— Будет лучше, если вы расскажете мне все до конца, — сказал Бэрридж, уклонившись от прямого ответа.
— Я расскажу, мне теперь все равно… После этих картин сэр Трэверс почему-то повел себя со мной очень холодно. Я решил, что совершил какой-то промах, но не понимал, какой. Мне взбрело в голову посмотреть на комнату человека, которому я старался подражать. Нога у меня давно прошла, хотя я притворялся, будто сильно хромаю. Тесбери научил меня пользоваться отмычкой, и ночью я открыл дверь запертой комнаты. Она была рядом со спальней сэра Трэверса, и он проснулся. Услышав, как он встает, я бросился к двери, закрыл ее изнутри и погасил свет. Сэр Трэверс подергал дверь и ушел к себе, а я убежал. Позже он предложил мне остаться в его доме, и я остался. С Тесбери я встречался по воскресеньям в городе. Он велел мне сделать слепок с ключа от сейфа, но при этом не торопиться и действовать наверняка. Потом я узнал, что представляет собой эта диадема… Я не хотел красть ее, но Тесбери… Я его жутко боялся, и у меня не хватало духу отказаться. Он меня не торопил, сказал, что безопаснее похитить диадему, когда сэр Трэверс зимой уедет кататься на лыжах. Тогда пропажа обнаружилась бы нескоро. Тесбери наверняка рассчитывал за это время скрыться, а на меня ему было наплевать. Когда я свалился с лошади и сэр Трэверс спас меня, я твердо решил не брать диадему и придумал, что надо сделать. Уйти из дома сам я из-за Тесбери боялся, поэтому стал вести себя так, чтобы меня выгнали. Я хамил всем подряд, особенно сэру Трэверсу в расчете, что он меня выставит. Тесбери я сказал бы, что меня рассчитали, потому что мистер Барнет отказался от моих услуг. Но когда я в воскресенье встретился с ним в городе, оказалось, что ему известно о всех моих выходках. Он был в ярости и избил меня. Хорошо еще, он не догадался, что я делал это специально. После этого мне стало ясно, что в доме у него есть сообщник. Он-то и сообщал ему обо всем, что там происходит! С тех пор я все думал, кто это, даже рылся в их вещах, но все без толку. Правда, в чемодане мисс Алисы я нашел револьвер, но ведь убивать Тесбери не собирался. Теперь про ограбление. Приехал адвокат и стал убеждать сэра Трэверса сдать диадему в банк. Если бы сделали так, то Тесбери остался бы с носом. Однако сэр Трэверс не собирался отдавать диадему. Поэтому надо было придумать что-нибудь такое, чтобы он все-таки увез ее из дома. Ночью я поцарапал сейф и положил на видное место отмычку и мешок, который взял в кладовке. Потом разбил оранжерею, чтобы все думали, будто влез грабитель с улицы. Мистер Трентон как раз читал заметку про такое ограбление.
«Так вот в чем загвоздка! — подумал Бэрридж. — По-настоящему вообще никто не пытался украсть диадему».
— Я очень боялся, что полицейские все равно заподозрят меня, — продолжил Джек, — но что мне было делать? Тесбери я боялся еще больше. Еще я думал, что, может, сэр Трэверс не станет обращаться в полицию, раз диадема осталась на месте. Что произошло с моим отцом, я не знаю. Последний раз я видел его до того, как попал в дом сэра Трэверса. Его смерть все запутала. Инспектор сразу вцепился в меня, он решил, что мы вдвоем пытались взломать сейф. Я здорово струсил и совсем потерял голову. Потом я вообще перестал что-либо понимать. Сэр Трэверс сказал, будто видел какого-то высокого человека. Но кого же? Ведь я был в его кабинете один.
— Это я могу объяснить, — сказал Бэрридж. — Впуская к вам ночью пуделя, сэр Гордон видел, что вас не было в комнате, и поэтому решил, что вы вместе с отцом пытались похитить диадему. Про высокого человека он сказал, чтобы отвести от вас подозрение и спасти от тюрьмы, так как считал, что вас заставил отец.
