— Ну, тогда пришлите оба этих номера.
— Хорошо. Но, может быть, вы скажете точнее, что вас интересует? Я бы просмотрел еще какие-нибудь документы.
— Вся гнусность этого чертова дела как раз в том, что я сам не знаю, что меня заинтересует. Во всяком случае, вышлите счет, и я пришлю вам чек.
— Непременно, мистер Чэтэм. С вами очень приятно иметь дело.
— Вы хорошо поработали. Если мне доведется быть в Майами, загляну к вам, и мы вместе раздавим стаканчик.
— Добро пожаловать!
Я вышел из аптеки и сел в машину. Теперь я точно знал, кто была любовница Стрейдера.
Однако я не мог доказать этого. Даже если просто сказать это вслух, мне оторвут голову.
Кроме того, Цинтия никак не связывалась с убийством Лэнгстона и не была той женщиной, которая посылала меня на смерть. Во всяком случае, пока сведений нет.
Было без четверти пять, когда я свернул на подъездную дорогу, ведущую к «Магнолии Лодж» и остановился перед главным зданием. Джорджия Лэнгстон стояла на стремянке и подкрашивала столбики, поддерживающие крышу галереи.
— Я снимаю с себя всякую ответственность за ваше здоровье! — сказал я.
Она улыбнулась и спустилась вниз. На ней была кубинская или мексиканская соломенная шляпа с лохматыми краями.
— Можете снять... — сказала она, продолжая улыбаться. — Сегодня я была у доктора Грэма. Он сказал, что я совершенно здорова. Мне нужно было два дня отдыха, и я их получила.
— Чудесно! — сказал я. — Мы отпразднуем ваше выздоровление обедом в ресторане. Но сначала войдем в дом: я вам кое-что расскажу.
Джози уже ушла домой. Я смешал пару мартини, и мы устроились в столовой.
— А теперь держитесь крепче на стуле! — сказал я. — Старая любовь Стрейдера — Цинтия Редфилд. В 1954 году она шесть месяцев прожила с ним в Новом Орлеане. После того, как ее первый муж погиб в результате несчастного случая, который, возможно, совсем не был несчастным случаем.
После этого я рассказал ей все, что мне удалось установить.
Она поставила свой бокал на стол. На лице ее ясно читался страх:
— Но... но это же невероятно... И почему тогда никто не узнал об этом?
Я закурил:
— По целому ряду причин. Первую вы только что сами назвали: потому что это кажется невероятным. Она — не тот тип женщины. Почему бы ее стали подозревать? Единственное, что ей пришлось скрыть, это знакомство со Стрейдером. Все остальное известно и вполне невинно. Полиция выяснила кое-что насчет Стрейдера, но это относилось к его деятельности в других штатах. Если бы им занялось ФБР. оно бы до чего-нибудь докопалось. Но ФБР этим делом не занималось. Единственный вопрос, который мог заинтересовать ФБР. касался его прошлого — не привлекался ли он раньше к суду. Но ничего такого не было. Кроме того. Цинтия замужем за Редфилдом. Так что кому могло бы прийти в голову ее заподозрить?
— И вы думаете, что это была она? В ту ночь?
— По-моему, в этом нет сомнения.
— Но какие у вас доказательства?
— Никаких.
— И никогда не будет? Это ужасно!.. И просто невероятно...
— Знаю... Мы могли бы представить свидетелей из Нового Орлеана — что. поверьте, совсем не так легко, — но все, что можно доказать, свелось бы к тому, что она знала Стрейдера. Если прийти с таким материалом к окружному прокурору, он просто рассмеется мне в лицо. А если к Редфилду — он меня убьет.
Она беспомощно повела руками:
— Что же мы можем сделать?
— На основании того, что мы знаем, ничего. Нужно больше фактов, больше улик...
— Больше улик?
— Любая улика уже означает «больше». Нужно знать больше, чем роман со Стрейдером. Ведь очевидно, что это не имеет никакого отношения к убийству вашего мужа, а он был убит! Почему?
Она устало покачала головой:
— С ума можно сойти!
— Послушайте! — сказал я. — Я уже вас как-то спрашивал, но вынужден спросить еще раз, так что не набрасывайтесь на меня... Существует ли шанс, что ваш муж все-таки был с ней связан?
— Нет! — ответила она. — Это полностью исключается!
— Постарайтесь отнестись к этому объективно, — настаивал я. — Скажем, ему просто удалось обнаружить, что представляет из себя эта женщина, разве это невозможно? Может быть, он видел ее со Стрейдером или она пыталась его соблазнить?
— Нет! — сказала она твердо. — Такого я просто не могу представить, Билл!
— Расскажите о нем.
