— Сойдет «Алярм» за 20-е, — пробормотал он, жадно хватая газету.
Разыскиваемое им сообщение буквально сразу попало ему на глаза:
ДЕЛО ЖАДЕНА
«Дело Жадена» не столь давнее, и вызванный им интерес еще не настолько угас, чтобы наши читатели не могли его припомнить хотя бы в общих чертах. И все же сегодня, когда оно снова предстает перед его величеством судом присяжных, нам показалось небесполезным обрисовать его суть.
В прошлом году примерно в это же время г-н Сезэр Жаден еще занимался, и не без выгоды, в доме 44-бис по улице Англетерр скромным ремеслом чучельника. Не без выгоды, подчеркиваем мы, ибо наплыв заказов побудил его шестью месяцами ранее привлечь к делу молодого препаратора по имени Фернан Бишоп. Будучи человеком мягким и общительным, думающим лишь о процветании своего дела, г-н Жаден пользовался общим уважением и имел только друзей.
Так, во всяком случае, можно было думать до 24 сентября 193… года, когда его обнаружили в задней комнате мастерской, сраженного внезапной и таинственной болезнью, задыхавшегося и сжимавшего обеими руками горло. Напрасно был срочно вызван врач. Г-н Жаден, которого к его приходу уже коснулось крыло смерти, скончался чуть позднее, так и не приходя в сознание. От него так и не удалось услышать, чем он страдал и как началась его болезнь.
Чучельник был отменно здоров, и ничто не предвещало его кончины. Поэтому врач, столкнувшись со столь странной смертью, справедливо отказал в выдаче разрешения на похороны и предупредил полицию. Вскрытие трупа было доверено двум наиболее опытным судебным врачам, докторам Прийю и Пейзану, которые, в свою очередь, обратились за помощью к двум известным токсикологам, доктору Осту и профессору Лепети-Пети. Все четверо высказали единое суждение: смерть вызвана ядом растительного происхождения группы стрихнос, который определить более точно они не смогли.
Тем временем следствие, которое энергично вел один из наших самых выдающихся судебных работников, г-н следователь Скувар, не замедлило раскрыть, что м-м Жаден поддерживала внебрачные отношения с молодым работником своего мужа г-ном Бишопом. Выяснилось также, что пара не раз публично заявляла о своем намерении соединиться брачными узами, если чучельник умрет. Под градом вопросов вдова в конце концов призналась, что умоляла жертву дать ей развод, но г-н Жаден всегда восставал против этого, ибо такой выход противоречил бы его религиозным убеждениям.
Кроме того, было доказано, что м-м Жаден — прошлое которой было достаточно бурным — продолжала время от времени встречаться с одним из своих давних друзей, крупным путешественником, и что по меньшей мере дважды оказывалась в положении, когда могла без его ведома совершить хищение из его коллекции ядов, привезенных им из дальних странствий. В дальнейшем, как явствует из обвинительного заключения, которое мы публикуем ниже в выдержках, паре были предъявлены и другие более или менее веские улики: за два года до своей кончины г-н Жаден застраховал свою жизнь в пользу жены; нравственность же молодого Бишопа, ранее осужденного за оскорбление общественной морали, выглядит не менее сомнительной, чем и его сообщницы, и т. д.
Конечно, в течение всего периода следствия задержанные не переставали клясться в своей невиновности, но это позиция — мы чуть было не сказали система, — которую обычно занимают самые крупные преступники. В наши дни она может посеять сомнение только в самых слабых и робких умах.
Обвиненные в предумышленном отравлении, она — своего мужа, он — своего хозяина, м-м Жаден и г-н Бишоп сегодня предстают перед судом присяжных. Защиту первой возьмет на себя мэтр Бонвале, защиту второго…
«Боже мой! — подумал Малез. — Все прояснилось, включая туманные речи мсье Венса накануне вечером».
В спешке позабыв оплатить счет, он помчался к Арману Лекопту, которого удачно застал за завтраком, и уже через двадцать минут они выезжали из городских ворот на скорости сто километров в час.
«Дело Лекопта… Процесс Жадена… Нужно быть Венсом, — с горечью подумал Малез, — чтобы додуматься до такого остроумного сопоставления и выразить его в столь лапидарной форме: «Отдайте кота собаке!»
— Что с ней? Она умерла? — спросила Ирэн, с трудом сдерживая слезы.