— Я чувствовал, что он подозревает меня… Самое ужасное началось, когда мистер Барнет рассказал о телефонном разговоре мистера Хелмана. Если бы его арестовали, мне пришлось бы во всем признаться. Тогда мне уж точно была бы крышка. Полицейские не поверили бы, что я не собирался красть диадему по-настоящему, и засадили бы в тюрьму. А если бы и поверили, то меня убил бы Тесбери. Когда все это кончилось, сэр Трэверс сказал, что больше не нуждается в моих услугах. Ясно, он считал меня вором. Конечно, лучшего я и не заслуживал…
Ужинать я не пошел, но за мной послали лакея. Я ничего не ел, лишь выпил немного сладкого фруктового коктейля. Его всегда пил только я. Наверное, он был отравлен. Сообщник Тесбери решил от меня избавиться, чтобы я уже не мог их выдать. Я подозревал доктора Уэйна. Это он послал за мной лакея, и он уговаривал выпить побольше. И яд ему легко достать или самому приготовить, ведь он врач. Все лекарства, которые он мне давал, я выбрасывал. Когда сэр Трэверс взял меня в Альпы, мне пришлось сознаться ему, что это я взламывал сейф. Он почему-то начал подозревать кого-то другого… Я очень боялся, что мое признание дойдет до Тесбери и тогда он меня прикончит. А так он считал, что это был или посторонний, или мистер Хелман. По-моему, он больше на мистера Хелмана думал. Временами я начинал надеяться, что он оставит меня в покое. Я ведь его не выдал, а диадема хранилась в банке. Но когда мы приехали обратно, кто-то подбросил мне записку. В ней мне было велено прийти в воскресенье на старое место, в пустой дом. Я и пойти боялся, и не пойти тоже боялся. Я вообще трус, — с горечью сказал Джек, — только и думал, как бы он меня не прикончил. Сначала я не пошел, но он позвонил по телефону, и я сдался. Он ничего мне не сделал, сказал, чтобы я продолжал жить у сэра Трэверса и все. В первый момент я обрадовался, но потом понял, что за этим что-то кроется. Тесбери придумал что-то новое. И я догадался! Догадался, когда они заговорили о завещании. Сэру Трэверсу давно следовало вышвырнуть меня вон, но он очень хорошо ко мне относился, и Тесбери думал, что, составляя завещание, он мне что-нибудь оставит. Он ведь очень богат, а близких родственников у него нет. Тесбери рассчитывал на значительную сумму. Такое завещание было бы для сэра Трэверса смертным приговором! Они убили бы его! — выкрикнул Джек, стиснув пальцы с такой силой, что из свежих ссадин выступила кровь. — Убили бы из-за меня! Когда я это понял… В общем, я сам впутался в эту историю и выпутываться тоже должен был сам. Мне всегда не везло… Не думайте, что я все на других сваливаю. Нет, я сам виноват, я же с самого начала знал, на что иду.
После разговора о завещании я послал Тесбери письмо. Он дал мне на всякий случай один адрес, говорил, что ему передадут. Сам-то он, конечно, там не жил, он очень хитрый… В письме я назначил ему встречу на том же месте. Без письма он туда не пришел бы, мы с ним не каждое воскресенье встречались, а ждать я боялся. Вдруг приедет адвокат, и они составят завещание? Когда Тесбери пришел, я сказал, что знаю про его план насчет завещания, и если другого выхода не будет, то расскажу все сэру Трэверсу. Он страшно разозлился и стал меня запугивать. Говорил, что мне никто не поверит и я попаду в тюрьму за ограбление, а потом пригрозил, что убьет меня. Я знал, что так оно и будет… Он схватил меня, я стал вырываться. Хотя он был намного сильнее, мне почти удалось проскочить в дверь, но он схватил мой шарф. Я начал задыхаться, обернулся и толкнул его. В руке у него было что-то длинное, вроде тонкой трубы. В доме валялось много всякого хлама: доски, битые стекла, разные железки. Тогда, он меня и ударил. Больше я ничего не помню. Очевидно, Тесбери выволок меня на улицу и там оставил. Он не хотел меня убивать, думал, что заставит поступать по-своему. Без меня-то он ничего не мог сделать. А деньги он вытащил, чтобы создать видимость ограбления. Он был уверен, что я не посмею его выдать.
Когда я очнулся, то пожалел, что он не убил меня совсем… Я не знал, что делать. Обратиться в полицию? Они вряд ли б нашли Тесбери, а если бы и нашли, что толку? Доказательств нет, одни мои слова. А я всего-навсего вор, кто станет меня слушать… Тесбери прав: кончилось бы тем, что меня посадили бы. Оставаться в доме сэра Трэверса тоже было нельзя. Я решил сбежать и уехать куда-нибудь подальше. Удрать я собирался этой ночью, чтобы к утру, когда меня хватятся, быть уже в поезде.
— Однако вместо этого вы явились ко мне, — заметил Бэрридж.
— Да, потому что вчера вечером я узнал, кто сообщник Тесбери.
— Кто?
— А вы мне поверите? — нерешительно спросил Джек. — О себе-то я сказал уже достаточно для того, чтобы меня отправили за решетку, а его вы все порядочным человеком считаете.
— Перестаньте, Джек. Во всей этой истории вы виноваты гораздо меньше, чем вам кажется.
Джек прерывисто вздохнул. Он отдал бы все на свете, чтобы услышать эти слова из уст другого человека.
— Священник, — сказал он. — Вчера вечером он заспорил с мистером Барнетом о каких-то церковных делах. Они почти ругались, и лицо у него стало злым и жестоким. Я узнал это лицо. Тесбери его родственник, может быть, даже сын. По возрасту подходит, ему лет тридцать — тридцать пять.