Рекс Стаут - Черная гора

Ознакомительная версия.

— Так не пойдет, Петер, — укоризненно произнес сидевший. — Ты, похоже, уже сообразил, что достаточно тебе как следует завопить, и тебя отпускают. Сейчас ты перестарался и крикнул преждевременно. Кстати, твои вопли звучат не слишком музыкально, и нам, пожалуй придется заткнуть твою пасть кляпом. Ты не возражаешь?

Петер Зов промолчал.

— Повторяю, Петер, — произнес сидящий на стуле, — ты зря думаешь, что все уже кончено. Вполне возможно, что ты еще нам пригодишься, но для этого ты должен меня убедить, что говоришь правду. Я человек терпеливый. Большинство сведений, которыми ты нас пичкал, оказались никуда не годными, а попросту говоря — ложными. Ты провалил ответственное задание, которое мы тебе поручили, и твои оправдания кажутся мне неубедительными.

— Это не оправдания, — пробормотал Петер Зов.

— Нет? А что же тогда?

— Это факты. Я говорю правду.

— Ерунда. Отвяжи его, Буа.

Человек слева от говорившего отпустил веревку, повернулся к стене, отвязал обмотанную вокруг крюка цепь и стал постепенно отпускать ее, пока ноги Петера не коснулись пола.

— Отдохни немного, — сказал сидящий. — Я понимаю, что тебе приходится убеждать этого болвана Госпо Стритара, что ты работаешь на него, в равной степени, как тебе приходится доказывать мне, что ты служишь нам. Последнее гораздо сложнее, поскольку я отнюдь не дурак. Ты бы мог выполнить эту операцию без малейшего риска разбудить в нем подозрения, а ты вместо этого отправился по его заданию в Америку. И теперь у тебя хватает наглости заявиться сюда, да еще и потребовать денег! Вот, считай, мы с тобой и расплачиваемся. Если ты сумеешь удовлетворительно ответить на мои вопросы, то оплата придется тебе больше по вкусу.

— Я был вынужден ехать, — пролепетал Петер. — Я думал, что вы это одобрите.

— Врешь! Не такой же ты придурок. Эти враги прогресса, которые называют себя Духом Черной горы, они ведь борются вовсе не с нами, а с Белградом, и нам выгодно, чтобы они всыпали Белграду по первое число. Маловероятно, конечно, что им удастся сбросить Тито, хотя это сыграло бы нам на руку. Тогда бы вошли под барабанный бой и вмиг захватили бы власть. Нет, мы лишь прикидываемся, что настроены по отношению к Духу Черной горы враждебно, и ты это прекрасно понимаешь. Чем больше им помогает Америка, тем лучше для нас. Если бы этот лакей-лизоблюд Марко Вукчич, который нажил состояние на том, что кормил прожорливых американских империалистов, посылал бы им всего в десять раз больше, мы бы только выиграли. А что сделал ты? По призыву Белграда отправился в Америку и убил его.

Он взмахнул рукой и продолжил:

— Или ты рассчитывал, что мы не узнаем? Тогда ты еще более круглый болван, чем я думал. Вечером четвертого марта ты высадился в Гориции, на итальянском побережье, имея при себе бумаги на имя Вито Риццо, и отправился в Геную. Оттуда ты отплыл шестого марта на борту «Амилии», где устроился стюардом. «Амилия» прибыла в Нью-Йорк восемнадцатого марта. В тот же вечер ты сошел на берег, убил Марко Вукчича и уже к девяти вернулся на судно. Не знаю, с кем ты там еще встречался и помогал ли тебе кто-нибудь украсть машину, но это уже мелочи. До двадцать первого марта ты оставался на борту, а второго апреля сошел на берег в Генуе и в тот же вечер возвратился в Титоград. Я это все говорю, чтобы ты понял: от нас ничего не скроешь. Ничегошеньки.

Он снова взмахнул рукой.

— А в воскресенье четвертого апреля ты приехал сюда и начал уверять, что не смог выполнить задание из-за того, что тебя посылали за границу. Ты застал здесь женщину, которая распивала водку с моими людьми, что тебя удивило, но еще больше тебя удивило, что здесь уже знают о том, где ты был и что делал. Согласен, мы тоже понаделали ошибок — я сам понял это, только когда прилетел из Москвы в Тирану. Мои люди признались мне, что после твоего ухода по пьяной лавочке разболтали про тебя этой женщине. Они склонны винить в случившемся водку, но пьянство не может служить оправданием такому разгильдяйству. Им пришлось исправить ошибку самим — они убили эту женщину. Но урок им все равно преподать придется.

Он внезапно возвысил голос:

— Но это подождет. Вздерни-ка его, Буа!

Петер Зов что-то залопотал, но его никто не слушал. Буа приподнял его за цепь на прежнюю высоту и намотал цепь на крюк.

— Ответь мне, Петер, — заговорил человек на стуле, — сколько судов у них есть в Дубровнике и как их охраняют?

— Черт побери! Я же не знаю! — завопил Петер.

