— Он бы этого не сделал, — настаивал Блаунт. — Он обязан хранить тайну.
— Это нереально, — пояснил я. — Никому еще не удавалось принудить его к полной конфиденциальности, если при этом подразумевалось, что он не должен ничего рассказывать мне. Он утаивает что-то от меня лишь в том случае, если это зачем-то нужно ему самому. Если б он пришел, а вы стали настаивать, чтобы он ничего не рассказывал мне, он просто не согласился бы иметь с вами дело.
Блаунт покачал головой.
— Я никому об этом не рассказывал, даже собственной жене, потому что стыдился этого поступка. И до сих пор стыжусь. Об этом знал только Комус, но его нет в живых. И я не… Так вы Арчи Гудвин? Это вы с моей дочерью пришли к нему и нашли труп?
— Совершенно верно.
— И дочь моя как она это перенесла?
— Отлично. Минуты через три после того, как мы его увидели, она смогла без посторонней помощи дойти до лифта, спуститься вниз и взять такси. И жена ваша и дочь — обе держаться молодцом, как я вам уже докладывал. И как только, мистер Блаунт…
— Можно без «мистера».
— Хорошо. Как только удалось договориться о том, чтобы мне выписали пропуск, они вдвоем поехали домой.
— Мне нужен прямой ответ на прямой вопрос. Моя жена рассказала Вульфу, что именно ему предстоит выяснить?
— Нет. Она сказала, что не знает этого. Она сказала, что никто этого не знает, кроме Комуса.
Блаунт кивнул.
— Значит, он сдержал свое слово. Знаете, ведь мало кому можно полностью довериться. А Дэну Комусу было можно. И его больше нет. — Он стиснул зубы. Помолчав немного, продолжил: — понимаете, я никому не рассказывал об этом своем поступке, которого стыжусь. Мистер Маккини хотел, чтобы я ему рассказал, настаивал на этом, но я отказался. Да я и Комусу не говорил, он просто сам об этом знал. И когда он мне рассказал про Ниро Вульфа, я решил, что этому человеку можно довериться. А тут приходите вы и требуете, чтобы я все рассказал вам.
— Да я вовсе ничего не требую. Просто я пытаюсь объяснить вам, что рассказать мне — это то же самое, что рассказать мистеру Вульфу. Могу вам обещать, что я расскажу только ему. И еще могу вам сообщить, что бы он вам ответил, если бы вы потребовали от него молчать об этом. Он бы вам сказал, что его скрытность — лучшая гарантия сохранения вашей тайны и что если обстоятельства потребуют разгласить ее, то он непременно предварительно обсудит это с вами. А я могу дать слово, что я расскажу это только ему и не передам больше никому ни при каких обстоятельствах.
Наши глаза встретились; он умел смотреть прямо в глаза.
— Комус был моим адвокатом, — сказал он.
— Я это знаю.
— Но теперь мне потребуется другой адвокат, ему я этого рассказывать не собираюсь и попрошу от вас с Вульфом того же.
— Хорошо, не расскажем. Так что это такое, черт возьми? Столько приготовлений… неужто вы и впрямь положили яд в шоколад?
— Да. Именно.
Я вытаращил глаза.
— Вы?
— Да.
— Что ж, тогда все ясно. — Я сунул ручку в карман и закрыл записную книжку. В этом случае лучше было довериться собственной памяти ведь записная книжка могла потеряться или ее тем или иным образом могли у меня забрать. — Так это и есть то известное только вам с Комусом обстоятельство, которое предстояло расследовать?
— Да. Я очень сожалею об этом поступке и стыжусь его. Вы ведь знаете, что это я договорился, что Джерин придет в клуб. И я все тщательно подготовил. Я знал, что он любит пить шоколад во время игры, и попросил официанта, чтобы приготовили шоколад. Я не знаю и никогда не узнаю, как это меня черт попутал и надоумил в шутку подсыпать что-то в шоколад. Понимаете, я никогда не был шутником. Может, чей-то рассказ навел меня на эту мысль, но этого я уже припомнить не могу. Как бы то ни было, но сделал это именно я. Может, я слишком ценю свое шахматное мастерство и подсознательно ненавижу человека, который дает ладью форы и все равно обыгрывает меня. Если это так, то я сам себе отвратителен, но, черт возьми, все же это сделал я. Когда я нес шоколад по лестнице, я туда кое-что всыпал и размешал карандашом.
— То есть мышьяк. Это так, шутка?
