— Я у вас не спрашиваю, где они прячутся. Знаю, что этого вы не скажете…
— Верно!
— Что «верно»?
Это с порога прозвучал яростный голос мэра — дверь была настежь распахнута. Мэр был неузнаваем. Он задыхался от гнева, сжимая кулаки, готовый прыгнуть на врага. Он переводил взгляд со своей супруги на Мартино, с Мартино на пачку денег, которая все еще лежала на столе. Взгляд его был угрожающим, но время от времени в нем сквозили не то ужас, не то ощущение краха.
— Что верно? Что он сказал? Что он еще вам налгал? А она? Она, которая… которая…
Он не мог больше говорить. Он задыхался от гнева. Мегрэ стоял рядом, готовый вмешаться.
— Что верно? Что здесь вообще происходит? Что значит этот разговор? Чьи это деньги?..
В соседней комнате старуха шаркала ногами и с порога звала цыплят: «Цып-цып-цып-цып!» Кукурузные зерна градом посыпались на каменные ступеньки крыльца. Ногой старуха отгоняла соседскую курицу:
— Кыш, кыш! Пошла вон, Чернушка!..
А в спальной комнате — ни звука! Глубокая тишина! Мертвенная, гнетущая, как и небо в это дождливое утро. Все эти люди были охвачены страхом… Они конечно боялись!.. Все!.. И Мартино! И мэр! И его жена!.. Да, они боялись, но каждый по-своему… У каждого, можно сказать, был свой страх!
Мегрэ принял торжественный вид и медленно, как судья, начал:
— Прокуратура поручила мне найти и арестовать убийцу капитана Жориса, раненного выстрелом из пистолета в голову и, месяц спустя, отравленного стрихнином у себя дома. Желает ли кто-нибудь из присутствующих сделать по этому поводу заявление?
До сих пор никто не замечал, что комната не отапливалась. И вдруг в ней стало холодно. Каждое слово звучало гулко, как в церкви. Казалось, что в воздухе еще звучат слова: «…отравлен… стрихнином…» И особенно конец: «…сделать… заявление?» Мартино первым опустил голову. Госпожа Гранмэзон сверкающими глазами взглянула на мужа, потом на норвежца. Но никто не ответил. Никто не осмелился выдержать тяжелый взгляд Мегрэ. Две минуты… Три минуты… Слышно было, как старуха подкладывала поленья в очаг. Вновь раздался голос Мегрэ, нарочито сухой, лишенный всякого чувства:
— Жан Мартино, именем закона, вы арестованы!
Крик женщины. Всем своим существом госпожа Гранмэзон устремилась было к Мартино, но, не закончив движения, лишилась чувств. Мэр в дикой злобе отвернулся к стене. А Мартино, словно смирившись, устало вздохнул. Он не решился прийти на помощь женщине, потерявшей сознание. Мегрэ склонился над ней, поискал глазами стакан воды.
— Уксус есть? — спросил он у старухи.
Уже и без этого тяжелый воздух хибары смешался с запахом уксуса. Вскоре госпожа Гранмэзон пришла в себя. Нервно всхлипнув несколько раз, она впала в совершенную прострацию.
— Вы в состоянии идти?
Знаком она дала понять, что может, и, действительно, пошла, но неровной походкой.
— Господа, прошу вас следовать за мной! Надеюсь, на этот раз я смогу рассчитывать на ваше послушание?
Ошеломленная старуха смотрела, как они прошли через кухню. И только когда все уже были на улице, она бросилась к двери и крикнула:
— Господин Раймон, вы вернетесь к обеду?
Раймон! Уже второй раз звучало это имя. Мартино отрицательно покачал головой.
Все четверо проследовали по деревенской улице. Перед табачной лавкой Мартино остановился и, замешкавшись, сказал Мегрэ:
— Прошу прощения. Я не знаю, вернусь ли еще сюда, а мне не хотелось бы оставлять за собой долги. Я должен здесь заплатить за телефонный разговор, грог и пачку сигарет.
Заплатил Мегрэ. Обогнули церковь. В конце неровной дороги их ждала машина. Комиссар пригласил своих спутников сесть в нее и, помедлив несколько секунд, сказал шоферу:
— В Вистреам! Но сначала остановитесь у жандармерии.
По дороге все молчали. За стеклом — дождь, однообразное небо, ветер, который постепенно усиливался и раскачивал мокрые деревья. Перед жандармерией Мегрэ попросил Мартино выйти из машины и отдал распоряжение начальнику отделения:
— Поместить его в камеру… Вы отвечаете за него… Ничего нового?
— Буксир пришел. Ждут, когда повысится уровень моря.
Машина вновь тронулась в путь. Нужно было проехать около порта. Мегрэ еще раз остановил машину и вышел на минутку. Был полдень. Шлюзовщики находились на своих местах, ожидая пароход из Кана. Полоска песка на пляже сделалась уже, и белая пена воды касалась дюн. Справа стояла толпа людей, наблюдавших захватывающее зрелище: буксир из Трувиля стоял на якоре в полумиле от берега. Небольшая шлюпка с трудом пробиралась к «Сен-Мишелю». Волны уже наполовину выпрямили корпус судна. Мегрэ увидел, что мэр тоже следит за спасательными работами. Из бистро вышел капитан Делькур.
