— Так, значит, вы помните, что это была пятница?
— По-моему, вы сами так сказали.
— Возможно. Во всяком случае, меня интересует именно эта пятница, которая пришлась на двадцатое декабря.
— Почему?
— Обычная формальность, необходимая для дальнейшего расследования.
— Чепуха! Просто вам все-таки удалось что-то узнать об этой женщине… Я прав? Откуда она?
— У нас пока еще нет полной информации.
Альфред пристально посмотрел на инспектора.
— Надеюсь, вас не ввела в заблуждение странная фантазия моей сестрицы, будто та несчастная — вдова Эдмунда? Надо же было до такого додуматься!
— Эта… Мартина… Она случайно к вам не обращалась?
— Ко мне? Господи, конечно нет! Не смешите меня!
— Вы полагаете, что она скорее всего обратилась бы к вашему брату Харольду?
— Ну естественно! Его имя часто мелькает в газетах. Он человек обеспеченный. Меня не удивило бы, если бы она попыталась выудить у него денежки. Другое дело, что ничего бы у нее не вышло. Харольд такой же скряга, как наш старик. Кто у нас добрая душа, так это Эмма, и, что немаловажно, Эдмунд очень ее любил. Однако при всей своей доброте Эмма не так уж доверчива. Она вполне допускала, что письмо написала какая-то аферистка. И решила на всякий случай пригласить на встречу всю семью и какого-нибудь ушлого адвоката.
— Оправданная предосторожность, — заметил Креддок. — Была назначена определенная дата?
— Кажется, сразу после Рождества.., числа двадцать седьмого… — Альфред остановился.
— Ну вот, — с радостным изумлением произнес Креддок, — я смотрю, некоторые даты вы все-таки помните.
— Я уже сказал — определенной даты назначено не было.
— Но разговор на эту тему был — когда?
— Хоть убейте — не помню.
— Может, все-таки попробуете вспомнить, что вы делали двадцатого декабря?
— Извините… Просто никакого проблеска…
— Вы не ведете записей деловых встреч?
— Терпеть не могу всякой канцелярщины.
— Пятница накануне Рождества… Предрождественские дни обычно всегда запоминаются.
— В какой-то день я играл в гольф с одним нужным человеком. — Альфред покачал головой. — Нет, это было на неделю раньше. Пожалуй, все эти дни я просто слонялся. Я часто так провожу время. Люблю сочетать полезное с приятным. По-моему, за стойкой бара заключить успешную сделку куда проще, чем в конторе.
— Кстати, не могли бы вам помочь ваши тамошние приятели? Те, кто тоже предпочитает бары конторам?
— Ладно, поспрошаю их. Что смогу, разузнаю.
Альфред держался теперь более уверенно.
— Я не могу вам сказать, что делал в тот день, — сказал он, — зато я точно знаю, чего не делал. Я никого не убивал и не прятал труп в саркофаг.
— Почему вы так говорите, мистер Крэкенторп?
— Полно, дорогой инспектор! Вы расследуете это убийство, верно? Раз вы спрашиваете «Где вы были в такой-то день и в такое-то время?», стало быть, вам необходимо по возможности сузить круг подозреваемых. Хотел бы я знать, почему вас так интересует та пятница и даже не вся пятница, а примерно от ленча до полуночи? Что навело вас на это время? Не медицинское же освидетельствование. Ведь сколько времени уже прошло! Может быть, кто-то видел, как та дамочка прошмыгнула в амбар? Вошла, а обратно так и не вышла… Ну что, угадал?
Сощуренные черные глаза так и впились в инспектора, но Креддок был человеком бывалым, умел противостоять любому напору.
— Боюсь, что не смогу удовлетворить ваше вполне понятное любопытство, — сказал он подчеркнуто доброжелательным тоном.
— Да, в полиции откровенничать не принято!
— Ну, не только в полиции. Полагаю, и вы, мистер Крэкенторп, могли бы все-таки вспомнить, как провели ту пятницу. Впрочем, возможно, у вас есть причины, по которым вам не хотелось бы вспоминать о том дне.
— Нет, инспектор, на этот фокус вам меня не поймать. Понимаю, что моя забывчивость наводит на подозрения. Но что поделаешь, такой уж я рассеянный. Погодите-ка, на той неделе я ездил в Лидс.., останавливался в гостинице около ратуши.., название, естественно, не помню.., но вам ведь ничего не стоит проверить. Это могло быть в пятницу.
— Мы проверим, — сдержанно произнес инспектор. — Очень жаль, — добавил он, поднимаясь, — что вы, мистер Крэкенторп, ничем не сумели нам помочь.
