Мегрэ не отрывал взгляда от оконной рамы, крепко стиснув зубами мундштук трубки.
Итак, Сесиль спокойно предложила изъять из секретера все бумаги. Ей и в голову не пришло бежать с деньгами или взять какую-то часть для брата, который так в них нуждался.
— Вы прочли эти документы? — спросил комиссар.
— Да.
Комиссар встал и направился к двери, которую он незадолго до того приоткрыл.
— Пожалуй, здесь вам будет удобнее, господин Дандюран. Похоже, теперь речь в основном пойдет о вас.
Ибо месье Шарль сидел в соседней комнате под надзором инспектора. Вид у него был довольно плачевный.
У него отняли воротничок и галстук и даже шнурки от ботинок. Он не брился уже двое суток. Руки, соединенные наручниками, он держал на животе.
— Надеюсь, вы можете стоять? Вы не слишком утомлены?
Решив, что его заманили в ловушку, Жерар сорвался с места:
— Что это значит?
— Успокойтесь, Пардон. Продолжайте свой рассказ. Мне хотелось, чтобы господин Дандюран его послушал.
Итак, вы с сестрой уселись у секретера в гостиной и осмотрели документы. Там находились, вероятно, деловые бумаги, квитанции, арендные договора, счета…
— Мы нашли там также и письма…
Произнося эти слова, Жерар следил взглядом за бывшим адвокатом, словно опасаясь, что тот, несмотря на наручники, бросится на него.
— Любовные письма, верно?
В этот момент раздался голос Дандюрана:
— Минутку! Могу я осведомиться, что сейчас происходит: очная ставка?
— Именно так, господин Дандюран.
— В таком случае я прошу и требую, чтобы, в согласии с законом, здесь присутствовал мой адвокат.
— Кто ваш адвокат?
— Мэтр Планшар.
— Торранс!.. Торранс!.. — позвал Мегрэ. — Будь добр, пригласи сюда мэтра Планшара!.. Хотя погоди. В это время он должен быть во Дворце правосудия.
— Он ведет дело в Одиннадцатой палате, — уточнил месье Шарль.
— Беги в Одиннадцатую палату и приведи его сюда. Если слушание дела его подзащитного еще не началось, попроси его отложить заседание. От моего имени.
Около получаса в кабинете Мегрэ царило безмолвие, и малейшее движение вспугивало тишину, подобно камешку, брошенному в пруд.
— Садитесь, мэтр Планшар… Не скрою от вас, что я намерен просить следователя выдвинуть против вашего клиента обвинение в умышленном и преднамеренном убийстве… Мы вас слушаем, Пардон. Вы говорили о найденных любовных письмах. Если я не ошибаюсь, речь идет о письмах пятнадцатилетней давности.
— Не знаю. На них не было даты…
Адвокат торжествующе улыбнулся и принял значительную позу, словно находился в суде присяжных. Мегрэ повернулся к Спенсеру Отсу:
— Помните наше посещение той уродливой мэрии в Бур-ла-Рене?
Потом обратился к Жерару:
— Так что же говорилось в этих письмах? Постойте. Сначала установим одно существенное обстоятельство. Оценив важность этих документов, ваша сестра решила вручить их мне, перед тем как отдаться в руки правосудия, не так ли? Она положила их в свою сумку вместе с другими деловыми бумагами, находившимися до этого в секретере, так?
— Да.
— Если дело обстоит именно так, — вмешался адвокат Планшар, обращаясь к Мегрэ, — то я прошу предъявить эти документы.
— Немножко терпения, мэтр.
Мегрэ поймал двусмысленную усмешку на лице месье Шарля.
— Не спешите радоваться, Дандюран! Я ведь знаю, что вы сумели овладеть этой чересчур уж компрометирующей вас перепиской и уничтожили ее. Однако не забывайте, что вы воспользовались моей минутной отлучкой для телефонного разговора, чтобы проникнуть в комнату госпожи Буанэ. Ну, теперь мы вас слушаем, Жерар. Скажите нам сначала, дружок, как эти письма начинались.
— Словами «Моя дорогая».
— Я вас прерву снова, — сказал Мегрэ неожиданно озорным тоном. — Я не хотел бы, чтобы мой американский коллега составил себе превратные представления о любовных отношениях во Франции, и потому добавлю, что, когда эти письма писались, госпожа Буанэ была на пятнадцать лет моложе. Конечно, она была уже не первой свежести, но все же не успела еще превратиться в пугало с палкой, каким стала за последние годы. Сколько писем вы насчитали, Жерар?
— Около тридцати. По большей части это были записки: «Завтра в три часа, ты знаешь где… Целую…
Твой…»
— Они были подписаны?
— Буквой «Ш».
Месье Шарль, которому не предложили сесть, не спускал взгляда с молодого человека. Лицо его приобрело землистый оттенок, но он отнюдь не терял присутствия духа.
