Четыре человека среди жары. Барден поймал себя на том, что молится, чтобы не шевельнуться и в то же время быть настороже, как Вексфорд. Наконец, снова послышался стук каблуков. Эти двое пошли в столовую. Первым заговорил мужчина, и Бардену пришлось напрячь слух, чтобы различить его слова. Он говорил тихо, жестко держа себя в руках.
— Тебе не надо было приходить сюда, — сказал Дуглас Куодрент.
— Мне надо было увидеть тебя, — Хелен говорила громко и настойчиво. — Ты еще вчера обещал встретиться со мною, но не пришел. Ты мог прийти, Дуглас.
— Я не мог уйти. Я собирался, но пришел этот Вексфорд…
Его голос стал тише, и конца фразы нельзя было услышать.
— Мог бы и потом зайти. Я знаю, я столкнулась с ним.
Вексфорд в гостиной удовлетворенно кивнул, когда еще один нерешенный вопрос выяснился.
— Я думала… — Они услышали ее нервный смех. — Я подумала, что рассказала им слишком много. Я почти…
— Тебе ничего не надо было говорить.
— Я и не сказала. Я замолчала… Дуглас, ты делаешь мне больно!
В его ответе была ярость, но они не разобрали его слов.
Хелен Миссал не пыталась сдерживать голос, и Барден удивился, зачем одному собеседнику такие предосторожности, когда второй вообще не стережется?
— Зачем ты пришла? Что ты ищешь?
— Ты знал, что я приду. Когда ты позвонил мне прошлым вечером и сказал, что Парсонса не будет дома, ты знал…
Они услышали, как Хелен ходит по комнате, и Барден представил, как она презрительно морщит свой прямой носик, трогает пальчиком убогие подушки, чертит дорожки в пыли на серванте… Ее смех, презрительный и невеселый, удивил его.
— Ты видел когда-нибудь такой убогий дом? Представить только — она и вправду жила здесь, малышка Мегги Годфри…
В этот момент Куодрент не выдержал, и, забыв о предосторожности, закричал:
— Я ненавидел ее! Боже мой, Хелен, как же я ее ненавидел! Я никогда не встречал ее до прошлой недели, но это она превратила мою жизнь в кошмар!
Украшения на ярусных полках задребезжали, и Барден понял, что Куодрент оперся на сервант — это было совсем рядом, за стеной.
— Я не хотел ее смерти, но я рад, что она умерла!
— Дорогой! — Полицейские ничего не слышали, но Барден знал, прямо видел своими глазами, что она сейчас приникла к Куодренту, обняла его за шею. — Уйдем. Пожалуйста. Тебе тут нечего делать.
Он резко оттолкнул ее. Об этом сказал ее короткий вскрик и шум кресла, скользящего по линолеуму.
— Я возвращаюсь наверх, — сказал адвокат, — а тебе надо уходить. Прямо сейчас, Хелен. Ты выглядишь в этом наряде, как… — он помолчал, подыскивая метафору, — как попугай в голубятне.
Миссис Миссал пошла, спотыкаясь на своих каблуках, раненная его отказом. Барден, уловив проблеск пламени и голубизны в дверную щель, подался было туда, но Вексфорд стиснул его плечо. Кто-то еще был в этом тихом доме, там, наверху. И этот кто-то не выдержал. Об этом сказал грохот попадавших на пол книг двумя этажами выше, подобный раскату грома прямо над головой.
Дуглас Куодрент тоже услышал его. Он бросился к лестнице, но Вексфорд перехватил его. Они стояли в коридоре лицом друг к другу. Хелен вскрикнула и прикрыла рот рукой.
— О господи! — воскликнула она. — Почему ты не пришел, когда я тебе сказала?
— Никто никуда не идет, миссис Миссал, — сказал Вексфорд, — разве что наверх. — И он взял ключ платком.
Куодрент застыл с поднятой рукой, прямо как фехтовальщик в своей светлой рубашке, подумал Барден. Охотник, сам загнанный в ловушку. Его лицо ничего не выражало. Он несколько мгновений смотрел на Вексфорда, а затем закрыл глаза. Наконец произнес:
— Может, мы пойдем?
Они медленно поднимались наверх — Вексфорд впереди, Барден позади. Нелепая процессия, подумал инспектор. Они шли не торопясь, держась за перила, словно команда «Школы ремонта» или родственники, идущие навестить лежачего больного.
На первом повороте лестницы Вексфорд сказал:
— Думаю, мы все поднимемся в комнату, где Минна хранила свои книги, подаренные Дуном. Расследование началось в этом доме, и, возможно, есть некая поэтическая справедливость в том, чтобы и завершить его здесь. Но сборников поэзии тут уже нет, мистер Куодрент. Как и сказала миссис Миссал, вам нечего здесь делать.
Он больше ничего не сказал, но грохот наверху стал громче. Затем, когда Вексфорд положил руку на дверь маленькой комнаты, в которой они с Барденом тогда вслух читали стихи, с другой стороны двери послышался тихий стон.
Пол мансарды был завален книгами — открытыми, с оторванными корешками, с сорванными обложками и развернутыми веером страницами. Одну швырнули об стену, и она лежала, раскрывшись на картинке, где была изображена девочка с хвостиком и с хоккейной клюшкой.
Жена Куодрента стояла на коленях посреди этого хаоса, сминая в кулаках изорванные страницы.
Когда дверь открылась и женщина увидела Вексфорда, она сделала чудовищное усилие, чтобы вести себя так, словно находится у себя дома, словно роется у себя на чердаке, а четверо вошедших — нежданные гости. Какую-то секунду Бардену казалось, что она сейчас пожмет им руки. Но Фабия не сказала ни слова, руки ее безвольно упали. Она начала пятиться к окну, постепенно поднимая руки и прижимая отягченные кольцами пальцы к щекам. Зацепилась каблуком за одну из разбросанных книжек — девичий ежегодник — и почти повалилась на больший из двух сундуков. Звездообразная отметина появилась на ее щеке, там, куда врезалось кольцо. Она лежала, где упала, пока Куодрент не шагнул вперед и не поднял ее, прижав к себе. Фабия тихо застонала и отвернулась, уткнувшись ему в плечо.
Хелен Миссал, стоявшая в дверях, топнула ногой.
— Я хочу домой!
— Вы закроете дверь, инспектор Барден?
Вексфорд подошел к крохотному окошку и открыл задвижку спокойно, словно был у себя в кабинете.
— Наверное, свежий воздух нам не помешает, — сказал он.
Комната своими блеклыми обоями цвета хаки походила на внутреннюю часть обувной коробки. Сквозняка не было, но окно распахнулось, впустив в комнату более благотворное тепло.
— Боюсь, тут маловато места, — извиняясь, как хозяин, сказал Вексфорд. — Инспектор Барден и я постоим, а вы, миссис Миссал, можете сесть на другой сундук.
К изумлению Бардена, та повиновалась. Он видел, что женщина не сводит глаз с лица старшего инспектора, словно загипнотизированная. Она очень сильно побледнела и внезапно стала выглядеть намного старше своего возраста — как женщина лет пятидесяти в рыжем парике.
Куодрент молча гладил жену, как капризного ребенка. Почти с прежней презрительностью он сказал:
— Методы Сюртэ[35], главный инспектор? Как мелодраматично…
Вексфорд пропустил его слова мимо ушей. Он стоял у окна, его лицо четко рисовалось на ярко-голубом фоне.
— Я собираюсь рассказать вам историю любви, — сказал старший инспектор, — героями которой были Дун и Минна. — Никто не шелохнулся только Куодрент. Он потянулся к пиджаку, который лежал на сундуке рядом с Хелен Миссал, достал оттуда золотой портсигар и прикурил от спички. Когда Маргарет Годфри впервые приехала сюда, — начал Вексфорд, — ей было шестнадцать лет. Она выросла в старомодной семье и в результате казалась всем чопорной и строгой. Маргарет была вовсе не лондонской девушкой, приехавшей покорять провинцию, — она была сиротой из предместья, попавшей в маленький городок со своими сложными интригами и взаимоотношениями… Так ведь, миссис Миссал?
— Думайте что хотите.
— Свою неискушенность она прятала под маской тайны, иномирности, чопорности. Неотразимое сочетание для влюбленного. Дун не устоял. Он был богат, умен и привлекателен. Не сомневаюсь, что одно время Минна — такое имя дал ей Дун, и я буду называть ее так — была в растерянности. Дун мог дать ей то, чего она никогда не смогла бы себе позволить, так что некоторое время он, по сути дела, покупал ее любовь — или, скорее, дружбу, поскольку это была любовь духа, но не тела.
Куодрент яростно курил. Он глубоко затянулся, и кончик его сигареты запылал.
— Я уже сказал, что Дун был умен, — продолжал Вексфорд. — Возможно, мне следовало бы добавить, что блестящий интеллект не всегда идет об руку с самодостаточностью. Так случилось и с Дуном. Успех, амбиции, достижения в нашем случае зависели от участия его избранницы — Минны. Но та всего лишь тянула время, ждала своего часа. Поскольку, понимаете ли… — он смерил медленным взглядом каждого из троих, — понимаете ли, у Дуна, невзирая на богатство, интеллект, привлекательность, был один непреодолимый недостаток, больший, чем уродство, особенно для женщины, воспитанной в таких традициях, как Минна. И уродство это не могло исправить ни время, ни обстоятельства.
Хелен Миссал резко кивнула. Глаза ее загорелись от воспоминаний. Припав к мужу, Фабия Куодрент тихо плакала.
