— Чёрт возьми, — вставил я, — что-то уж больно лихо закручено для моих мозгов.
— Конечно, конечно. — Кремер передвинул сигару в противоположный уголок рта. — К чему я клоню: я вовсе не забрасываю удочку, да и выдирать из тебя правду клещами не собираюсь. Просто вполне резонно было предположить, что и в деле Орчарда, и в деле Роуни Вульф нарвался на Арнольда Зека, а что теперь? Вскоре после того, как Вульф повидался с миссис Рэкхем и согласился выяснить источник доходов её мужа, кто-то присылает ему картонку со слезоточивым газом — не бомбу, которая разнесла бы его в клочья, а всего лишь слезоточивый газ, а это, безусловно, предупреждение. И в ту же ночь миссис Рэкхем убивают. Ты сообщаешь это Вульфу по телефону, а когда возвращаешься домой, его и след простыл.
Кремер вытащил изжеванную сигару изо рта и ткнул в мою сторону.
— Хочешь знать моё мнение, Арчи? Я думаю, что если бы Вульф остался и занимался этим делом, убийца миссис Рэкхем был бы уже изобличен и сидел под замком. И я считаю, что у Вульфа имелось достаточно оснований подозревать, что в этом случае остаток своих дней ему пришлось бы всячески пытаться избежать возмездия со стороны Арнольда Зека, что вряд ли его прельщало. Думаю, что Вульф пришёл к выводу, что у него есть единственный способ выбраться невредимым из этой передряги — самому расправиться с Зеком. Как ты на это смотришь?
— Воздержусь от комментариев, — вежливо ответил я. — Если вы правы, то вы правы, если же нет, то мне не хотелось бы огорчать вас.
— Премного благодарен. И всё-таки предупреждение от Зека он получил — в виде слезоточивого газа.
— Все равно воздержусь.
— Ничего другого я от тебя и не ожидал. Теперь то, ради чего я пожаловал. Я хочу, чтобы ты передал Вульфу моё личное послание, не как от офицера полиции, а как от друга. Только все это должно остаться между нами с тобой… и им. Добраться до Зека невозможно. Никому. Я отдаю себе отчёт в том, что для блюстителя порядка вести такие речи, пусть даже с глазу на глаз, — преступление, но это правда. Конечно, в данном случае свершилось и убийство, но, слава Богу, вне моей юрисдикции. Я не хочу ничего сказать про Бена Дайкса или тамошнего окружного прокурора, да и вообще про кого-нибудь конкретно, но если окажется, что Барри Рэкхем имеет отношение хоть к одной из многочисленных афер Зека, то даже в том случае, если он ухлопал свою жену, он никогда не попадет на электрический стул. Не знаю, на какой именно стадии Зек вмешается и какие средства он использует, но на стуле Рэкхему даже посидеть не приведется.
Кремер швырнул сигару в мою корзину для бумаг и промахнулся на фут. Поскольку сигара была незажженная, я сделал вид, что не заметил, и весело проорал:
— Да здравствует правосудие!
Кремер издал гортанный рык, но, должно быть, обращался не ко мне.
— Я хочу, чтобы ты передал мои слова Вульфу. Зек вне его досягаемости. К нему не подобраться.
— Но, послушайте, — возразил я, — даже при условии, что для вас тут все ясно как божий день, чего нельзя сказать обо мне, послание это более чем странное. Давайте посмотрим с другой стороны. Вульф-то вовсе не вне досягаемости Зека, особенно, если вернётся домой. Верно, он уезжает нечасто, но даже если бы он вообще вёл жизнь затворника — люди-то приходят, да и вещи новые появляются… типа картонок с колбасой. Не говоря уж о том, что только прямых убытков от прошлогоднего налета мы понесли на тридцать восемь тысяч. Я понял: вы хотите, чтобы Вульф не охотился на Зека, но это только то, что Вульф не должен делать. А что он должен делать?
Кремер кивнул.
— Я понял. Здесь-то собака и зарыта. Он слишком упрям. Я хочу объяснить тебе, Арчи, цель моего прихода. Вульф слишком задиристый и тщеславный. Бахвальства и чванства в нём побольше, чем у тысячи сержантов. Естественно, я знаю его как облупленного; мне ли его не знать. С удовольствием расквасил бы ему нос, не раз уже пытался, но когда-нибудь пробьет мой час, и я добьюсь своего — то-то будет праздник на моей улице! Но мне бы чертовски не хотелось, чтобы он свернул себе шею в этой истории, где у него нет ни одного шанса. Резонно предположить, что за последние годы в нашем городе случались и другие убийства, в той или иной степени связанные с деятельностью Арнольда Зека. Но ни в одном случае не было ни малейшей надежды хоть как-то связать их с Зеком. Он всегда чист как стеклышко; мы тут бессильны.
— Вы снова вернулись к тому, с чего начали, — подытожил я. — Итак, он вне досягаемости. И что дальше?
