Минут через сорок дверь гостиной открылась и оттуда вышла Кэт. Она была заплакана и пробежала мимо Алена, даже не заметив его. Решив, что больше он тут ничего не узнает, Ален пошёл к себе. Через несколько минут в дверь постучали. Ален сказал «войдите» и увидел Этвуда.
— Я так и думал, что вы ещё не спите, — сказа он. — Покажите мне, пожалуйста, те бумаги, которые я вам дал. И ваш план тоже.
Он уселся в кресло и погрузился в изучение содержимого папки, а кончив листать бумаги, задумчиво сказал:
— Из всего этого нельзя понять, как туда попасть.
— Да, я тоже решил, что тот человек ещё раньше был знаком с устройством механизма.
Этвуд хмыкнул и, разложив на коленях план, долго и сосредоточенно разглядывал его, хмурясь и покусывая нижнюю губу, потом лицо его прояснилось, и он указал на нарисованное Аленом подобие часовни, куда упиралась изображавшая ход линия:
— Человеку, знакомому с окрестностями, легко догадаться, что это часовня. Сам-то я там сто лет не был, а вы — совсем недавно. Скажите, оттуда вход заметен?
— Нет, но если поискать, то найти можно, особенно после того, как я там лазил и обломал кусты.
— Тогда ему вовсе не обязательно знать, как попасть в ход из вашей комнаты, — заключил Этвуд, и Ален подивился, почему эта простая мысль не пришла в голову ему самому, он почему-то считал, что незнакомец шёл из замка.
— Да, действительно, — пробормотал он.
Этвуд отложил план, у него был вид человека, вполне довольного достигнутым. «Странно, — подумал Ален, — а как же Кэт? Или он выяснил, что заблуждался со своими подозрениями насчёт таблеток?»
— Похоже, вы уже не считаете, будто миссис Рэтленд отравили, — заметил он.
Ответ Этвуда поставил его в тупик.
— Я и раньше не говорил, что её отравили, — сказал Этвуд.
— То есть как это не говорили?
— Говоря о миссис Рэтленд, я не употреблял глагола «отравили».
— Тогда зачем вы посылали меня к доктору Ратли?
— Хотел проверить свои подозрения относительно таблеток.
— Это уж слишком! То отравили, то не отравили! Сдались вам эти таблетки, если её не отравили! И вообще, что за тайны мадридского двора?!
— А знаете, при мадридском дворе в определённом отношении было лучше, чем сейчас: в те времена каждый сам осуществлял правосудие. В наше время это, к сожалению, не практикуется, хотя бывают ситуации, когда…
Дверь, очевидно неплотно закрытая, открылась, и их обдало потоком холодного воздуха; обычно Ален спал с открытым окном, но поднявшийся ветер был слишком сильным, получался сквозняк.
— …прибегать к помощи закона бесполезно и надо действовать самому, — закончил Этвуд, затем вдруг встал и быстро вышел.
Удивлённый, Ален пошёл следом: Этвуд стоял в коридоре и озирался вокруг.
— Что случилось? — спросил Ален.
— Мне почудился какой-то шорох. Вы слышали?
— Нет. Это от сквозняка, я сейчас закрою окно.
В глубине коридора промелькнула женская фигура, но она шла с другой стороны, быстро пересекла коридор и скрылась.
— Спокойной ночи, — сказал Этвуд — уже второй раз за этот вечер — и устремился туда же, снова оставив Алена неудовлетворённым и негодующим из-за того, что он ушёл, так ничего и не рассказав.
Ложась в постель, Ален ломал голову над тем, как расценивать эту историю с таблетками. Ему казалось, что Этвуд противоречил сам себе, сначала дав понять, будто подозревает отравление, а потом сказав, что вовсе этого не думал. Он вертелся с боку на бок, сердясь на Этвуда и на собственную несообразительность, однако постепенно его мысли приняли более приятное направление: он подумал о Джудит.
Было уже за полночь, когда до его слуха донёсся шум мотора отъезжающей машины.
«Филип куда-то поехал, — подумал он, — мог бы и меня взять с собой… А ведь говорил, что машина не в порядке. Уже починили?»
