Друг вице-короля, или Король мошенников - Гай Ньюэлл Бусби

И он перешел в Порчестер-хаус, чтобы переодеться к садовой вечеринке в Мальборо-хаусе.

Однажды ясным летним утром Саймон Карн сидел в кабинете и размышлял о временном затишье в делах. С тех пор как он оказал столь важную услугу государству (о чем говорилось в предыдущей главе), он почти ничего не сделал, чтобы повысить себя в собственных глазах. Карн предавался раздумьям, когда появился дворецкий и объявил: “Келмейр-сахиб!” Гость был желанный, и Карн с явным удовольствием встал, чтобы поприветствовать его.

— Доброе утро, Келмейр, — сказал он, пожимая протянутую руку. — Очень рад вас видеть. Как поживаете?

— Бывает и хуже, — ответил новоприбывший, пресыщенного вида молодой человек, одетый по последним требованиям моды. — Вы, конечно, собираетесь на свадьбу к Гринторпам. Я слышал, вас пригласили.

— Вы правы, — ответил Карн, извлек из корзинки карточку и бросил через стол.

Гость взял ее со стоном и произнес:

— Да, это приглашение! И какое красивое. Карн, вы когда-либо ненавидели кого-нибудь так страстно, что запродали бы душу черту, лишь бы навредить ему?

— Нет, — отвечал Карн. — Вряд ли я кого-нибудь ненавидел с такой силой. Судьба обычно подсказывала мне какой-нибудь способ поквитаться с врагами. Но вы, кажется, настроены весьма мстительно. Что стряслось?

— Мстительно? — переспросил Келмейр. — Ничего удивительного. Только подумайте, как они со мной обошлись. Ровно год назад мы с Софи Гринторп были помолвлены. Контора старика Гринторпа еще не превратилась в “общество с ограниченной ответственностью”, и родственники здорово сердились на меня за такой невыгодный брак, но я плевать на все хотел. Я влюбился по уши, а Софи Гринторп — самая прелестная девушка во всем Лондоне. Впрочем, вы ее видели и сами можете судить. Три месяца спустя старый Гринторп продал свое дело более чем за три миллиона фунтов стерлингов. Благодаря им он вошел в парламент, пожертвовал своей партии три тысячи и получил бы за щедрость титул баронета, если бы его партия не провалилась на выборах. Через месяц Гринторпами заинтересовались все важные персоны; герцоги и графы зачастили на приемы к старой леди, хотя раньше их туда совершенно не тянуло. Я почувствовал, что перестал быть для них светом в окошке — старик начал подумывать, что Софи могла бы сделать партию получше, вместо того чтобы выходить за третьего сына небогатого графа. Потом появился Кайлбенхэм. Красивый парень, маркиз, но, как нам обоим хорошо известно, — тот еще мерзавец. У него ни гроша за душой, и ему нужны деньги — очень, очень нужны. И что же в результате? Через полтора месяца я оказываюсь за бортом, а Софи принимает от Кайлбенхэма предложение руки и сердца. Общество говорит: “Какая прекрасная пара!” — и вот вы получаете приглашение на свадьбу!

— Прошу прощения, но вы становитесь циничны, — заметил Карн, закуривая.

Герцоги и графы зачастили на приемы к старой леди.

— А разве у меня нет на то причин? Если бы с вами вот так обошлись, я бы посмотрел, как бы вы себя чувствовали. Как подумаю, что говорят о Кайлбенхэме в свете… как вспомню слухи, которые о нем ходят… как услышу, что старого Гринторпа с его претензиями высмеивают в клубах и язвят в газетах… и ведь они получают невероятно ценные подарки от людей самых разных сословий и состояний, начиная с королевской семьи и заканчивая бедняками-рабочими, которым Гринторп по-прежнему недоплачивает, и все потому только, что Кайлбенхэм маркиз, а Софи — дочь миллионера… в общем, этого достаточно, чтобы стать циником.

— Пожалуй, я с вами согласен, — сказал Карн. — Но, поскольку жизнь состоит из подобных противоречий, мне кажется нелепым биться головой о каменную стену, а потом жаловаться, что вам больно и что стена ничуть не подалась. Думаете, полученные Гринторпами подарки так роскошны, как говорят? Хотел бы я знать наверняка, прежде чем вручить свой. В наши дни дарить нужно то, что дарят другие. Если Гринторпы не получили ничего особенно ценного, то сойдет пара гальванизированных блюд для закусок. А если наоборот… ну тогда бриллианты или картина работы старого мастера — американцы с ума по ним сходят, но не могут приобрести.

— И кто тут циник, хотел бы я знать? — поинтересовался Келмейр. — Утром я слышал, что на нынешний момент они получили подарков на сумму примерно двадцать тысяч фунтов, включая великолепные бриллианты, подаренные отцом невесты.

— Однако!

— Я и сам удивлен, — отозвался Келмейр, вставая и собираясь уходить. — Впрочем, я к вам ненадолго. Заглянул спросить, не хотите ли вы недельку поплавать по Ла-Маншу. Я одолжил яхту у Бергрейва и полагаю, что смена обстановки пойдет мне на пользу.

— Жаль, — сказал Карн, — но сейчас я никак не могу уехать. Предстоит несколько важных событий, которые удерживают меня в городе.

— Я так понимаю, свадьба в их числе?

— Честно говоря, я о ней почти не думал, — ответил Карн. — Вам в самом деле пора? Что ж, до свидания, желаю приятной поездки.

Когда Келмейр скрылся, Карн вернулся в кабинет и уселся сел за письменный стол.

— Келмейр чрезмерно чувствителен, — сказал он, — и задетые чувства мешают ему верно судить о людях. По-моему, он не понимает, как удачно вывернулся из крупной неприятности. Сам не знаю, кого мне больше жаль — бессердечную девчонку мисс Гринторп или отъявленного мерзавца маркиза Кайлбенхэма. Свадьба, впрочем, обещает быть весьма фешенебельной и…

Карн остановился на полуслове, встал и облокотился на каминную полку, глядя в пустой камин. Наконец он стряхнул пепел с сигары и повернулся.

— Раньше я об этом и не задумывался… — произнес Карн, нажимая кнопку электрического звонка в стене. Когда слуга ответил, Карн велел подать экипаж и уже через четверть часа катил по Риджент-стрит.

Добравшись до известного ювелирного магазина, он остановил экипаж и вошел. Он не впервые имел дело с этой фирмой; как только Карна узнали, хозяин лично заспешил к нему, предлагая свои услуги.

— Я ищу подходящий свадебный подарок для юной леди, — сказал Карн, как только хозяин спросил, чем он может быть полезен. — Думаю, предпочтительнее всего бриллианты.

Перед ним поставили поднос с заколками, брошками, кольцами и эгретами, украшенными драгоценными камнями, но Карн остался недоволен. Он заявил, что ищет вещь получше — что-нибудь более впечатляющее. Через четверть часа он вышел из магазина с бриллиантовым браслетом, за который уплатил тысячу фунтов. Ювелир, кланяясь почти с восточным раболепием,