Селби, набивая табаком трубку, повернулся к шерифу, и в его глазах сверкнул озорной огонек:
— Слушай, Рекс, пусть Боб снимет у тебя отпечатки.
— Какого черта! — разозлился Брэндон. — Это что — шутка?
— Дай ему свои пальцы, — повторил прокурор.
Брэндон хотел что-то сказать, но передумал и, сжав зубы, подставил Терри сначала левую руку, потом правую.
— Теперь Боб, — продолжал Селби, — сравни отпечатки на ноже с отпечатками пальцев шерифа.
— С моими?! — изумился Брэндон.
Селби кивнул в знак согласия.
— Да я не прикасался к ножу, ты что, забыл? Ты сам схватил меня за руку…
— Я знаю.
— Каким образом, черт бы тебя побрал, мои отпечатки могут оказаться на этом ноже, если я его даже не трогал?
Прокурор вопросительно посмотрел на помощника шерифа. Боб Терри рассматривал отпечатки, имевшиеся на ноже, и сличал их с только что полученными.
Внезапно он замер, повертел головой и прошептал:
— Ну и ну! Не берусь утверждать, но…
— Что у тебя, Боб? — спросил Селби.
— Вот здесь, — ответил специалист, указывая на лезвие ножа, — есть отпечаток среднего пальца правой руки шерифа Брэндона.
— Что и требовалось доказать, — сухо заметил Селби. — Ну, Рекс, картина начинает проясняться.
Дорис Кейн и ее дочь сидели в столовой большого дома и обедали.
За окном начиналась пыльная буря, и горячий ветер пустыни раскачивал ветви деревьев и производил неприятный шум, врываясь под свес крыши старого дома.
Три дня прошло с понедельника, с его трагическими событиями, но тягостная атмосфера продолжала витать над домом.
Джим Мелвин находился на собрании городского совета Лас-Алидаса. Собрание было полусекретным, хотя было объявлено как заседание комитета полного состава.
Джим уехал очень поспешно, чуть ли не бегом кинувшись в гараж и бросив на ходу, что вернется в лучшем случае к утру и позвонит, если выяснится что-то определенное.
Судя по всему, городской совет был готов рассмотреть его заявку на установку счетчиков на платных стоянках.
Обедом занималась Дорис Кейн. Она испекла пирог с лимоном и меренгой, который особенно любила Паула, приготовила баранью ногу, нашпигованную чесноком и другими специями. Политую мятным соусом баранью ногу украшали ломтики картофеля, покрытые коричневой хрустящей корочкой. Трапезу дополнял салат из авокадо и помидоров, приготовленный по собственному рецепту Дорис. Она надеялась, что ее кулинарные изыски успокоят нервы Джима, но все ее усилия пропали втуне.
Паула приготовила коктейли, которые, по мнению Дорис, получились слишком крепкими. Уже после второго коктейля миссис Кейн поняла, что ей не удастся серьезно поговорить с дочерью.
Паула выпила три коктейля, и они не принесли, как обычно, привычного расслабления. Напротив, Паула была напряжена и нервничала, как норовистая лошадь под туго натянутым поводом. Только после того, как они разделались с лимонным пирогом и закурили, до миссис Кейн дошло, что Паула безотчетно старается направить разговор в нужное ей русло. Миссис Кейн пыталась помочь дочери — все, что угодно, лишь бы не это гнетущее напряжение. Они обсудили недостатки архитектуры дома, из-за которых вой ветра, искажающий и усиливающий все звуки вокруг, так действовал на нервы Паулы.
Наконец Паула, прямо глядя на мать, сказала:
— Знаешь, не заяви ты, что видела в дверях ванной постороннего человека, полиция удовлетворилась бы версией самоубийства Евы Даусон и все было бы кончено. Понимаешь, учитывая все обстоятельства, как мне кажется, тебе надо было общаться с полицейскими более осмотрительно.
— Я уже много думала об этом.
— Может быть, слишком много.
— Может быть.
— Мама, — ровным голосом продолжала Паула, — Джим абсолютно уверен, что ты видела у двери ванной именно Еву Даусон. Она чувствовала себя одинокой, была взвинчена и расстроена. Ведь ты помнишь, как она докучала тебе, как хотела выговориться. Но ты вымоталась и не хотела ни с кем общаться. Жаль, что ты была такой усталой и не позволила Еве излить тебе свою душу. Все, может быть, обошлось бы.
— Не думаю, Паула, что я видела в дверях Еву Даусон.
— А кто еще там мог быть? Как, по-твоему?
— Я думаю, там был тот, кто убил Еву.
— Мама!
— Ты же сама спросила.
— Но, мама, дорогая, как ты не поймешь, что Еву Даусон не убивали!
— Почему ты так думаешь?
— Потому что это было заурядное самоубийство.
— Тогда, кого я видела в дверях ванной?
— Еву Даусон, мама.
— Я так не считаю, Паула.
— Ну если ты настолько уверена, то и говорить об этом больше не стоит.