— Но это был вовсе не мышьяк. Это действительно была отрава, если называть отравой всякое токсичное вещество, но только не мышьяк. И я сам точно не знал, что это было, узнал лишь позже, когда были получены результаты анализа. Мне это средство достал Комус. Я рассказал ему, что собираюсь проделать, просто для подстраховки: хотя и маловероятно было, что истина когда-нибудь всплывет наружу, но все же я хотел удостовериться в том, что в моих действиях не будет состава преступления. Он меня в этом уверил, и идея ему понравилась. Меня это и не удивило, я ведь хорошо его знал и был уверен, что такого рода розыгрыш в его духе. Но он предупредил меня, что надо очень аккуратно выбрать средство, да я и сам это понимал. Он предложил разузнать, что подойдет лучше всего, и пообещал достать это. Так все и было сделано. В тот же вечер, во вторник, прямо в клубе, Комус вручил мне небольшую бутылочку с жидкостью и велел использовать не более половины. Что я исполнил. — Тут Блаунт указал на меня пальцем — Послушайте, Гудвин. Я не хочу, чтобы моя жена и дочь когда-нибудь узнали, какой я идиот. Ни при каких обстоятельствах!
— Хорошо. Я, кстати, вас не осуждаю. Так что вполне естественно, что вам надо было самому спуститься за шоколадом и принести чашку.
— Конечно.
— И когда Йеркс пришел и сказал вам, что Джерину плохо, вы пошли, вымыли кофейник и чашку и принесли новую порцию шоколада, уже без отравы?
— Конечно. Я пошел посмотреть на него и убедился, что с него довольно.
— А вы не подозревали, что в шоколад могло быть подмешано что-то еще, помимо вашего средства?
— Нет, конечно, с чего бы это? Ведь бутылочку мне дал Комус, и я хранил ее у себя в кармане.
— А когда ему стало хуже и Комус привел к нему доктора Эвери, тогда вы не подумали, что в шоколад могло быть подмешано что-то еще?
— Нет. Эта мысль даже не приходила мне в голову до четверга. Я подумал, что при приготовлении нашего средства была допущена какая-то ошибка. Комус тоже этого боялся. Мне впервые пришла в голову эта мысль, когда Джерину стало так плохо, что его забрали в больницу. Когда я туда шел, а шел я пешком, один, я спрятал бутылочку, а позже, когда возвращался домой…
— Куда вы ее спрятали?
— В кадку с каким-то растением. По дороге в больницу я проходил мимо дома, рядом с которым стояла кадка с каким-то вечнозеленым кустарником, и я сунул бутылочку под мох. Когда я возвращался домой, а это было уже после смерти Джерина, я ее вытащил и взял с собой домой, а на следующий день отнес в лабораторию на анализ. Я получил ответ…
— А что это была за лаборатория?
— Лаборатория Ладлоу на Сорок третьей улице. Я получил результат на следующий день, в четверг, и показал его Комусу. Это было именно то, что он и заказывал, очень слабый раствор смеси хлоргидрата и тетрахлорида углерода. Даже если бы я использовал всю бутылочку, это не могло привести к летальному исходу.
— А как насчет мышьяка?
— Да нет, черт возьми, там было только то, что я назвал.
— А где сейчас хранится результат анализа?
— В запертом ящике письменного стола у меня в конторе, там же лежит и бутылочка с остатками жидкости.
— Ну что ж… — Я немного поразмыслил. — Получается, что вы не подозревали, что кто-то подложил в шоколад что-то еще, а знали это наверняка. Так ведь? Вы ведь знали, что Джерин отравлен именно мышьяком?
— Конечно знал.
— И у вас были какие-либо подозрения, кто это мог сделать?
— Нет.
— Но потом они появились?
— Очевидно, что это должен быть кто-то из четверых «посредников», потому что кроме них никто в библиотеку не входил. Но это казалось невероятным, потому что ни у кого из них не было причин убивать Джерина. На прошлой неделе Комус высказал предположение, что, возможно, это было сделано, чтобы избавиться от меня, то есть упрятать туда, где я сейчас нахожусь. Но кто? Комус исключается, но кто из оставшихся мог хотеть от меня избавиться? Ведь все они мои друзья. Один из них — племянник моей жены.
— Вы хотите сказать, что до сих пор не подозреваете, кто бы это мог быть?
— Вот именно.
Я положил ладонь на стол.
— Смотрите. Вчера вечером был убит Комус, и совершенно очевидно, что его убил тот же самый человек, что и Джерина. Следовательно, Комус имел какие-то предположения, и весьма основательные. И он, наверняка, пытался что-то предпринять, но не очень успешно, раз ему понадобился Ниро Вульф. И в результате его укокошили. Он ведь вчера приходил, чтобы уговорить вас нанять Ниро Вульфа. Так?
— Ему не надо было меня уговаривать. Я и не думал сопротивляться.
— Но все-таки он с вами говорил и имел в виду какого-то определенного человека. Иначе и быть не могло. Он не сказал, кто это?
— Нет. Он сказал только, что ему придется посвятить во все Ниро Вульфа и рассказать ему, что я подсыпал в шоколад, поскольку ему нужен первоклассный сыщик, а лучше Ниро Вульфа нет никого. Он только… подождите-ка, подождите. Кое-что он сказал. Он спросил у меня, не понимаю ли я сам, что произошло; я ответил, что нет, и спросил его, что он имеет в виду. Он обещал мне все рассказать, после того, как обсудит это с Вульфом. Вы считаете, что он имел в виду кого-то конкретно?