Лен надулся и ушел один по тропинке. Потом мы сцепились с Сильвией. Признаюсь, я вел себя как осел, и довольно скоро она ушла. Я подождал немного, поискал Стива. Не нашел и заторопился за Леном и Сильвией. Услышал, что они на корте, но не решился присоединиться к ним, поэтому обошел вечнозеленый кустарник и вошел в дом с юга. Прошел через оранжерею, очутился в столовой и налил себе выпить. Появился Белден, сказал, что напитки есть и на теннисном корте, а мне здесь оставаться нельзя — будут накрывать на стол. Я вышел, сел на голубой стул, вот этот, выпил еще для бодрости и сидел там, пока вы не появились.
Дол кивнула:
— И Стив тоже был там.
— Когда я пришел, его еще не было. Он появился на несколько минут позже. За четверть часа до твоего прихода.
— Чем был так недоволен Стив, когда ты приехал к себе в имение, а он уже дожидался там? Если можешь, расскажи мне.
— Ничем в частности. Ты знаешь Стива. Он очень ранимый, думал, что я забыл о его приезде. Так, впрочем, и случилось.
— Он сказал тебе, что делал вчера утром в офисе у Сторса?
— Нет, об этом он не упомянул. Я собирался его спросить, потому что мне было любопытно, что ему там понадобилось в такое время. Но забыл в этой суматохе.
— Вчера в котором часу ты пришел на теннисный корт?
— Не знаю. Должно быть, минут за двадцать до твоего прихода.
— Это было в шесть. Стало быть, ты пришел туда в пять сорок?
— Около того.
— По пути нигде не останавливался? В роще вечнозеленых деревьев, например, послушать щебет с теннисного корта?
Мартин слегка покраснел.
— Да, я постоял там одну, от силы две минуты.
— И ты пошел в дом выпить. Тогда… посмотрим… Где был де Руде, когда ты уходил? Ты его видел?
— При чем здесь де Руде? — возмутился Мартин.
— Я просто спросила.
— Ну, где-то там поблизости, слуги едят в пять тридцать. Я его не видел.
Дол искоса посматривала на Мартина, но продолжала стоять молча. Наконец она заговорила:
— Спасибо, Мартин, за то, что внес ясность. Я надеюсь, убийцей окажется Рэнт. Вряд ли это ты. Лена в роли убийцы я себе не представляю. Если это окажутся Циммерман или де Руде, это будет для тебя большим ударом. А мне на этом свете если и хочется пожелать мира и счастья кому-то из мужчин, то это только тебе. Чтобы ты мог разделить их с Сильвией. — Она сжала губы и, затаив дыхание, посмотрела на младшего партнера фирмы «Боннер и Рэфрей». — Не сочти за обиду, Сильвия, но теперь твоя очередь просветить меня. Даже если считаешь, что я тут примадонна. Я хочу знать, что было вчера утром. Циммерман или Сторс сказали тебе, о чем у них шел разговор?
Сильвия заглянула в золотистые глаза Дол и прикусила язык. Она протянула к ней руку и безвольно опустила ее.
— Дол… скажи мне, что ты делаешь? Зачем ты это делаешь? Это ведь не игра… расспрашиваешь всех нас…
— Я не в игры играю, работаю. — Дол внезапно шагнула вперед и, наклонившись, положила Сильвии руки на колени и стала смотреть ей прямо в глаза. — Бедный ребенок. Черт возьми, я понимаю. Тебя все ранит, потому что раньше не приходилось испытывать ничего подобного. А я это я. И этим все сказано. Если я своей работой причиняю тебе боль, то лучше пойду на террасу, почитаю о падении Римской империи. Хочешь, я все брошу? — Тут она выпрямилась.
— Нет, — покачала головой Сильвия. — Этого я как раз не хочу. Делай, что считаешь нужным.
— О'кей. Умница. Я хочу задать тебе несколько вопросов. Сказали тебе Стив или Сторс…
— Нет.
— Но вы со Стивом говорили о каком-то вреде…
— Он — да. Я думала, кривляется. Ничего определенного он мне не сказал.
— И Сторс не обмолвился?
— Нет, — вздохнула Сильвия. — Теперь все как в тумане. Кажется, это было год назад…
Дол кивнула:
— Ну хорошо. Я надеюсь, это был Рэнт. — Тут она прижала ладони к вискам. — Пойду в дом, приму аспирин. Да еще надо шляпу найти или вовсе не появляться на солнце. — Она повернулась к Мартину. — Я позвоню Пратту и скажу, чтобы сегодня вечером он не приезжал. Может, мы позже попытаемся, если только у тебя еще останутся фазаны…
Мартин согласился: так оно, пожалуй, и к лучшему. Сильвия выразила озабоченность, что у Дол болит голова, а когда та ушла, то снова откинула голову на спинку стула и закрыла глаза. Мартин сидел и не сводил с нее глаз…
Пересекая главную террасу, чтобы войти в дом, Дол увидела, что дверь ей открыл патрульный в форме.