Наконец он забылся беспокойным прерывистым сном.
На рассвете Ален окончательно проснулся и, чувствуя, что больше не заснет, оделся и вышел на улицу. Он воспользовался боковым выходом, обратив внимание на то что, несмотря на столь ранний час, засов уже открыт. «Вероятно, засов открыл Этвуд, когда уехал куда-то ночью, — подумал он, — странно только, что он не закрыл дверь снаружи ключом, а оставил ее открытой». Ален направился взглянуть, на месте ли машина, вернулся Этвуд или нет? Подойдя к гаражу, он обнаружил, что машины нет, более того, двери гаража были сломаны. Ясно, что машиной воспользовался кто-то другой, а не хозяин. Самое простое и разумное, что можно сейчас предпринять, это выяснить, кто отсутствует. Ален решил начать с Кэт и постучал в её дверь, даже не придумав, что скажет, если она откроет. За дверью царила тишина. Он постучал еще раз, сильнее, и, не получив ответа, вошёл: комната была пуста и постель не смята. Так и есть, птичка упорхнула! Ясно, что одна она не добралась бы до машины, взлом гаража — дело рук мужчины; Ален подумал о Нике. Надо было поставить в известность об этом Этвуда. Полагая, что если Этвуд спит, то стука не услышит, так как между ними есть еще одна дверь, ведущая в спальню, Ален хотел войти, однако дверь была заперта. Он забарабанил в неё кулаком.
— Кто там? — раздался голос Этвуда.
— Филип, откройте! Это я, Ален.
Однако вместо того, чтобы открыть дверь, Этвуд сказал: «Подождите». Когда он, наконец, появился, Ален, бросив взгляд внутрь, заметил, что дверь в спальню закрыта. Закрыв перед его носом и вторую дверь, Этвуд спросил:
— Что случилось?
— Я обнаружил, что Кэт исчезла! — выпалил Ален, однако реакция Этвуда оказалась совсем не такой, какой он ожидал: Этвуд расхохотался и сказал с непередаваемой иронией:
— И вы разбудили меня только затем, чтобы сообщить, что Кэт нет в её комнате?
— Нет, не только. Ваш гараж взломан, и машины нет. В первом часу я слышал, как кто-то уехал на ней.
— На моей машине? Но ведь она неисправна! — Этвуд бросил взгляд на дверь, затем сказал: — Идёмте, посмотрим.
Они вышли наружу, и он вместо того, чтобы свернуть к гаражу, направился в сторону дороги. Сокращая путь, они напрямик, по газонам пересекли парк и, когда выбрались на дорогу, ноги их были мокрыми от росы. На земле отчётливо виднелись следы колес: когда машина проехала, земля была еще влажной, теперь она уже подсохла и следы шин затвердели. Этвуд очень быстро шагал между ними, то и дело поглядывая вперед. Дорога круто пошла вниз, а там резко поворачивала влево. Этвуд сбежал с холма и остановился на повороте, поджидая отставшего спутника.
— Смотрите, — сказал он, указывая на землю, когда Ален догнал его. — Видите?
Следы шин вместо того, чтобы повернуть налево, продолжали идти прямо и терялись в траве; ярдах в двадцати от дороги блестела река. Берег был высоким и обрывистым, быстрое течение билось о преграду и, крутясь, заворачивало в другую сторону.
— Больше мы их не увидим, — сказал Этвуд, глядя на темную воду. — Конец спектакля. Я ведь говорил, что машина барахлит. Должно быть, они подумали, что это какая-то незначительная неполадка, а там тормоза отказали. Они ехали очень быстро и на склоне еще больше разогнались, а внизу сразу поворот. На такой скорости, да еще когда земля сырая, повернуть трудно. Машину понесло по прямой… Я одного не понимаю: как он добился того, чтобы лошадь захромала? Хорошо заплатил конюху или изловчился сам повредить ей ногу?
— Вы думаете, что это мистер Грейсон?
