Глава 11
Как большинство людей, включая и вас, я часто делаю предположения, основанные на зыбких данных. Я знал относительно Вильяма Магнуса только то, что рассказала мне Рей Кольман, – что он студент юридического факультета Нью-Йоркского университета на Вашингтон-сквере и что это он организовал собрание в поддержку гражданских прав и КЗГП, на котором должна была выступить Сюзанна Брук. Поэтому мне казалось, что я знаю, каков он из себя: серьезный и честный, конечно, преданный идее молодой человек, возможно, страдающий от недоедания, но с огнем свободы, пылающим в очах; он появится в свитере и неглаженых штанах или, если только понимает значение первого впечатления, в почти свежей белой рубашке, в сером галстуке и в темно-сером костюме, слегка поношенном, но без единого пятнышка. Возможно, я должен упомянуть, что лучше умру, чем надену белую сорочку, за исключением тех вечеров, когда она является вроде бы униформой.
Поэтому, когда незадолго до пяти раздался звонок и я отправился в прихожую, чтобы отпереть дверь, и увидел красивого хавбека в двухсотдолларовом пальто верблюжьей шерсти, я решил, конечно, что это не Магнус. Но это оказался именно он. Его рукопожатие было твердым и дружественным, но не слишком. У него был приятный грудной голос. Когда я повернулся, повесив его пальто на вешалку, то увидел на нем синюю с желтым рубашку, сшитую на заказ, насколько я мог ее разглядеть под коричневой твидовой курткой, застегнутой на две пуговицы. Я провел его в контору, и он сразу уселся в кресло, обитое красной кожей, с таким видом, будто оно принадлежало ему. Это несколько затруднило разговор, так как, сидя за своим столом, я оказывался в двенадцати футах от посетителя. Я пересел в кресло Вулфа.
– Это не ваше место, не так ли? – сказал он с усмешкой.
– Мое место там, где я нахожусь, – ответил я усмешкой на усмешку.
– Чьи это слова? – нахмурился он.
– Мои.
– Нет, правда, где вы это вычитали?
– Нигде. Вы укололи меня, и я вынужден был ответить.
Он усмехнулся.
– Ладно, вы оказались наверху. Должен ли я попытаться стащить вас оттуда?
– Я могу опередить вас. Дайте-ка попробую. Звонила ли вам мисс Сюзанна Брук в четверть шестого в понедельник второго марта?
Он наклонился вперед и скрестил ноги. Темно-коричневые носки в светло-коричневую полоску обошлись ему или его отцу доллара в четыре, не меньше.
– Несчастье заключается в том, что, когда мне задают вопросы, у меня возникает непреодолимая потребность давать хитрые ответы, – произнес он. – Возможно, что это невроз. Лучше, чтобы вы заранее знали об этом. Полицейский, который допрашивал меня, и адвокат, – минутку-минутку, как его фамилия? А, Остер, совершенно правильно, – и помощник прокурора – все они настойчиво пытались задавать мне вопросы и, боюсь, остались несколько сконфуженными. Не хочу конфузить и вас. Я хотел бы, чтобы вы сказали мне, кому принадлежат слова: «Мое место там, где я нахожусь». Кто это сказал?
– Черт возьми, это сказал я! Даже если меня будут пытать, я не знаю, кто, где и когда это сказал до меня. Расскажите мне лучше о Сюзанне Брук и о телефонном звонке.
– Обязательно. Мне здесь нравится… Кабинет Ниро Вулфа. – Он принялся осматриваться. – Это самый большой глобус, который мне когда-либо приходилось видеть. Красивый ковер. Книги и книги. Хотел бы я провести здесь недельку и покопаться в них. Возможно, это принесло бы мне больше пользы, чем год на юридическом факультете. Я собираюсь заняться политической деятельностью. Хочу стать губернатором Нью-Йорка. – Он положил ногу на ногу. – Но вы же хотели услышать о Сюзанне Брук.
– Ради этого вы и приглашены сюда.
– Вы были знакомы с ней?
– Нет. Я лишь однажды встретился с ней. За пять дней до ее смерти.
– А я познакомился с ней год назад. Лакомый кусочек, но я решил не обзаводиться семьей, пока не достигну тридцати лет. Благодаря ей я заинтересовался проблемами гражданских прав. Я хотел помочь ей. Во всяком случае если занимаешься политикой, нельзя обойти проблему гражданских прав, хотите вы этого или не хотите. В тот день я созвал собрание ради нее. Хочу рассказать вам об этом.
Он снова расставил ноги, и выражение лица его полностью переменилось.
– Собрание было назначено в комнате наискосок от профессорской, где имеется телефон, добавочный семь-девять-три, и я договорился, что буду пользоваться им с четырех тридцати и оплачу все разговоры. Между четырьмя тридцатью и шестью тридцатью по этому телефону было двенадцать вызовов. Трижды разговаривал я. Дважды звонил в КЗГП, но ни один из них не был около четверти шестого. На коммутаторе не отмечались ни номера телефонов, ни время. С этим покончено?
– Ловкий ответ. Да, покончено.
– Я ожидал, что на собрание придет около сорока человек, и к пяти часам их было около сорока, большинство студенты и трое или четверо профессоров и преподавателей. Кое-кто сидел. Комната просторная, и присутствующие ходили или стояли группами по нескольку человек в разных углах комнаты. Я не начинал собрания, пока не пришла Сюзанна, а она опаздывала. Не знаю точного времени ее появления, да, очевидно, и никто не знает. Я стоял у окна, беседуя с четырьмя или пятью студентами, когда она вошла и сказала: «Вот и я, и, как обычно, с опозданием». Я взглянул на часы. Было двадцать минут шестого. Так что вот вам и время. Насколько мне известно, она могла воспользоваться телефоном, о котором я говорил, но сделала ли она это? Не знаю. Я пытался разузнать об этом, но никто не смог ответить мне утвердительно. Вопросы?
– Я не могу и мечтать о том, чтобы задать вам вопрос. А если бы задал, то он не относился бы к телефонному звонку. С этим вы покончили. Я бы спросил о том, как долго продолжалось собрание, когда его покинула Сюзанна Брук, и так далее.
Он усмехнулся.
– Вы поняли, как ко мне подойти. Займись вы политической деятельностью, вы могли бы стать сенатором, а я губернатором. Собрание закончилось в шесть тридцать, но несколько человек оставались там еще некоторое время. Сюзанна уехала со мной в шесть сорок. Моя машина стояла в соседнем гараже, и я отвез ее домой. Под «домом» я подразумеваю Парк-авеню, где она проживала вместе с матерью. Я ничего не знал относительно квартиры в Гарлеме. Теперь-то я, конечно, осведомлен, как и все. Итак, – чтобы покончить с этим, – мы подъехали к ее дому чуть позже семи, ну, скажем, в десять минуть восьмого. Это был последний раз, когда я видел ее. Почему Ниро Вулф считает, что ее убил не Уиппл?
Я усмехнулся.
– И вы еще спрашиваете меня?
– Конечно. Послушаем, что вы скажете.
– Да просто потому, что он знает, что это сделали вы.
– Не убедительно, – покачал он головой. – Попытайтесь еще разок. Каковы мотивы?
– Вы считали, что она беременна от вас и что это может испортить вашу политическую карьеру.
– Чуть лучше. Почему же тогда меня никто не видел? Мой шикарный вид, благородное выражение лица не остались бы не замеченными в самом центре Гарлема.
– Жженая пробка.
Он откинул голову и расхохотался.
– Чудесно! Вы молодец. Вы будете губернатором, а я членом сената. Считает ли Ниро Вулф, что он знает истинного убийцу?
Вулф еще целый час должен был провести в оранжерее, так что я позволил гостю немного задержаться и развлечь меня. К тому же он теперь стал возможным кандидатом в убийцы (хотя и занимающим самое последнее место в списке), так как назвал Сюзанну «лакомым кусочком» и намекнул, что мог бы жениться на ней, если бы не кое-какие принципы, которые он себе выдумал. Так как он твердо намеревался посвятить себя самой жесткой игре на свете, а именно – политике, ничто не могло бы остановить его, даже убийство, если только оно помогло бы ему приблизиться к цели.
Когда он ушел, я засел за пишущую машинку. Вулф сказал Долли Брук, что, возможно, полиция никогда не узнает о ее прогулке в Гарлем, но мне это казалось весьма сомнительным. Я решил, что не мешает иметь подробный отчет, написанным на свежую память, о том, что было сказано как у нее дома, так и у нас. Если поднимется вопрос о том что мы скрыли сведения о преступлении, я буду обвинен наравне с Вулфом. За тюремной решеткой у меня была бы уйма времени для того, чтобы писать мемуары, и огромную помощь могли бы оказать заметки, если бы только мне удалось пронести их в мою темницу. Я стучал и стучал на машинке и к шести часам дошел до слов Вулфа: «Я составил его по возможности кратко», – когда он вошел в кабинет. Он сел за стол не взяв в руки книгу, которую он читал, и спросил:
– Мистер Магнус?
Я кивнул.
– Очень жаль, что вы не видели его. Не знаю, какова его цена в обнаженном виде, но одетым он представляет великолепное зрелище. Высок, строен, остроумен и весьма разговорчив.
Я передал Вулфу весь наш разговор, опустив лишь пустую болтовню (за исключением вопросов, на которые я давал хитроумные ответы). Вулф все более и более хмурился, пока я продолжал свой отчет