Надо же, значит, они узурпировали все функции в доме. В прихожей стоял еще один полицейский, скорее для мебели. Она предположила, что передвижение всех находится более или менее под наблюдением, и это возмутило ее, пока, оправившись от шока, не поняла, что и сама бы поступила так же на их месте.
Она обошла балюстраду лестницы и остановилась, глядя на закрытую дверь, ведущую в игральную комнату, из-за которой слышался едва различимый гул голосов. Дол нахмурилась — из-за того, что не могла разобрать слов, а также оттого, что из ее памяти что-то ускользало. Словно лицо, которое она знала, но вот никак не могла припомнить — чье оно. Какой-то факт, который был ей нужен и вертелся в голове, но ухватиться за него никак не удавалось. Это было что-то тривиальное и важное одновременно. Это «что-то» она слышала или видела сегодня утром, подсознательно поразилась как противоречию, требовавшему объяснения, да вот вспомнить никак не удавалось. Она не могла найти это «что-то» в закоулках своего ума. Что-то кто-то сказал… или же странный жест… или какая-то вещь, которую она видела…
Она сдалась, хотя понимала, что эта мысль будет неотступно мучить ее. Кто-то окликнул Дол по имени.
Это был Белден, согнувшийся в поклоне, с листками бумаги в руке. Принес записи телефонных звонков мисс Боннер. Мистер Тревистер, узнав из газет о несчастье в Берчхевене, спрашивал, не может ли он быть ей чем-нибудь полезен. Она может застать его в квартире до полудня, а после полудня в Бисквит-клубе.
Мисс Элдора Оливер… аналогичное послание. Мистер Малколм Браун хотел передать мисс Боннер, что проведет уик-энд в своем доме в Вестпорте, откуда может добраться до Берчхевена за двадцать минут.
Дол поблагодарила Белдена и спросила, нет ли поблизости телефона, так как единственный аппарат, который она знала, находился в игральной комнате, и Белден проводил ее в кладовую. Она стала искать в записной книжке, которую вынула из сумочки, телефон Силки Пратта. Нашла, позвонила и сказала ему, чтобы он пока забыл о фазанах и присоединился к Джилу Делку и занялся вместе с ним поисками платья Аниты Гиффорд.
Она вернулась в прихожую с мрачной миной на лице. Какого черта, что именно она не может вспомнить? Какой-то мелкий, пакостный факт все время ускользал из памяти. От отчаяния Дол даже тряхнула головой, слишком поздно сообразив, что голова ее не в том состоянии, чтобы ею трясти, и пошла вверх по лестнице.
Широкий коридор на втором этаже в самом центре пересекался с другим — узким. Сразу за углом, у первой двери справа, Дол остановилась и осторожно постучала. Подождала и постучала еще раз. Дверь открылась, и на пороге перед ней предстала Джэнет Сторс. Джэнет, как это еще раньше заметила Дол, не горевала по отцу. Или, скорее, ее горе не сопровождалось слезами и причитаниями. Она не выказывала скорби, а может, затаила ее внутри себя. Трудно было сказать, лицо ее казалось застывшей бледной маской, на которой невозможно было ничего прочесть. Ее серые глаза казались то ли сонными, то ли обращенными в себя, как и раньше.
Дол сказала:
— Я хотела бы увидеть миссис Сторс. Буквально на минуту.
Прежде чем Джэнет успела ответить, из комнаты раздался голос:
— Кто там?
— Это Дол Боннер, мама.
— Пригласи ее.
Джэнет отступила в сторону, и Дол вошла внутрь.
Она сделала три шага и остановилась от удивления.
Открывшаяся ее глазам сцена не была экстраординарной… или все-таки была? Миссис Сторс с обнаженными руками и ногами, одетая лишь в майку для тренировок из спортивного джерси и шорты, стояла на подставке мудреного гимнастического тренажера, манипулируя резиновыми ручками. Была она уже немолода, но тело ее сохранило стройность и подтянутость. Не замечая открытого от удивления рта Дол или не желая обращать на это внимания, она сказала будничным голосом, как всегда в первой фразе выказав характерную для него напряженность:
— За три года я не пропустила ни одной тренировки. Но сегодня утром мне было не до упражнений. После этой сцены… внизу я поднялась к себе и легла, но мне не лежалось. Вы что-то хотели, моя дорогая?
Дол испытывала желание выйти из комнаты, не говоря ни слова. Эта женщина определенно сумасшедшая. Или, по крайней мере, закомплексованная.
Пришлось пренебречь вопросами, которые Дол приготовила заранее, задавать их было бесполезно. Но молчать тоже было нельзя. Она приблизилась к тренажеру:
