Полиция на похоронах - Аллингем Марджери

Кемпион помрачнел.

— Вы сказали, что кусок веревки уцелел? — сказал он. — Это важно. Значит, веревки можно будет сравнить. Послушайте, раз в доме нет телефона, я хочу побеседовать с каким-нибудь агентом в штатском, из тех, что дежурят в саду. Он, может быть, знает, где поблизости находится будка для вызова полиции, потому что я хотел бы поговорить со Станислаусом. Сейчас всего лишь около половины одиннадцатого.

Девушка встала.

— Хорошо, — сказала она. — Я надеюсь, Элис ничего не будет за то, что она скрыла этот факт?

— Нет, конечно. Даю вам честное и благородное слово.

Девушка улыбнулась ему.

— Я рада, что вы приехали, — сказала она. — Я не знаю, что бы мы без вас делали. А теперь я должна идти наверх. Тетя обычно ложится спать в половине одиннадцатого, и в мои обязанности входит спрятать ее кружева и подобрать другие на завтрашний день. Поэтому я хочу пожелать вам спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — сказал Кемпион. — Ничего не бойтесь.

Она дошла до середины комнаты и обернулась.

— Скажите, как вы догадываетесь, о чем думают другие люди? — спросила она.

Кемпион водрузил на нос очки.

— Я много лет служил в Налоговом департаменте, — ответил он. — На следующей неделе я расскажу вам еще кое-что из моего грязного прошлого.

Ее лицо исказилось гримасой.

— Простите меня, — сказала она, — но вам не кажется, что ваши манеры… как бы это сказать… могут помешать вашей работе?

Он, похоже, обиделся.

— Может ли леопард избавиться от своих пятен? Я такой, какой есть.

Джойс засмеялась.

— Спокойной ночи, Пятнистенький, — сказала она и ушла.

Кемпион немного подождал. Когда он услышал, что закрылась дверь в гостиной, а тетя Каролина и ее племянница благополучно поднялись наверх, он тихо вышел в холл и направился в сад.

Он был уже возле входной двери, как вдруг она отворилась и в холле появился Маркус в сопровождении дяди Вильяма, лицо которого теперь было уже не розовым, а цвета вишни. Мужчины встали, как вкопанные, увидев Кемпиона, и Маркус многозначительно посмотрел на своего спутника. Холодный, слегка враждебный взгляд молодого человека заставил дядю Вильяма напрячься.

— Ах да, это вы, Кемпион, — сказал он. — Я очень рад вас видеть. Вы не знаете, моя мать уже легла спать? — Между пришедшими мужчинами, видимо, что-то произошло. Было заметно, что отношения между ними испортились. Это возбудило любопытство Кемпиона. Ему показалось, что Маркус заставлял дядю Вильяма сделать что-то, чего тот явно не хотел делать.

— Миссис Фарадей только что поднялась наверх, — сказал Кемпион. — Вы хотите с ней повидаться?

— Ах, Боже мой, вовсе нет! — с яростью проговорил дядя Вильям и замолчал, злобно сверкнув голубыми глазками в сторону своего спутника.

Маркус повернулся к Кемпиону, и по выражению его лица было видно, что он не отказался от мысли заставить дядю Вильяма проявить инициативу.

— Послушайте, — сказал Маркус. — Мы хотели бы несколько минут побеседовать с вами наедине. В утренней гостиной кто-нибудь есть? — Произнося эти слова, он снимал свой плащ, и дядя Вильям последовал его примеру, всем своим видом демонстрируя неудовольствие. Кемпион направился в утреннюю гостиную, дядя Вильям, моргая из-за яркого света, прошел за ним.

Войдя в комнату, Маркус закрыл за собой дверь. Его лицо было необычайно мрачным, Кемпион вдруг понял, что он очень похож на человека, только что пережившего какое-то потрясение. Дядя Вильям тоже заметно переменился. От его апломба почти ничего не осталось. Он постарел и обмяк, и хотя в нем еще чувствовалась некоторая агрессивность, это скорее была агрессивность разоблаченного человека, а не человека, который боится быть разоблаченным.

