– Какой вы получили приказ, товарищ сержант? – холодно спросил Опер.
– Ну, это… – зарделся милиционер, – никого не впускать в столовую и…
– И?.. – грозно проговорил майор.
– И, – произнес милиционерчик на полтона ниже, – никого не выпускать.
– Почему вы не выполнили приказ? – исключительно ледяным тоном спросил оперативник.
– Так это… Товарищ майор… – почти прошептал, понурив голову, сержантик, – он ведь побежал. Не стрелять же мне в него! Ведь игрок сборной все-таки.
Опер отчеканил:
– Приказ оттого и называется приказом, что выполняется всегда, вне зависимости ни от каких обстоятельств.
– Виноват, товарищ майор…
– По окончании дежурства напишете по поводу данного инцидента рапорт и передадите по команде. Я проверю, – отчеканил Опер. – А сейчас идите и продолжайте выполнять свою работу. Вам все ясно?
– Так точно!
Милиционер автоматически отдал честь, по-уставному повернулся через левое плечо и исчез.
– А вы тоже идите, – бросил оперативник эксперту и Анжеле (совсем другим, гораздо более мягким тоном).
Те, в свою очередь, скрылись за дверью.
Варвара поняла: разнос сержанту Опер устроил неспроста, не из начальничьей дури и не ради воспитательной работы. Она Малютина уже очень хорошо изучила и понимала, что майор плевать хотел на любую воспитательную работу, тем более в той патовой и цейтнотной ситуации, в которой все они находились. Оперативник стал разбираться с сержантом просто потому, что хотел сбить накал страстей, поднявшийся после неожиданного появления Галеева в комнате отдыха. Он хотел поговорить с вратарем спокойно, без эмоций. И без посторонних – тем более Анжелы. И вот, когда виновники неожиданного мини-побега голкипера – и непосредственные, и косвенные скрылись за дверью, Опер сделал вратарю приглашающий жест, указывая на кресло, которое только что освободила Анжела. Приятно осклабился:
– Прошу вас, пожалуйста. Присаживайтесь. Давно мечтал познакомиться с вами.
Галеев подошел к креслу и сел в него, пребывая уже в гораздо меньшей ажитации, чем когда он ворвался в комнату. Пауза, которую Опер организовал для разборки с сержантом, сбила его наступательный порыв.
– Итак, – любезно обратился к нему оперативник, – что вы хотели нам рассказать?
– Она не виновата, – хрипло проговорил Галеев.
– Кто она? – прикинулся дурачком Опер.
– Ну, она… Анжела.
– А кто же тогда виноват? – невинно-любезным тоном спросил оперативник.
– Я не знаю! – тоном выше произнес, почти выкрикнул вратарь. И добавил чуть ли не шепотом: – Да только не она.
– А с чего вы, могу я узнать, так решили? Откуда вы взяли, что Анжела Кондакова не убивала?
– Я… Я видел…
– Как это? – поднял брови оперативник.
– Я… Знаете, мне сегодня ночью не спалось… Ну, я ванну принял… Потом стоял, в окно смотрел. Вдруг вижу: по двору базы от КПП она идет…
– Кто она? – уточнил Опер.
– Анжела. Анжела Кондакова.
– Вы не заметили, в котором часу это было?
– Нет, на часы я не посмотрел. Но что-то около двух ночи, наверно.
Тут Варвара наконец решилась: подошла к креслу, на котором сидел оперативник, склонилась к его уху и тихо-тихо прошептала:
– Он, кажется, влюблен в Анжелу.
Опер ответствовал вслух:
– Я знаю, – и добавил, чтобы сбить с толку Галеева («а чего это они там шепчутся?»): – Кондакова тоже утверждает, что около двух на базу приехала.
Варя отошла, оперативник кивнул Галееву:
– Извините нас, – кротко произнес он, – продолжайте, пожалуйста.
– Я понял, что она к Кондакову приехала… – сказал Галеев, прерывисто вздохнул и произнес тоном ниже: – Ну, я тогда к двери подошел… А мой номер как раз рядом с кондаковским… Я дверь чуть-чуть приоткрыл и вижу: раз, Кондаков прошел по коридору в одних трусах – и шмыгнул напротив, в нычкинский номер… Ну, мне, честно говоря, стало интересно… Я не очень понимал, что происходит… И хотелось узнать, что дальше будет… Я и стал смотреть в щелочку…
– А вы, случаем, не слышали, что там внутри происходило, в нычкинском номере? – перебил Опер.
– Голоса только какие-то отдаленные слыхал. А слов не разобрать. Коридор-то широкий… Стены толстые…
Галеев остановился.
– А потом что было? – мягко-мягко поторопил его оперативник.
– Потом я Анжелу увидел. Она как раз к нычкинской двери подошла, остановилась. Стала прислушиваться к тому, что там творится…
– А вы в это время что делали? За ней наблюдали?
