— Знал, но это его не уберегло. — Эллери задумчиво смотрел на изуродованное тело Хартмена. — Сколько времени он играл роль Монка?
— Пятнадцать дней. И никто из агентов не появлялся — Хартмен был в этом уверен. Свободное время он проводил в задней комнате, снимая на микропленку магазинный гроссбух с именами сотен клиентов Монка, номерами их счетов и адресами. И хорошо сделал, так как убийца забрал с собой гроссбух. А сегодня утром, — печально продолжал Сторк, — Хартмен сообщил по телефону, что обнаружил в списках клиентов двух иностранных агентов — каким образом, мы, вероятно, никогда не узнаем, так как он не успел объяснить. В этот момент пришел покупатель, и ему пришлось положить трубку. А когда вечером мы выбрали безопасное время, чтобы встретиться с ним, то обнаружили его убитым. Должно быть, один или оба агента посетили лавку, когда Хартмен собирался закрываться, и опознали в нем двойника.
— Вероятно, у них был какой-то сигнал, о котором Хартмен не знал. — Эллери уставился на пустую табачную банку. — Сторк, почему вы обратились ко мне?
— Причина у вас перед глазами.
— Эта банка? Она почти наверняка служила тайником для того, что доставляли Монку для последующей передачи. Но если во время нападения на Хартмена там находились какие-то секретные материалы, убийца или убийцы забрали их.
— Вот именно, — кивнул Сторк. — Это означает, что Хартмен сделал сверхчеловеческое усилие, стараясь снять с полки пустую банку. Почему же он хотел привлечь к ней наше внимание?
— Очевидно, он пытался сообщить вам что-то.
— Конечно, — нетерпеливо отозвался Сторк. — Но что? Вот чего мы не можем понять, Эллери, и вот почему я обратился к вам. У вас есть какие-нибудь идеи?
— Да, — сказал Эллери. — Он сообщал вам, кто из клиентов иностранные агенты.
Сторк привык скрывать свои эмоции, но на сей раз удивление ослабило его крепкий подбородок и расширило проницательные глаза.
— Мне это ничего не говорит! А вам, полагаю, да?
Эллери кивнул.
— Ну и что же?
— Кто такие два иностранных агента. Вы сообщили мне два факта: первый — что иностранные агенты фигурировали в гроссбухе Монка, и второй — что рядом с именем каждого клиента в гроссбухе значился номер его счета.
Перед смертью Хартмен сделал героическое усилие с целью привлечь ваше внимание к пустой банке с этикеткой «MIX C». Надпись состоит из двух элементов, и агентов тоже двое. Это могло быть совпадением, но, с другой стороны, каждый элемент мог указывать на одного из агентов.
Следуя этой теории, я заметил кое-что необычное в буквах, составляющих надпись «MIX С», что не относилось больше ни к одной из надписей на девяти других банках, стоящих на полке: каждая буква является также римской цифрой!
Возьмем слово «MIX». «М» означает тысячу, а «IX» — десять минус один или девять. Таким образом все слово является числом 1009, написанным римскими цифрами. Я уверен, Сторк, что на микропленке гроссбуха вы найдете под номером счета 1009 одного из двух иностранных агентов.
«С», согласно римской нумерологии, означает сто, и я думаю, что под номером сто в гроссбухе вы обнаружите имя другого агента.
ОТДЕЛ ПОХИЩЕНИЙ ЛЮДЕЙ
ДЕФЕКТНОЕ «Т»
Суббота, 23.55.
Энджи не без тревоги свернула на свою улицу.
Это был один из тупиков на восточной стороне центра Манхэттена, состоящий из складов, гаражей, построенных еще в прошлом веке многоквартирных домов и темноты. Последней было в избытке.
Сегодня вечером улица казалась еще более зловещей, чем обычно, что Энджи приписывала фильму, который она только что видела и в котором желто-зеленые монстры постоянно преследовали героиню, обладающую стальными нервами. «И как только девушка может быть такой храброй?» — думала Энджи.
Она вошла в неосвещенный подъезд и тут же вскрикнула, но крик перешел в жалобный стон, потому что чья-то ручища, пахнущая лосьоном после бритья и оружейным маслом, вынырнула из мрака и зажала ей рот. Две другие руки — это означало, что монстров было двое, как автоматически отметил счетоводческий раздел мозга Энджи, — заломили ей руки за спину.
— Не трепыхайся, — предупредил толкающий, от чьего дыхания разило чесноком.
Энджи, превозмогая боль, издавала нечленораздельные звуки, пытаясь предложить кошелек, в котором лежали девять долларов шестьдесят три цента, но нападавшим, похоже, было нужно совсем не это.