— Мне тоже очень жаль! У Седрика твердое алиби, он был у себя на Ивице, у Харольда все расписано чуть не по минутам: деловые встречи, официальные обеды… А у меня — никакого алиби! Что уж тут хорошего. А все-таки это все глупости. Я уже сказал вам, что убийства не по моей части. К тому же подумайте сами: зачем мне было убивать незнакомую женщину? Даже если это и в самом деле вдова Эдмунда, чего ради кому-нибудь из нас ее убивать? Вот если бы она вышла во время войны за Харольда и теперь вдруг объявилась.., тогда нашего добропорядочного Харольда обвинили бы в двоеженстве, в попрании святых уз и все такое прочее. Но Эдмунд! Да, мы бы все только порадовались такой новости, заставили бы отца раскошелиться, чтобы назначил ей содержание и устроил парня в хорошую школу.
Наш старик конечно бы жутко бесился, но отказать бы не посмел — это уж было бы чересчур… Не хотите выпить, хотя бы на прощание, инспектор? Точно нет? Сожалею, что вы напрасно потратили на меня свое время.
— Послушайте, сэр, знаете что? — вдруг взволнованно воскликнул сержант.
— В чем дело, Уэзеролл?
— Я его вспомнил, сэр! Этого малого. Все думал, где-то я его уже видел, и точно! Он был замешан с Дикки Роджерсом[29] в махинациях с консервами. Улик на него так и не нашли, сумел вывернуться — больно ловок! Он и в Сохо прокручивал какие-то делишки. Помните скандальную историю с часами… А махинацию с соверенами в Италии? Стало быть, и там завел себе компаньонов, среди всякой пестрой публики.
Конечно! Теперь Креддок понял, почему лицо Альфреда с самого начала казалось ему знакомым. Действительно, вся его бурная деятельность была очень подозрительна. Тем не менее за руку его схватить никогда не удавалось: Альфред в своих сомнительных сделках всегда держался на грани дозволенного. К тому же умел разыграть из себя простачка и очень убедительно объяснить, что он совершенно случайно оказался замешан в том или ином грязном деле. Однако полиции было доподлинно известно: только такие неприглядные делишки дают ему небольшой, но постоянный доход.
— Это отчасти проливает свет на существующее положение вещей, — сказал Креддок.
— Думаете, это он?
— Нет, на убийцу он, пожалуй, не тянет. Но теперь я кое-что понял. Например, почему он так себя вел и даже не пожелал обеспечить себе алиби.
— Сам себе делает хуже.
— Необязательно. В общем, совсем неглупая позиция: твердо заявить, что ничего не помнишь. Разве мало людей, которые не упомнят, что делали всего неделю назад? Забывчивость удобная штука, если не хочешь привлекать внимание к тому, с кем и как проводишь время. Например, якшаясь в шоферской забегаловке с подручными Дикки Роджерса.
— Значит, думаете, он чист?
— Пока я ни о ком не могу так думать. Придется поработать еще, Уэзеролл.
Прибыв в свой кабинет, Креддок, недовольно хмурясь, разложил на столе блокнот и стал записывать:
«Убийца — мужчина. Рост высокий. Волосы темные.
Жертва — возможно, Мартина, подруга или вдова Эдмунда Крэкенторпа или:
Анна Стравинская… Ушла из труппы и выпала из поля зрения коллег в то самое время; возраст, внешность, одежда — совпадают. Связь с Резерфорд-Холлом, по имеющимся данным, отсутствует. или:
Если она связана с Харольдом: первая жена — двоеженство?.. любовница — шантаж?!
Если связана с Альфредом: шантаж, знала что-нибудь, что грозило ему тюрьмой.
Если с Седриком: могла быть связана с ним за границей — в Париже? на Болеарах? или:
Жертвой могла быть Анна С., выдававшая себя за Мартину. или:
Жертва — неизвестная женщина, убитая неизвестным мужчиной!»
— Последнее, видимо, наиболее вероятно, — вслух произнес Креддок.
Он, нахмурив лоб, раздумывал над создавшейся ситуацией. Нет, пока им неизвестен мотив преступления — никакой надежды на то, чтобы продвинуться вперед. Все их домыслы недостаточно обоснованны или просто притянуты за уши.
Насколько было бы все проще, если бы убили старого Крэкенторпа… Вот тут мотивов хоть отбавляй!
Что-то мелькнуло у него в памяти, какое-то смутное подозрение…
Он снова взял ручку и дописал:
«Спросить доктора К, о болезни мистера Крэкенторпа на Рождество.
Седрик — алиби.
Разузнать у мисс М, о последних сплетнях».
Придя к мисс Марпл, инспектор Креддок застал у нее Люси Айлсбэрроу. Мгновение он колебался, прикидывая, как изменить задуманный маневр, но потом решил, что мисс Айлсбэрроу может оказаться ценным союзником.
Поздоровавшись, он с торжественным видом извлек из кармана бумажник, достал три фунтовых купюры, добавил еще три шиллинга и через стол пододвинул их мисс Марпл.