Этвуд кивнул:
— Это мог быть только он. Помните свою встречу с ним в подземелье? Я всё думал, почему выстрел был всего один, почему этот человек не побежал за вами. Существовало лишь одно разумное объяснение: он не мог бежать, а стрелять с места бесполезно, ход там поворачивает, потом ещё два поворота. Он сам пришёл с той стороны и потому сообразил, что стрелять бессмысленно. А единственный, кто не может бегать, это Грейсон, у него больные ноги. Если б я не растерялся, когда он меня ранил, мы наверняка поймали бы его, с такими ногами ему не удалось бы от нас удрать. Он и ножом воспользовался потому, что стрелять так близко о дома для него было чересчур опасно: кто-нибудь мог выскочить на звук выстрела раньше, чем он успел бы скрыться. Ему надо было убрать меня без шума. Когда миссис Рэтленд умерла, я был абсолютно убеждён, что она умерла сама, — продолжил свой рассказ Этвуд. — Однако после того, как я сказал вам, что для беспокойства нет оснований и что расследования наверняка не будет, сам я почему-то засомневался. Вдруг Ратли отказывается дать заключение не только из вредности, вдруг её действительно отравили? Но зачем? Единственным человеком, кому её смерть была в определённом смысле выгодна, был я сам. Но потом я сообразил, что это не так, есть ещё одно лицо, которое выигрывает от её смерти. Помните, я говорил о завещании мистера Аттерсона? Если Джудит не выйдет за меня замуж, деньги получит Шарлотта Хик. Кто она такая, я понятия не имел и Джудит тоже, знали только, что она приходится мистеру Аттерсону дальней родственницей. Тогда мне пришло в голову, что одна из двух женщин, которых я пригласил в свой дом, может быть этой самой Шарлоттой Хик. Не то чтобы я сразу всерьёз заподозрил их, однако мне было уже не отделаться от этой мысли. Когда думаешь, не произошло ли рядом с тобой убийство, в голову всякое лезет… Раздумывая об этом новом действующем лице, я вернулся назад, к попыткам убить меня самого. Вы подозревали беднягу Генри на том основании, что он унаследовал бы моё состояние. Если б я обратился в полицию, они, вероятно, подумали бы так же, но я не верил, что Генри способен меня убить. Правда, оставались ещё Томас и моя мачеха. Однако, если в доме живёт Шарлотта Хик, ситуация в корне меняется. Когда один наследник убивает другого, это самый простой, но и самый опасный для убийцы ход, потому что его будут подозревать в первую очередь. А если убить человека, к которому вроде бы не имеешь никакого отношения, шансы остаться в стороне намного увеличиваются. Одним словом, я решил, что дело не во мне самом и что меня хотели убить лишь затем, чтобы Джудит не стала моей женой и тем самым лишилась наследства. Оригинальный ход, не правда ли? Разумеется, Шарлотта Хик действовала не одна, с ней был мужчина, который кинулся на меня с ножом. Однако, замышляя убийство, Шарлотта Хик не рискнула бы принять моё приглашение и поселиться в моём доме под вымышленной фамилией, ведь полиция стала бы проверять всех живущих здесь и выяснять, кто они такие. Конечно, полицейские в первую очередь заинтересовались бы Генри и моей мачехой — налицо мотивы для убийства: деньги. Ещё Томас, у него тоже есть причина: Джудит. Словом, Шарлотта надеялась, что на неё не обратят особого внимания. Все знали, что я сам пригласил её к себе, значит, её присутствие в доме случайно. Однако для неё было крайне желательно, чтобы фамилия Хик вообще не всплыла в этом деле. Она наверняка рассчитывала фигурировать в нём под другой фамилией. Из этого следует, что названная ею фамилия — настоящая, во всяком случае, она жила под этой фамилией достаточно долго. Напрашивается самый простой вариант: замужество. Я позвонил своему адвокату и попросил его срочно выяснить в Сомерсет-Хаус[1], была ли Шарлотта Хик замужем. Он пообещал сделать это в тот же день и вечером позвонить мне. Увлечённый своей новой идеей, я уже всё разложил по полочкам, но когда явилась полиция и полицейский врач сказал, что не видит никаких признаков отравления, я почувствовал себя последним идиотом. Но потом пришли вы и рассказали про этот разговор. Меня сразу насторожили слова про новый план и что это будет выглядеть естественно. Смерть миссис Рэтленд выглядела вполне естественной.