— Ты уверен, что это та самая Энджела Лотон? — спросил дышавший чесноком.
Глаза Энджи осветил луч фонаря, и пахнущий лосьоном и оружейным маслом ответил:
— Конечно, уверен. Я видел ее снимки в газетах.
— Тогда пошли! — с удовлетворением произнес первый бандит.
Фонарь погас, оставив Энджи в кромешной тьме и с ужасной мыслью, что это не простое ограбление.
Пара громил поволокла ее к урчащему автомобилю, втолкнула внутрь, завязала глаза тряпкой, напоминающей по запаху бархотку для чистки обуви, швырнула на пол машины лицом вниз, после чего один из них уселся на Энджи, упершись ботинками в стратегические участки ее анатомии, покуда другой поместился за руль, и автомобиль тронулся.
Теперь Энджи понимала, что происходит. Это имело отношение к городской комиссии по выдаче лицензий и к суду над ее председателем, который должен был начаться в понедельник утром.
Энджи молилась о даровании ей нечеловеческой смелости героини фильма, но понимала, что, будучи человеком, она может рассчитывать всего лишь на человеческую ее долю. При этом — ибо таково царство счетоводов — она не переставала считать.
* * *
Воскресенье, 9.10.
— Они сильно избили девушку? — спросил Эллери инспектора Квина в ожидании окружного прокурора у дверей больничной палаты.
— Не настолько, чтобы это было заметно, но более чем достаточно, чтобы добиться своего, — проворчал его отец. — Профессиональная работа, Эллери. Теперь она слишком напугана, чтобы давать показания. Может быть, тебе удастся что-то сделать.
По словам инспектора, Энджела Лотон, хорошенькая девушка двадцати трех лет, работающая клерком, машинисткой и счетоводом в бюро выдачи лицензий, на чье свидетельствование в основном полагался город Нью-Йорк в надежде на осуждение коррумпированного председателя комиссии по выдаче лицензий, прошлой ночью была схвачена двумя мужчинами, которые завязали ей глаза, отвезли в какую-то квартиру, избили, угрожая уничтожить ее красоту серной кислотой, если она даст показания в понедельник, и бросили в бессознательном состоянии на пороге ее дома в воскресенье утром, где она была обнаружена патрульной машиной.
Работу явно выполнили громилы по заказу обвиняемого, но девушка ни разу не видела их лиц, так что шансы связать нападение с подсудимым казались равными нулю.
— Поэтому окружной прокурор пытается убедить ее передумать, — закончил инспектор Квин. — Повезло, Херман? — спросил он прокурора, вышедшего из палаты.
Тот покачал головой и уныло поплелся прочь.
— Давай попробуем мы, — сказал Эллери, и они вошли в палату.
Девушка неподвижно лежала на койке.
— Поймите, мисс Лотон, никто вас не упрекает, — заговорил Эллери, взяв ее за руку. — Избиение профессиональными бандитами — слишком серьезный аргумент. Но предположим, мы поймаем этих людей, заставим их говорить и отправим за решетку. Тогда вам нечего будет бояться, и вы сможете давать показания. Правильно?
Холодная маленькая ручка попыталась освободиться, но Эллери мягко удержал ее.
— Предполагать приходится слишком много, мистер Квин. Как вы собираетесь их поймать? Я понятия не имею, куда они меня отвезли, кроме… — Энджи поморщилась.
— Я знаю, что вам больно, — посочувствовал Эллери. — Так кроме чего?
— Кроме того, что на другой стороне улицы была витрина с неоновой вывеской. Один раз повязка соскользнула с глаз, когда они меня били, и прежде чем ее успели поправить, я увидела, как вывеска зажглась и погасла. Но в Нью-Йорке таких великое множество.
— Что верно, то верно, — согласился инспектор Квин, показывая вставные зубы в подобии улыбки. — Что сообщала вывеска, мисс Лотон, и какого она была цвета?
— Розово-красного. Там было одно слово «EAT»[40] заглавными буквами. Как по-вашему, сколько здесь таких вывесок?
— Сотни, тысячи, — сказал Эллери. — Но неоновые вывески часто бывают дефектными, Энджи — не возражаете, если я буду называть вас так? Вы не заметили какого-нибудь несовершенства в буквах?
— Заметила, — отозвалась Энджи, проявляя слабый интерес. — Часть верхней перекладины буквы «Т» — в середине правой половинки — не горела.
— Е-А-Т с дефектом. — Эллери просиял. — Вы сказали, на другой стороне улицы. Скажите, вас привезли туда быстро?