— Буква «Ш» еще ничего не доказывает, — возразил мэтр Планшар. — Если эти письма будут приобщены к делу, я потребую графологической экспертизы.
— Они не будут приобщены к делу… Во всяком случае, именно эти письма. Мы слушаем вас, Жерар. Вероятно, некоторые из них были длиннее прочих?
— Да, четыре или пять писем.
— Постарайтесь вспомнить, что там было.
— Я помню, что одно из этих писем гласило: «Мужайся! Подумай, ведь через несколько недель ты освободишься, и мы наконец насладимся покоем…»
Мэтр Планшар насмешливо заметил:
— Быть может, речь шла о беременной женщине?
— Нет, мэтр! Речь шла о женщине, имевшей мужа и любовника. И письмо это писалось рукой любовника.
— Значит, муж ее был болен?
— Вот это и требуется установить. Продолжайте, Жерар.
Жерар, смущенный устремленными на него взглядами, пробормотал:
— Помню другую фразу: «…Вот видишь, он ничего не заметил… Терпение!.. Лучше нам не видеться в ближайшие дни. При нынешней дозе он протянет самое меньшее две недели… Спешить слишком опасно…»
— Не понимаю! — кашлянул мэтр Планшар.
— Тем печальнее для вас, мэтр.
— И я по-прежнему требую предъявления этих писем. И позвольте мне сказать, что я нахожу несколько опрометчивым с вашей стороны основываться на показаниях…
Мегрэ произнес мягким, вкрадчивым голосом:
— Если вы настаиваете, я попрошу произвести эксгумацию трупа покойного Жозефа Буанэ и исследование его останков. Он умер пятнадцать лет тому назад, но вам, несомненно, известно, мэтр, что большинство ядов, в частности те, которые требуют минимальных доз, как, например, мышьяк, сохраняются в течение многих лет после…
Вошел Торранс и положил перед Мегрэ список лиц, зарегистрированных в здании криминальной полиции в утро гибели Сесили.
— Вам, вероятно, надоело стоять, Дандюран. Торранс! Принеси-ка стул. Я замечаю, что последние минуты месье Шарль что-то пошатывается.
— Вы ошибаетесь, господин комиссар. Я все жду какого-нибудь хоть маленького доказательства, что…
— Потерпите же немного! Ваш адвокат, мэтр Планшар, не знал старой Жюльетты, и будет небесполезно коротко рассказать ему о ней. Вы позволите, мэтр Планшар?
Адвокат сделал неопределенный жест и закурил сигарету.
— Еще до замужества, когда она носила имя Жюльетты Казенов, она сошлась с Дандюраном в Фонтене-ле-Конте, вызвав этим толки во всем городке. Это случилось еще до того, как мэтр Дандюран угодил в тюрьму за совращение несовершеннолетних. Он был гораздо моложе, чем сейчас, и я готов допустить, что он обладал какой-то привлекательностью… Но, так или иначе, Жюльетта, дочь разорившихся родителей, не отказалась от выгодного брака с Жозефом Буанэ. Когда для достижения брака ей пришлось отнять у сестры приданое и присоединить его к своему, она сделала это без малейших колебаний. Вероятно, она превратно представляла себе жизнь в Париже с богатым мужем, не знаю… Поселились они в Бур-ла-Рене. Ревнивый муж… Жизнь, лишенная всякого блеска и роскоши… Проходят годы, а там, в Фонтене, стареет ее бывший любовник, однако не стареет его пристрастие к молодым девушкам, а потом и к совсем молоденьким.
Впрочем, не будем на этом останавливаться…. Два года тюрьмы. Не так уж много. И вот в один прекрасный день он в Париже, поселяется в меблированных комнатах на улице Деламбр, навсегда вычеркнутый не только из числа своих прежних коллег, но и из числа порядочных людей вообще. Они встречаются, где — не важно, и снова сходятся. Очень скоро муж начинает стеснять их. Главным образом он, конечно, стеснял Жюльетту. Вполне возможно, что именно ей первой пришла в голову мысль освободиться от супруга, мешавшего ей жить в свое удовольствие. Но, как явствует из писем, любовник давал ей советы.
— Сначала предъявите эти письма! — вставил Планшар, погрузившийся в изучение папки с делом.
— Я не сумею предъявить вам эти письма, ведь они-то и побудили вашего клиента совершить второе преступление.
— Ну, в таком случае…
И адвокат воздел руки, словно он был в зале суда, и патетически потрясал в воздухе широкими рукавами своей черной мантии.
— Терпение, дорогой мэтр… Итак, муж наконец умирает. Он мертв. Он много ел, много пил, много работал и скончался от сердечного приступа, врач был убежден в этом… И вот тогда…
Он сделал паузу, бросил взгляд на месье Шарля, затем на Спенсера Отса, и легкая ироническая усмешка тронула его губы.