— Вульф должен вернуться домой, возвратить деньги, которые миссис Рэкхем заплатила ему как задаток, предоставить вестчестерским парням копаться в этом убийстве, тем более, что это их прямая обязанность, и продолжать жить, как прежде. Можешь передать ему мои слова, но Бога ради, не распространяйся. Не я виноват, что такой тип, как Арнольд Зек, вне досягаемости.
— Но ведь вы и пальцем не пошевелили, чтобы к нему подобраться.
— Ерунда. Против лома нет приёма.
— Да, это так же верно, как то, что колбаса — синоним слезоточивого газа. — Я встал, чтобы свысока метнуть на него уничижительный взгляд. — Вот вам две причины, по которым ваше послание никогда не дойдёт до Ниро Вульфа. Во-первых, для меня он, как Зек для него. Вне досягаемости. Не знаю я, где он, понимаете?
— Ладно, ладно, продолжай заливать.
— Непременно. Во-вторых, само послание мне не нравится. Признаю, что Ниро Вульф упоминал Арнольда Зека. Однажды мне довелось услышать, как он рассказывал целой семье о нём, только именовал его мистером Иксом. Вульф описывал трудности, с которыми столкнется, если нарвется на Икса, и присовокупил, что в той или иной степени знаком примерно с тремя тысячами жителей Нью-Йорка, но лишь о пяти из них может с уверенностью сказать, что они не имеют никакого отношения к деятельности Икса. Может, и остальные не имеют к нему ни малейшего отношения, а может, и наоборот. Другой раз мне случилось разузнавать про Зека у одного репортера, который, как выяснилось, обладал обширнейшими сведениями о людях, состоящих у Зека на жалованьи. Среди них политики, завсегдатаи питейных заведений, полицейские, горничные, адвокаты, частные сыщики, мошенники всех родов, наемные убийцы, возможно, даже домохозяйки — многое у меня из головы вылетело. Правда, инспекторов полиции он в отдельности не упоминал.
— Наверное, забыл?!
— Должно быть! И ещё: возвращаясь к пяти исключениям, которые мистер Вульф сделал из трёх тысяч своих знакомых… он не перечислял их по именам, но я уверен, что могу назвать, по меньшей мере, троих из них. До сих пор я полагал, что одним из двух оставшихся можете быть вы, но, видно, я заблуждался. Вы подчеркнули, что чертовски бы не хотелось, чтобы Вульф свернул себе шею именно в этой истории, где у него нет ни одного шанса. Вы не сочли также за труд явиться сюда с личным посланием, но в то же время не желаете, чтобы я распространялся на ваш счёт, а это означает одно — если я упомяну о нашем разговоре кому-нибудь, кроме Вульфа, то вы обзовете меня подлецом, порочащим ваше имя. А что содержит ваше послание? Предостережение, чтобы Вульф не пытался подобраться к Зеку — и все. Если, честно отрабатывая полученный от миссис Рэкхем задаток, он заденет кого-то из тех, кому покровительствует Зек, то он должен вернуть задаток. Похоже, что передавая подобное послание самому лучшему, непревзойденному и неподкупному детективу в мире, вы оказываете Зеку услугу как раз того рода, за которую он должен отвалить кучу монет.
Он размахнулся правой. Я нырнул. Он вскинул левую руку, но я блокировал её локтем. Он опять попробовал справа, но я легко увернулся, отступил и укрылся за столом Вульфа.
— Послушайте, — начал я, — вы в меня и за год не попадете, а вас я бить не могу. Я на двадцать лет моложе, а вы к тому же ещё и инспектор уголовки. Если я неправ, то когда-нибудь извинюсь. Если — неправ!..
Он повернулся и вышел вон. Я не стал его провожать.
Прошло три недели.
Сначала, в первую ночь, я ожидал, что весточка от Вульфа придёт вот-вот, ну через какой-то час. Потом я начал ждать её весь следующий день. По мере того, как ползли дни, все во мне кипело, и я уже ждал каждую неделю. Когда минул май, а за ним и изрядный кусок июня, и, если верить календарю и зною, лето стояло в самом разгаре, я уже уверился, что не дождусь её никогда.
Но сперва давайте покончим с апрелем. Делу Рэкхем была уготовлена судьба тех удивительных преступлений, которые так и не завершались тем, чтобы кому бы то ни было предъявили обвинение в предумышленном убийстве. Целую неделю с единодушного согласия материалами об убийстве пестрели передовицы всех газет; затем неделю или дней десять на первой полосе можно было встретить лишь обрывочные упоминания и догадки, после чего газеты опять вернулись к своей обычной галиматье. Ни один репортер не посчитал нужным воспользоваться этим случаем, чтобы объявить новый крестовый поход во имя правосудия, и все шло своим чередом. Не то, чтобы интерес к делу полностью угас — нет, он постоянно подогревался за счёт таких звезд, как Нобби и Геба; даже три месяца спустя и речи не было ни о новом повороте дела, ни о каком-то новом событии, которое бы всколыхнуло общественный интерес. Но, увы, ничего такого не происходило.