Она мрачно смотрела на кончик сигареты. Потом начала:
— Это был человек, который потерпел полный крах, — во всяком случае, физический. И он уже почти полностью перестроил свое отношение к жизни. Я говорю «почти», потому что кое-что для него еще все-таки оставалось... Он старался не злоупотреблять этим немногим. Все вокруг считали, что он идеально счастлив — живет спокойно, имеет приличный доход от мотеля и массу времени для рыбной ловли, но ведь не так-то просто подавить в себе честолюбие и отказаться от желаний и устремлений. Мне кажется, я помогала ему, и он нуждался в моей поддержке.
Раньше он жил, как паровой двигатель с закрытым предохранительным клапаном. Разумеется, это его чуть-чуть не убило. Мы с ним повстречались у врача, точнее, в клинике. Я работала в лаборатории больницы, а он лечился у кардиолога.
Мы встретились как раз после его разрыва с женой. Вы можете подумать, что я поймала его в минуту слабости? Но только это была не минута слабости, а настоящая катастрофа: скандальный развод, потеря большой части имущества, инфаркт и проигранное дело в суде, которое привело к финансовому краху. Если у вас складывается впечатление, что я подобрала обломки и постаралась их склеить — ну что же, против этого я ничего не могу возразить. Его сильно потрепало, но человек в нем еще не погиб. Он сохранил чувство юмора и способность видеть жизнь в перспективе. Но был осужден на существование, которое считал уделом старых леди. И такое существование он должен был вести всю оставшуюся жизнь, конечно, если хотел жить. И я просто помогала ему... Мы понравились другу другу с первой нашей встречи и сумели приноровиться к нашим возможностям. Ну, например, он больше не мог заниматься спортом, как бывало в прошлом, но выяснилось, что нам обоим нравится выходить в море на маленьких парусниках. Мы любили устраивать себе маленькие пикники, а также лежать на воде, надев маски и наблюдая за подводной жизнью. Музыка утомляла его, но мы оба любили читать... Да, я бы могла рассказывать вам об этом бесконечно, Билл, да что толку! Он был просто не способен на то, в чем вы его подозреваете. У него было сильно развито чувство порядочности. И к тому же Редфилд был его другом...
Я улыбнулся ей.
— Я же не обвиняю его, — сказал я. — Просто в таких случаях, как этот, приходится подходить к делу со всех сторон. И, видит бог, у нас этих сторон совсем не так много...
Я встал и прошелся по комнате. Меня мучило беспокойство — все было чертовски неясно...
— Вы уверены, что не забыли сказать, что Редфилд не сможет поехать с ним на рыбную ловлю?
— Конечно, уверена.
— И он вас правильно понял?
— Билл, ну а кто мог не понять такую простую вещь?
— Может быть, он был рассеянный? Или забыл о ваших словах?
Она покачала головой:
— Нет... тем более, что уже непосредственно перед уходом он обещал мне быть осторожным — я опасалась, что он едет один... Не понимаю, что вы стараетесь выяснить?
— Только один факт: с какой целью он заехал к Редфилду?
Она удивленно посмотрела на меня:
— Вы думаете, он заезжал к Редфилду?
— Иначе и быть не могло... И если она была там в это время со Стрейдером...
Она нахмурилась:
— Вы думаете, она могла заниматься этим в собственном доме?..
— Конечно! Если я еще не очень хорошо успел обрисовать вам ее характер, то знайте, что эта особа не очень-то щепетильна. Я думаю что все это происходило именно там и убийство произошло тоже в доме Редфилда...
— Но почему? — спросила она жалобно.
— Не знаю, — ответил я.
Я не мог привести ей никаких доказательств, но все эти три человека должны были оказаться за 15 минут, которые еще не поддавались учету, в одном и том же месте. А поскольку Лэнгстон был в машине, то именно он и должен был заехать к Редфилду. Но даже если он действительно туда поехал, к чему это убийство? Правда, ситуация несла в себе все элементы взрыва, но он мог бы произойти только в том случае, если бы она была совершенной дурой или бы сошла с ума. Все, что ей нужно было сделать, это подойти к дверям и сказать Лэнгстону, что Редфилда нет дома...
Нет, это было далеко не все! Далеко не все. Начать хотя бы с того, что в этом деле был замешан по меньшей мере еще один мужчина. Случай с кислотой, упорные попытки свести Джорджию Лэнгстон с ума или подорвать ее здоровье гнусными намеками по телефону Зачем? Ну, предположим, Цинтия Редфилд хотела, чтобы в убийстве обвинили Джорджию Лэнгстон, но потерпела неудачу. Но ведь ее единственная цель — отвести подозрения от себя, и это ей удалось. Зачем же бить хлыстом мертвую лошадь? Садизм? Случай для психиатра?