— Мое терпение иссякает. Растяните-ка его!

Вулф опустился на корточки и потянул меня за рукав. Я пригнулся. В его правой руке блеснул широкий тесак. Вулф зашептал:

— Мы войдем, когда он заорет. Ты откроешь дверь, и я войду первым. Возьми в одну руку револьвер, а во вторую капсюль.

В ответ я прошептал:

— Я пойду первым. Не спорьте. Освободить его?

Вулф кивнул. Я потянулся за «марли». Этот револьвер не обладал убойной силой «кольта», но я к нему больше привык. Левой рукой я нащупал в кармане капсюль, но вынимать не стал, предпочитая оставить руку свободной.

Петер испустил дикий вопль. Я толкнул ногой дверь и ворвался внутрь. Шум открываемой двери потонул в истошном крике Петера, но Буа увидел меня, бросил веревку и вытаращился на нас; его сотоварищ последовал его примеру, и тут же сидевший на стуле спрыгнул с него и повернулся. Поскольку он был ко мне ближе всех, я прицелился в него. Вулф, вытянув вперед нож, заговорил, но его прервали. Рука моего противника нырнула к бедру. Не знаю, был ли он круглым болваном или отчаянным храбрецом, но мешкать я не стал и с девяти футов выстрелил ему прямо в грудь. Краешком глаза я заметил, что рука человека справа от меня метнулась назад и тут же вылетела вверх, и судорожно отпрянул в сторону. Нож просвистел на волоске от моего уха, но враг уже надвигался, на ходу доставая что-то из-за пояса, так что мне пришлось остановить его выстрелом в упор.

Я развернулся влево и остолбенел. Буа, привалившись спиной к стене, по-волчьи ощерился, держа перед собой нож, а Вулф, вытянув вперед руку с тесаком, наступал на него в классическом боевом полуприседе. Когда я позже спросил Вулфа, почему Буа не бросил в него нож, Вулф объяснил, что в поединках на ножах не принято прибегать к подобной тактике — если противника сразу не прикончишь, то, оставшись без оружия, очутишься в его полной власти. Знай я это тогда, я мог бы пальнуть Буа в плечо или в ногу, но я не знал и стремился лишь как можно скорее всадить в него пулю, прежде чем он успеет уложить Ниро Вулфа. Я выстрелил, и Буа судорожно дернулся, но руку с ножом не опустил. Я пальнул еще раз, и он мешком свалился на пол.

Вулф протопал мимо меня к стулу, сел и сказал:

— Не выпускай их из вида.

Петер Зов, по-прежнему висевший под потолком, что-то хрипло выдавил. Вулф перевел:

— Он просит, чтобы его опустили. Только сперва посмотри на них. Кто-то из них может притворяться.

Никто не притворялся. Я в этом тщательно убедился. Дольше всех я подозревал Буа, поскольку пушинка, которую я положил ему на ноздри, слетела. Однако две повторные попытки показали, что ее просто сдуло сквозняком.

— Никто не прикидывается, — провозгласил я. — Я стрелял в упор. Если вы хотели, чтобы…

— Ты слышал, чего я хотел. Опусти его.

Я размотал цепь и опустил Петера. Должно быть, я немного отвлекся и не следил за ним, потому что, когда я выпустил цепь из рук, Петер мешком свалился на пол. Я вынул из кармана складной нож, раскрыл его и склонился над Петером, чтобы порезать его путы, но Вулф остановил меня.

— Подожди. Он жив?

— Конечно, жив. Он просто потерял сознание, и я его прекрасно понимаю.

— Он умрет?

— От чего? Вы захватили с собой нюхательную соль?

— Проклятье! — взорвался вдруг Вулф. — Ты и на собственных похоронах будешь паясничать! Свяжи его лодыжки, и мы поднимемся наверх. Сомневаюсь, чтобы снаружи были слышны выстрелы, но мне все-таки будет поспокойнее, когда мы выберемся отсюда.

Я повиновался. Веревки в комнате было сколько душе угодно, так что управился я быстро. Когда я покончил с Петером, Вулф уже стоял у двери с фонариком в руке. Я тоже взял с полки фонарик и вышел следом за Вулфом к лестнице, а затем поднялся по ней. На сей раз мы преодолели пятнадцать ступенек быстрее, чем в первый раз, Вулф сказал, что нужно проверить, не остался ли в крепости еще кто-нибудь, и я согласился. Вулф знал в крепости все укромные места и закоулки, как будто сам ее построил. Он даже заставил меня подняться на сторожевую вышку, в то время как сам караулил у ее основания с моим «кольтом» в руке. Убедившись, что в крепости нет ни души мы вышли наружу и Вулф присел на валун возле тропы. Я заметил, что на поверхности камня рядом с Вулфом буреет пятно.

— Здесь Пашич зарезал пса, — сказал я.

— Да. Сядь. Как тебе известно когда я беседую с людьми, я должен смотреть им в глаза, а ты вынуждаешь меня крутить шеей.

Ознакомительная версия.