Поднимаясь по лестнице, он вспомнил, что не снял свой американский камуфляж, и решил оставить все как есть. Кто-то ведь упоминал, что миссис Бэррингтон-Брейбрук заокеанского происхождения.
Дверь открыла служанка, которая в ответ на просьбу повидать миссис Бэррингтон-Брейбрук впустила его в прихожую, а сама отправилась звать хозяйку. Представиться Роджер отказался, сообщив лишь, что у него к миссис Бэррингтон-Брейбрук важное дело.
Вышеупомянутая миссис, видимо, ничего не имела против его визита, ибо Роджера провели в обычную для «Монмут-мэншнз» гостиную, которая казалась меньше других, поскольку была забита мебелью. Роджер осторожно пробрался между двумя столиками, и, обогнув круглый пуфик, подошел к молодой женщине, которая при его приближении поднялась.
Это была дама приятной наружности, если про корову можно сказать, что у нее приятная наружность: большие покорные глаза, широкий белый лоб, пухлые щеки, выражение безличной приветливости и вялая улыбка над слабым, но хорошеньким подбородком.
«Типичная телка, — принялся классифицировать Роджер. — Склонность к слезам — бесконечная; страстность — пять процентов; способность к хладнокровному убийству — минус миллион. Исключаем миссис Бэррингтон-Брейбрук из числа подозреваемых». А вслух он сказал:
— Прошу извинить, миссис Бэррингтон-Брейбрук, мне страшно необходим адрес человека, который жил в этой квартире четырнадцать лет назад, его фамилия — Смит. Так вот, не могли бы вы как-то помочь мне выйти на след этого Смита и просветить меня насчет места его нынешнего обитания?
— Ах, нет, — огорчилась миссис Бэррингтон-Брейбрук, — кажется, я никогда о нем не слыхала. Но послушайте, вы, видно, американец?
— В точку попали, — подтвердил Роджер.
— Из Бостона, я полагаю? Ну разве не интересно! Не могу вам сказать, как я рада услышать в этом доме настоящую американскую речь, да и поговорить спокойно, вместо того чтобы вечно притворяться, что говоришь, как эти англичане. Послушайте, вы должны остаться и выпить со мной чашку чаю, мистер… да послушайте, вы, кажется, не назвались…
— Джоунс. Очень сожалею, мэм. Остаться не могу. Я выслеживаю этого Смита и должен добраться до него прежде, чем он смоется. Буду здорово рад как-нибудь в другой раз забежать к вам на чаек. — Он торопливо ретировался, подозревая, что спутал бостонский диалект с чикагским. Это подозрение подтверждалось озадаченным выражением коровьих глаз миссис Бэррингтон-Брейбрук.
«Чувство юмора — ноль, — продолжил он свой анализ на лестнице, — доверчивость — сто процентов; заокеанское происхождение подтверждено; предполагаемый опыт участия в музыкальном ревю — высокая степень вероятности; интересы — никаких; увлечения — никаких; ума — ни малейшего. Так-так-так. Теперь к мисс Деламер. Тут, пожалуй, надо действовать более тонко. Итак, поехали: я — сама утонченность».
Его представление об утонченности выразилось в том, что, когда мисс Деламер собственноручно открыла ему дверь, он проговорил следующее:
— Мисс Эвадин Деламер? Здравствуйте! Мое имя — Уинтерботтом. Дик говорил мне, что если я когда-нибудь окажусь в этих краях, то должен зайти к вам и передать от него привет.
Как ни странно, это сработало.
— Правда? — приятно удивилась мисс Деламер. — Как это мило. Входите.
И Роджер вошел.
— Боюсь только, у меня беспорядок в гостиной, — жеманно бросила мисс Деламер через хрупкое плечико.
— Обожаю беспорядок, — успокоил Роджер.
На самом деле гостиная оказалась необыкновенно опрятной. Можно было заметить только один признак беспорядка: на кушетке лежало шитье мисс Деламер, представлявшее собой, на взгляд Роджера, предмет интимного характера. С ахами и охами мисс Деламер кинулась к кушетке, смущенно запихала нежную ткань под подушку и испортила весь эффект, сообщив:
— Я все, ну решительно все шью себе сама.
— Неужели? — удивился Роджер от всего сердца. — Поразительно. Я, например, ничего подобного не умею.
— Ну так вы же мужчина, — потупилась мисс Деламер.
— У меня на этот счет сведения достоверные, — осторожно заметил Роджер.
Мисс Деламер на мгновение смешалась, а потом на него вновь обрушился поток восклицаний.
— Ах, да садитесь же, мистер Уинтерботтом. Я так бестолкова! Вечно все забываю. Сама уселась, а вам и не предложила. Конечно, многие сейчас садятся без всякого приглашения, правда? Но я вижу, вы не так воспитаны. Я виновата! Господи, как интересно, что вы знаете Дика. Я не виделась с ним целый век. Как он?
— О, все так же, — отозвался Роджер, придвигая стул.
— Ах, на этот не садитесь. Боюсь, эти стулья ужасно ненадежны. Вот сюда, здесь еще много места. — И она похлопала ладошкой по кушетке подле себя.