— Получится? — спросил Мегрэ.
— Думаю, что да! Вот уже два часа они освобождают шхуну от балласта. Если он, конечно, не порвет швартовы… — И чтобы определить капризы ветра, он посмотрел на небо так, будто смотрел на карту. Он заметил мэра и его супругу в машине, почтительно поздоровался, но потом уже больше не смотрел в их сторону. Мегрэ вопросительно взглянул на него:
— Новости есть?
— Не знаю.
Новости были у Люка, который появился в этот момент. Но прежде чем их объявить, он отвел своего шефа в сторону.
— Взяли Большого Луи.
— А?..
— Сам попался!.. Сегодня утром жандармы из Див заметили следы на поле… Следы человека, который шел, прямо перемахивая через изгороди… Следы вели к реке, где обычно какой-то рыбак оставляет на берегу свою лодку. А на этот раз лодка была на другом берегу реки…
— Жандармы перебрались на тот берег?
— Да, и вышли на пляж, почти напротив шхуны. Там у дюн есть…
— Развалины часовни!
— Вы уже знаете?
— Часовня Нотр-Дам-де-Дюн…
— Так вот, Большого Луи там и накрыли! Он забрался туда и наблюдал за спасательными работами. Когда я появился, он умолял жандармов не уводить его сразу, оставить на пляже, пока не закончится со шхуной… Я разрешил… Он там в наручниках… Отдает распоряжения, боится, как бы его судно не погибло. Хотите взглянуть на него?
— Не знаю… Может быть, чуть позже… Ведь его ждали те двое: супруги Гранмэзон продолжали сидеть в машине.
— Вы считаете, что мы в конце концов узнаем правду?
И поскольку Мегрэ не отвечал, Люка добавил:
— Лично я начинаю думать, что нет! Все лгут, а те, что не лгут, молчат, хотя и знают кое-что. Можно подумать, что весь городок виновен в смерти Жориса…
Но комиссар только пожал плечами и, буркнув: «До скорого», вернулся к машине. К великому удивлению шофера, он коротко приказал:
— Домой!
Как будто речь шла о его собственном доме, где хозяином был он.
— Домой — в Кан?
По правде говоря, об этом он еще не думал, но слова шофера навели его на мысль.
— Да, в Кан!
Господин Гранмэзон насупился. Что касается его супруги, то она, казалось, безучастно, без всякого сопротивления плыла по течению.
По пути от городских ворот до улицы Дюфур человек пятьдесят поздоровались с четой Гранмэзон, сняв шляпу. По-видимому, все узнавали машину мэра. Здоровались почтительно. Судовладелец походил на вельможу, объезжающего свою вотчину.
— Простая формальность! — процедил Мегрэ, когда машина наконец остановилась. — Простите, что привез вас сюда. Но как я уже говорил вам, необходимо, чтобы сегодня вечером все было закончено…
По обеим сторонам тихой улицы стояли частные особняки, какие можно увидеть теперь только в провинции. Перед домом из почерневшего камня возвышалась башня. На решетке перед входом надпись на медной дощечке возвещала: «Англо-Нормандская навигационная компания». Во дворе надпись со стрелкой: «Контора». Еще дощечка, еще стрелка: «Касса» и уведомление: «Контора открыта с 9 до 16 часов». Было немногим более полудня. Дорога до Кана заняла всего десять минут. В этот час большинство служащих ушло на обед, но некоторые из них еще сидели за своими столами. В комнатах конторы царил полумрак и торжественная обстановка: толстые ковры, мебель в стиле Луи-Филиппа.
— Мадам, прошу вас подняться к себе. Через некоторое время, быть может, я попрошу вас уделить мне несколько минут.
Первый этаж был целиком занят под помещения компании. В просторном вестибюле по обеим сторонам стояли светильники из кованого железа. Мраморная лестница вела на второй этаж, где располагались супруги Гранмэзон. Мэр Вистреама, злобно насупившись, ждал распоряжения Мегрэ на свой счет.
— Что вы еще хотите знать? — глухо сказал он и, подняв воротник пальто, надвинул шляпу на глаза, чтобы скрыть от служащих, во что кулаки Большого Луи превратили его лицо.
— Ничего особенного. Я прошу у вас только позволения свободно походить здесь, подышать самим воздухом дома.
— Я вам нужен?
— Ни в коей мере.
— В таком случае, разрешите мне подняться к госпоже Гранмэзон.
Почтительный тон, с которым он говорил о своей жене, никак не вязался с утренней сценой в доме старухи. Мегрэ посмотрел, как он быстро поднимается по лестнице, прошел в конец коридора и удостоверился, что в особняке был только один выход. Он вышел, нашел поблизости полицейского и поставил его стоять у ограды.