– Н-ну, наблюдал…
– И долго Анжела возле нычкинского номера стояла?
– Да минут пять. Или даже семь.
– И вы ее не окликнули? И никак собственное присутствие не обнаружили?
– Нет, нет…
– А потом?
– А потом она вдруг за голову схватилась, – Галеев продемонстрировал, каким жестом Кондакова схватилась за голову, – заплакала и убежала… Куда-то вдаль, по коридору…
Вратарь помолчал и добавил:
– Ну вот и все.
– Все?! – с некоторым даже перебором недоумения (на взгляд Варвары) воскликнул Опер. – Как это «все»? А что дальше-то было?
– Да ничего… – пробормотал Галеев, – я дверь закрыл, да и спать лег.
– И что же, – саркастически промолвил оперативник, – того, что происходило в дальнейшем вокруг нычкинского номера, вы не видели и не слышали?
– Нет. Нет. Ничего не видел и не слышал, – сказал голкипер. – Я ж говорю вам: спать лег.
– И не видели, как оттуда Снежана выходила (если выходила)? И как туда кто-то другой заходил – убийца? Не видели, кто это был?
В голосе оперативника сквозило недоверие.
– Нет, нет, ничего не видел, – покачал головой голкипер.
– Так-таки, – прищурился Опер, – вы после того, как Анжелу увидели и как она убежала, спокойно спать легли?
– Ну да.
– И заснули? – В голосе оперативника прозвучала нескрываемая ирония.
– Ну.
Варвара, пристально наблюдавшая за лицом Галеева и его реакциями, подумала: «А ведь тут ты, подлец, врешь!» Похоже, то же самое решил и Опер.
Но в этом месте ход допроса снова прервали. На сей раз – телефонным звонком, особо громко прозвучавшим в предутренней тишине.
Звонил мобильник у Опера. Тот вытащил его из кармана и небрежно ответил:
– Слушаю. Малютин.
И тут же голос его разительным образом переменился – словно бы он, не сходя с места, вытянулся в струнку:
– Так точно, товарищ министр!..
Он послушал трубку, где разносился недовольный голос (слов было не разобрать), и ответил:
– Никак нет, товарищ министр…
Снова раздалось недовольное «бур-бур-бур» в трубке, а затем довольно жалобно прозвучал голос Опера:
– Мы делаем все возможное… Никак нет, сил и средств у нас хватает…
Опять начальственные раскаты, и в заключение майор проговорил уже совсем упавшим голосом:
– Так точно. Я понял вас… Да, я очень хорошо понял вас, товарищ генерал…
Наконец оперативник нажал на «отбой» и сказал вслух, но вроде бы про себя:
– Дело пахнет керосином. Начальство наконец проснулось и узнало про это дело. К девяти утра оно сюда пожалует. Плюс – газетчики. Министр настаивает, чтобы к тому времени мы доложили ему о конкретных результатах расследования. Кто убийца и кто задержан. В противном случае…
Майор глубоко вздохнул.
– Что будет? – тихо спросила Варвара.
– Что будет? – горько усмехнулся Опер. – Лично я, похоже, поеду участковым в Ухту.
Следователь криво улыбнулся.
– А ты, Костик, – неожиданно обрушился на него майор, – чего скалишься? Ты тоже небось в свои Чебоксары улетишь на крыльях ночи.
Варя непроизвольно взглянула на часы. Было шесть пятьдесят три. Без семи семь. До «дэд-лайна», назначенного министром, оставалось два часа. Точнее, два часа и семь минут.
– Что ж, давайте ускоряться, – скривился в ухмылке Опер, – чтоб всем нам в Ухту с Чебоксарами не загреметь.
Варвару охватила радость: ее-то, практикантку из другого ведомства, никто никуда не ушлет. Этой радости она тут же застыдились: очень уж было бы несправедливо, если бы из-за этого несчастного футбольного дела пострадали ребята – следователь, а в особенности Опер.
«Ну так надо и мне теперь как следует поработать, – решила Варя. – Как ни тяжело это сейчас, под утро, нужно показать все, на что я способна. Пусть из последних сил, через не могу, словно на последних метрах финальной гонки. Я должна помочь ребятам. И еще доказать, что я тоже кое-что умею. Ведь разгадка где-то близко, я чувствую. Еще один рывок, одно прозрение – и все нам всем станет ясно».
– Если позволите, я с вами продолжу, – Опер кивнул на Галеева. – А ты, Варя, давай иди, вытаскивай из столовой нашего бегуна на «Порше», Карпова. Устраивай ему допрос с пристрастием третьей степени. Хоть иголки под ногти загоняй – да только выясни у него: зачем он сегодня от нас бегал. По какой такой причине? Тебе все ясно?
Он испытующе посмотрел Варе в глаза. Многое смогла прочитать она в этом взгляде: и доверие, и просьбу, и (к сожалению) неуверенность в том, что она справится.