— Благодарю вас, — послушался Роджер. — Но помилуйте, вы ведь, кажется, шили? Прошу вас, продолжайте.
— Ах, как я могу, в вашем присутствии, — проворковала мисс Деламер, украдкой взглянув на него.
— А почему нет?
— Но как же, мы же, в общем, друг друга не знаем. К тому ж вы мужчина!
— А что, какая-нибудь цыганка предостерегала вас от незнакомых мужчин?
После недолгой веселой перепалки она опять взялась за шитье и теперь, когда приличие было соблюдено, уже не смущалась.
Но искоса они с Роджером внимательно изучали друг друга.
Перед Роджером было создание необыкновенно миниатюрное, пожалуй, самая крошечная женщина из всех, с какими его сводила судьба. Рост ее не превышал пяти футов, при этом она была прекрасно сложена и вполне пропорциональна; фигурка, эффектно подчеркнутая хорошо сидящим на ней черным бархатным платьем, была просто прелестна. Личико — прехорошенькое, немного, впрочем, подпорченное носом, который был великоват и лишал ее лицо совершенства, отличавшего фигуру. Глаза огромные, карие, бархатистые, волосы — иссиня-черные; хуже обстояло дело с цветом лица, желтовато-бледным. Говорила она с легким акцентом кокни, и по морщинкам у глаз и на шее Роджер дал ей года тридцать четыре, хотя в общем-то она выглядела моложе.
— Надеюсь, вы не сочтете за дерзость, — сказал Роджер, прекрасно понимая, что лучший способ угодить этой крошке — поговорить о ее внешности, держась, разумеется, в рамках комплиментов, — если я скажу, что в жизни не видел такой маленькой ножки?
— Смею думать, что так, — произнесла мисс Деламер не без самодовольства. — У меня туфли второй размер, в Лондоне — мне известно — я такая одна. Приходится заказывать обувь в Париже.
— Охотно верю. А позвольте узнать, какого размера ваши перчатки?
— Четвертого.
— Поразительно! Вы должны позволить мне прислать вам пару, в знак уважения.
— Вряд ли вы сумеете их отыскать. Редкий магазин в Лондоне может предложить перчатки такого размера.
— А где вы свои покупаете?
— У Росситера, на Бонд-стрит.
Из чего Роджер заключил, что мисс Деламер, невзирая на пророчество цыганки, не прочь принять подношения от незнакомых мужчин.
— Но я же австралийка, — сказала она так, будто это все объясняло. — Наверное, Дик говорил вам.
— Нет, не припоминаю. Как интересно. — Значит, вот чем объяснялся акцент: австралийцы имеют несчастье произносить слова на манер самых никудышных жителей Лондона. — И когда вы оттуда приехали?
— О, много, много лет назад. Когда мне было пятнадцать. Я, знаете ли, выступала на сцене.
— Что вы говорите? А сейчас?
— О нет. Я оставила ее вскоре после… в общем, давно.
— И чем же вы сейчас занимаетесь? — осведомился Роджер, сразу спохватившись, не бестактен ли его вопрос.
Но, судя по всему, он был вполне уместен.
— Я пишу, — с достоинством произнесла мисс Деламер.
— Вот как? Пишете? — снисходительно поинтересовался Роджер.
— Да, но не притворяйтесь, будто вы обо мне слышали, — проговорила мисс Деламер, одарив его лукавым взглядом. — Я пишу не под своим именем.
Это звучало так, словно ее еще и печатали.
— И под какой же фамилией вы пишете?
— Маделайн Гриффитс, — скромно призналась мисс Деламер.
Роджер уставился на нее в изумлении. Он хорошо знал имя «Маделайн Гриффитс», хотя не читал ни слова из ею написанного, — просто потому, что не жаловал газетные романы с продолжением, — однако для любого читателя «Дейли флюс», «Дейли трёп» и «Дейли бред» имя «Маделайн Гриффитс» означало последнее слово в литературе. Она знала, чего ждет ее читатель, и обеспечивала ему желаемое в охлажденном виде и с приправами, допускаемыми издателем. У Роджера лихорадочно заработала голова. Перед ним сидела нелукавая маленькая кокетка, каковую вздумалось изображать из себя мисс Деламер, рассчитывающая, без сомнения, очаровать его, но женщина умная и проницательная. Как это скажется на его планах? Вернее, что можно из этого выжать?
Принять решение — на это не ушло и пятнадцати секунд. Стелла Барнетт, со всеми ее актерскими способностями, в помощницы ему не годилась. Она сама заявила, что не желает помогать ему в расследовании и что ей это не интересно; ее участия в сегодняшнем спектакле он добился военной хитростью — что за этим кроется, она не знала. И если Стелла имела в это здание доступ, то мисс Деламер принадлежала ему полностью. Кстати, следовало очистить доброе имя Эвадины Деламер от всяких подозрений в убийстве: во-первых, будучи Маделайн Гриффитс, она зарабатывает не меньше двух тысяч в год и, следовательно, материально обеспечена, а во-вторых, так мала, что и терьера не придушит.