Маркус нервно откашлялся.

— Кемпион, — сказал он, — как адвокат семьи я посоветовал мистеру Фарадею все вам рассказать. Я объяснил ему, что не могу сделать то, о чем он меня просит, но вы, как личный помощник миссис Фарадей, мне кажется, сможете ему помочь лучше, чем кто бы то ни было.

— Ничего себе, — обозлился дядя Вильям. — Да вы просто заставили меня сюда прийти, и сами прекрасно это знаете.

Маркус повернулся к нему с раздраженным видом, но заговорил с ним терпеливо, как с ребенком:

— Как я уже сообщал вам, мистер Фарадей, — сказал он, — Кемпион не является сотрудником полиции и, будучи профессионалом, безусловно, сохранит в тайне ваш секрет.

Дядя Вильям взмахнул своими полными руками.

— Ну, хорошо, — сказал он. — Но я не собираюсь совать свою голову в петлю. Никогда в жизни я еще не попадал в такое неловкое положение. Судя по всему, вы просто не в состоянии понять, что, независимо от того, что я сделал, в моральном отношении я невинен как младенец. Эта моя болезнь — что-то вроде хромоты. Черт побери, вы должны сделать то, о чем я вас прошу, вот и все.

Маркус покачал головой.

— Простите меня, — сказал он, — но вы ровным счетом ничего не понимаете. Вы не принимаете во внимание юридическую сторону дела. Какова бы ни была ваша личная точка зрения в отношении… хм… преступления и наказания, в законе все определено очень четко. Я должен повторить вам свое требование. Ваше положение очень серьезно, мистер Фарадей.

— Хорошо, — сказал дядя Вильям все еще немного обиженным тоном. — Продолжайте. Расскажите ему все Очень жаль, что чья-то болезнь становится предметом обсуждения чужих людей. Но все же вы, наверное, в этом лучше разбираетесь. Давайте, выкладывайте, — повторил он, и по его глазам было видно, что он волнуется. — Я хочу услышать вашу точку зрения. Все это меня удивляет, потому что речь идет о самой обыкновенной вещи.

Молодой человек вынул из нагрудного кармана сложенный лист бумаги и внимательно посмотрел на Кемпиона.

— Мистер Фарадей только что принес мне заявление, которое он хочет подтвердить под присягой, — сказал он. — Я вам его зачитаю:

Дядя Вильям взглянул на него.

— Мне не нравится слово «совершить», — сказал он. — Лучше употребите слово «сделать».

— Хорошо, пусть будет «сделать», — сказал Маркус и внес исправление карандашом. — Однако, с юридической точки зрения это выражение некорректно.

— Ну вот, — торжествующе произнес дядя Вильям. — Все ведь ясно, правда? И единственное, что от вас требуется, Маркус, — засвидетельствовать это заявление и поставить дату. В этом нет ничего нечестного. Я уже несколько месяцев собираюсь обратиться к вам по этому поводу. Датируйте заявление февралем, это будет правильно.

Маркус покраснел.

— Но, мистер Фарадей, — в растерянности попытался объяснить он, — вы же должны понимать значение подобного действия в данный момент. Я могу вас заверить, что если бы кто-нибудь другой обратился ко мне с подобной просьбой, я счел бы себя обязанным вышвырнуть этого человека вон из моего кабинета; только потому, что вы сумели меня убедить в том, что эти факты в основном соответствуют действительности, я пришел с вами сюда сегодня вечером.

Кемпион, который во время этого разговора молча стоял у одного из кресел с высокими спинками с таким видом, как будто все это его совершенно не касалось, сел, откинулся на спинку кресла и скрестил руки на груди.

— Не могли бы вы поподробнее описать эти ваши припадки, мистер Фарадей? — спросил он.

Дядя Вильям воинственно посмотрел на него.

— Конечно, могу, — сказал он. — Хотя особенно описывать тут нечего. Я просто все забываю, а потом через некоторое время вспоминаю. Приступ обычно длится пять-десять минут. У этой болезни есть название. «Амнезия» или что-то в этом роде. Если я устану или слишком перенапрягусь, может случиться такой припадок.