Дорис Кейн посмотрела на свои часы и сказала:
— Все равно, Паула, мои показания мало что значат. Я была в полусне. Подняв голову, увидела чей-то силуэт. Разглядеть того человека я не могла. После этого эпизода я почти сразу заснула. Но, задним числом, мне кажется, что в его в облике было что-то угрожающее.
— Конечно, спросонья ты могла не разобрать.
— Не исключено. Хорошо, Паула, мне пора домой.
Передавай привет Джиму. В следующий раз, когда я соберусь приехать, извещу заранее.
— Мама, — резко сказала Паула, — я должна тебе что-то сказать.
— Что?
Паула немного помолчала и ответила:
— Я хочу сказать, почему мы ничего не давали о себе знать. Теперь мне известно гораздо больше, чем тогда.
Ева Даусон была неврастеничкой. Она пыталась покончить с собой. Скорее всего, она и выстрелила в себя.
— Или кто-то выстрелил в нее.
— Ерунда. Она хотела застрелиться, но только ранила себя, а мы с Джимом взяли ее к себе.
— Почему?
— Я не могу вдаваться в детали, так получилось. Нам пришлось переехать сюда. Мы хотели, чтобы никто не знал об этом.
— Разве Джима не знают в Лас-Алидасе?
— Знают, конечно, поскольку он работает здесь по установке своих счетчиков. Но мало кто знает, где он здесь живет. Первую неделю мы совершенно никуда не выходили, потом, когда доктор сказал, что опасность миновала, начали время от времени выползать из дома.
Тогда Джим решил, что можно без опаски съездить в Мэдисон-Сити и забрать почту и одежду, а заодно заняться бизнесом. В течение десяти дней я всего два или три раза выходила, и то только до магазина и обратно.
Я хотела послать тебе весточку, а накануне дня твоего рождения я попросила Джима отправить тебе поздравительную телеграмму… Но он либо забыл, либо… понимаешь ли, он мог решить, что это небезопасно.
— Все в порядке, — улыбнулась Дорис. — Я зря волновалась. Но не имея от тебя ни строчки, мне начинает мерещиться невесть что. Ладно, Паула, пошли, вымоем тарелки, а потом я поеду.
— Мама, мне не хочется отпускать тебя ночью.
— Я люблю ездить по ночам.
— Но не в такую же погоду. Из-за ветра ты не справишься с машиной. — Миссис Кейн только покачала головой и улыбнулась. — Мама, ты уезжаешь, потому что тебе кажется, будто Джим не хочет, чтобы ты оставалась?
— Нет, Паула, я приехала, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке. Мне не хочется стеснять тебя. Теперь, когда я вижу, что ты жива и здорова, я могу со спокойной душой уехать.
— Но мы хотим, чтобы ты осталась.
— У меня есть дела, Паула, — рассмеялась миссис Кейн. — Нет, правда, мне пора возвращаться.
— Ну тогда дождись хотя бы утра. Рано утром и отправишься в путь.
— Мне по душе ночная езда: меньше движение на дорогах.
Они помолчали, потом Дорис Кейн неожиданно спросила:
— Паула, а Джиму нравится то, чем он сейчас занимается?
— Думаю, да.
— Мне кажется, на его бизнес сильно влияет политика.
— Разумеется.
Мать и дочь какое-то время сидели молча, потом Паула нарушила молчание:
— Мама, поверь мне, что я действительно не знаю всех подробностей. Еву Даусон ранили на той вечеринке, которую мы устраивали, и эту историю надо было замять — ведь соседи слышали выстрел. Мистер Карр взял все заботы на себя. Он все организовал так, что не произошло никакого скандала. Даже те, кто присутствовал на вечеринке, не поняли, что случилось.
— Как ему это удалось, милая?
— Во-первых, он предложил переправить Еву Даусон в безопасное место. Быстро сел на телефон, и через час этот дом, в Лас-Алидасе, был освобожден. Мне только известно, что Карр говорил по телефону, а как он все это устроил, я не имею ни малейшего понятия.
Раненую девушку перевезли сюда. Был вызван доктор, и скоро ситуация уже была под контролем. Затем Карр попросил своего бывшего клиента сыграть роль раненого. Для этой цели даже было заготовлено полотенце, залитое кровью.
Миссис Кейн хранила молчание, которое красноречиво передавало ее разочарование.
— Было крайне важно скрыть от всех, что Ева Даусон ранена и где она находится, — продолжала Паула. — В этом доме мы сидели взаперти. Не смели даже носа высунуть. Сюда приходил лишь доктор, который осматривал Еву. Вскоре он заявил, что она вне опасности. Я согласна, мама, что приятного в этом мало, но все упирается в этот чертов бизнес… бизнес, который так важен для карьеры Джима. Я несколько раз звонила горничной в Мэдисон-Сити, просила, чтобы она не убиралась в доме. Но мы забыли о почте. Вот почему к нам не попало твое письмо. Джим вынул почту из ящика за день до того, как ты приехала. Затем на следующее утро поступил чек от мистера Карра… своего рода компенсация за… ну в общем, за наши труды. — Паула замолчала, но после продолжительной паузы, видя, что мать тоже молчит, спросила: — Ты очень… порицаешь Джима?
