина. Лен? — внезапно спросила моя жена.
— Трудно сказать, дорогая моя. Сейчас я вообще не знаю, что и думать.
— Ты, кажется, говорил, что инспектор собирается проследить, откуда тебе звонили, когда вызвали к Абботам?
— Да.
— А он сумеет? Ведь это очень трудно сделать, да?
— По-моему, вовсе не трудно. На центральном коммутаторе отмечают все звонки.
— О! — и моя жена надолго задумалась.
— Дядя Лен, — сказал мой племянник, — с чего это ты так набросился на меня сегодня утром, когда я пошутил, что ты, мол, хотел, чтобы полковника Протеро кто-то прикончил?
— А потому, — сказал я, — что всему свое время. У инспектора Слака чувство юмора отсутствует. Он принял твои слова за чистую монету, он может подвергнуть Мэри перекрестному допросу и выправить ордер на мой арест.
— Он что, не понимает, когда его разыгрывают?
— Нет, — сказал я. — Не понимает. Он добился своего теперешнего положения неустанным трудом и служебным рвением. У него не оставалось времени на мелочи жизни.
— Он тебе нравится, дядя Лен?
— Нет, — сказал я. — Отнюдь. Я его терпеть не могу. Но не сомневаюсь, что в своей профессии он достиг многого.
— Как ты думаешь, он докопается, кто убил старика Протеро?
— Если не докопается, — сказал я, — то вовсе не от недостатка усердия.
В дверях возникла Мэри и объявила:
— Там мистер Хоуз вас спрашивает. Я его провела в гостиную. Вам записка. Ждут ответа. Можно словами.
Я развернул записку и прочел:
«Дорогой мистер Клемент, я буду очень благодарна вам, если вы зайдете ко мне, как только сможете. Я в большом затруднении, и мне необходим ваш совет.
Искренне ваша Эстелла Лестрэндж».
— Передайте, что я буду через полчаса, — сказал я Мэри. Потом пошел в гостиную, где ждал Хоуз.
Я очень огорчился, увидев Хоуза. Руки у него тряслись, лицо нервно подергивалось. Судя по всему, ему полагалось лежать в постели — так я ему и сказал. Он настойчиво возражал, что чувствует себя совершенно здоровым.
— Уверяю вас, сэр, я никогда не чувствовал себя лучше. Никогда в жизни.
Это так разительно противоречило действительности, что я не нашелся, что ответить. Нельзя не почувствовать уважения к человеку, который героически сопротивляется болезни, но Хоуз зашел слишком далеко.
— Я пришел выразить вам свое глубокое сочувствие относительно событий, имевших место в вашем доме.
— Да, — ответил я, — приятного в этом мало.
— Ужасно, ужасно. Кажется, они освободили мистера Реддинга из-под ареста?
— Да. Произошла ошибка. Он, э-э, довольно необдуманно оговорил себя.
— И полиция окончательно уверилась в его невиновности?
— Безусловно.
— Могу ли я спросить — почему? Разве… то есть… Подозрение пало на кого-то другого?
Мне никогда бы и в голову не пришло, что Хоуз может так заинтересоваться перипетиями расследования дела об убийстве. Может быть, причина в том, что убийство произошло в доме священника. Он выпытывал подробности, как заправский газетчик.
— Не думаю, чтобы инспектор Слак посвящал меня во все свои соображения. Насколько мне известно, он пока не подозревает никого в частности. Он занят расследованием.
— Да, да, разумеется. Но вы могли бы вообразить, что кто-то способен на такое черное дело?
Я покачал головой.
— Полковник Протеро не пользовался популярностью, я знаю. Но пойти на убийство! Для убийства нужны очень серьезные основания.
— Надо полагать, — сказал я.
— А у кого могли быть настолько серьезные основания? Полиция знает?
— Не могу сказать.
— У него могли быть враги, если подумать. Чем больше я размышляю над этим, тем более убеждаюсь, что у такого человека обязательно должны быть враги. В судейских кругах у него была репутация сурового судьи.
— Да, я полагаю.
— Как, сэр, разве вы не помните? Он еще вчера утром говорил вам об угрозах этого самого Арчера.
— Да, теперь я припоминаю, — сказал я. — Разумеется, помню. Вы как раз стояли совсем рядом с нами.
— Да, и я слышал его слова. Невозможно не подслушать — такой уж у него был голос. Очень громкий голос. Я помню, что на меня произвели большое впечатление ваши слова. Вы ему сказали, что, когда настанет его час, к нему могут тоже проявить справедливость вместо милосердия.
— Разве я так сказал? — спросил я, нахмурившись. Сам я помнил собственные слова несколько иначе.
— Вы сказали это так внушительно, сэр. Я был потрясен. Справедливость может быть ужасной. И подумать только: бедного полковника так скоро постигла смерть. Поневоле поверишь в предчувствия.
— Никакого предчувствия у меня не было, — отрезал я. Мне очень не по душе склонность Хоуза к мистицизму. В нем есть что-то от духовидца.
— А вы сообщили полиции про этого Арчера, сэр?
— Мне о нем ничего не известно.
— Я имел в виду то, что вам сказал полковник Протеро, что Арчер ему угрожает. Это вы им передали?
— Нет, — медленно произнес я. — Не передал.
— Но ведь вы собираетесь это сделать?
Я не отвечал. Вызывать гонения на человека, который уже пострадал от рук закона и правопорядка, — это мне не по душе. Я не заступаюсь за Арчера. Он закоренелый браконьер — один из тех развеселых бездельников, которые водятся в любом приходе. И что бы он там ни говорил в горячности, когда его посадили, я не был уверен, что, выйдя из тюрьмы, он будет лелеять чувство мести.
— Вы слышали наш разговор, — сказал я наконец. — Если вы считаете своим долгом сообщить полиции, можете это сделать.
— Лучше, если это услышали бы от вас.
— Возможно, но, по правде говоря, я этого делать не собираюсь. Не хотелось бы помогать затягивать петлю на шее невиновного.
— Но если это он застрелил полковника Протеро…
— Ах, если ! Против него нет никаких улик или показаний.
— Он угрожал.
— Если говорить начистоту, угрожал не он, а полковник Протеро. Полковник Протеро грозился показать Арчеру, чего стоит месть, когда он попадется еще раз на браконьерстве.
— Мне непонятно ваше отношение, сэр.
— Вот как? — устало сказал я. — Вы человек молодой. Вы ревностно служите делу справедливости. Когда доживете до моего возраста, вы увидите, что предпочитаете толковать сомнение в пользу обвиняемого.
— Дело не в том — то есть…
Он замолк, и я посмотрел на него не без удивления.
— Вы сами — вы никого не подозреваете — не предполагаете, кто убийца, я хотел спросить?
— Боже упаси, нет.
Хоуз настаивал:
— А о причинах убийства?..
— Ничего не знаю. А вы?
— Я? Что вы, нет. Просто полюбопытствовал. Может быть, полковник Протеро поделился с вами — упомянул — в частной беседе…
— Его «частная беседа»! Все, что он сказал, слышала вся улица нашей деревни вчера утром.
— Да, да, вы правы. Так вы не думаете про Арчера?
— Полиция вскорости будет знать про Арчера все, что нужно, — сказал я. — Если бы я собственными ушами слышал, как он угрожает полковнику Протеро, это было бы другое дело. Но можете быть уверены, что, если он и вправду угрожал полковнику расправой, его слышало полдеревни, и до полиции это дойдет своим чередом. Но вы, естественно, вольны поступать по собственному разумению.
Ознакомительная версия.