Малез в последний раз взглянул на собачонку, распростершуюся на кафельном полу вестибюля рядом с Валтасаром, которого она успела лишить глаза и хвоста. Затем он поднялся, опершись правой рукой о колено, и кольцо окружавших его лиц незаметно раздвинулось.
— Думаю, да, — со вздохом ответил он.
Думал ли он? Он это знал лучше, чем кто бы то ни было! Пятью минутами раньше, когда Эмиль и его жена звонили в парадную дверь, он поднялся на чердак, куда вошел с помощью отмычки, забрал покойного Валтасара, поместил его в самом центре лестничной площадки на третьем этаже, затем осторожно приоткрыл дверь комнаты Ирэн, куда обе девушки сочли необходимым заключить Маргариту, чтобы в тот вечер ему не пришлось защищаться от ее бешеных наскоков. Оказавшись таким образом на свободе, моська, чуть поколебавшись, за кого из двух врагов приняться, и раздразненная комиссаром, в конце концов бросилась все-таки на кота, надеясь, что он будет легкой добычей, и принялась его трепать по всей площадке, повизгивая от наслаждения…
На цыпочках, потихоньку, Малез спустился на веранду, где его ожидали восемь созванных им после обеда особ с обострившимися в свете ламп чертами лица. Но они еще не успели рассесться, как шум двойного падения, сопровождаемый жалобным тявканьем, привлек их всех беспорядочной группой в вестибюль. А теперь…
— Бедная моя Маргарита! — прошептала Ирэн.
Она хотела опуститься на колени и прижать к себе крошечное тельце, но Малез остановил ее, схватив за руку.
— Не прикасайтесь к ней! — сказал он с неожиданной серьезностью.
По щекам девушки бежали слезы, которые она и не подумала стереть.
— Почему?
И с насмешкой в голосе, сдерживая невольные рыдания, спросила:
— Ведь, насколько я знаю, смерть не заразна?
— Напротив, — ответил Малез. — Иногда.
И при этих словах круг вокруг него словно еще больше раздвинулся.
С плохо сдерживаемым гневом Ирэн вдруг сказала:
— Валтасар был заперт на чердаке, Маргарита — в моей комнате… Это вы их стравили!
— Да, — признался Малез, не слишком гордящийся выпавшей ему ролью.
Он совершил свое первое и — он надеялся — последнее предумышленное убийство. Несмотря ни на что, боль Ирэн вызывала в его душе что-то похожее на угрызения совести.
— Если все принять во внимание, — продолжал он, — дуэль выглядела достаточно неравной…
Разговаривая, он исподволь рассматривал восемь окружавших его людей — Ирэн с заплаканными щеками на первом плане; готового броситься к ней Эмиля; плаксиво прижавшуюся к мужу Жанну Шарон; черную тень Лауры между Арманом и Леопольдом; очень похожую на угрюмую сову Ирму; застывшего в своем генеральском величии деревенского дурачка Жерома. И пытался увидеть в их взглядах отражение страха, который доказал бы ему, что один из них только что понял точный смысл его замечания. Напрасно. Все лица оставались одинаково замкнутыми.
— Вы… вы не имели права так поступить! — возмутилась Ирэн, взгляд которой не переставал обращаться к сведенному судорогой телу собаки. — И я все еще не понимаю…
Неожиданно она поддалась чисто детскому отчаянию:
— Зачем? Как она умерла? Ведь не Валтасар же ее убил!
Малез только и ждал этого вопроса. Он пригласил всех на веранду.
— Именно он! — сказал он, опершись спиной о закрытую дверь.
Он не торопился:
— Он убил ее так же, как еще живым, став невольным орудием истинного убийцы, убил Жильбера Лекопта, вонзив ему в щеку смазанные кураре когти.
Жанна Шарон пронзительно взвизгнула. Остальные выглядели парализованными и совершенно подавленными страшным разоблачением. «Однако, — подумал Малез, — среди них по меньшей мере один был готов к тому, что его ожидало».
— Я долго ломал голову над этой проблемой: если Жильбер Лекопт ничего не ел и не пил за предшествующий смерти час, значит, яд был в него введен! Каким способом? Кем? С помощью чего? По всей видимости, никто не приближался к Жильберу в его последние минуты. Я думал только о разумных существах, я упускал из виду домашних животных — Маргариту, Валтасара, которые были вовлечены в вашу жизнь, в ваши игры… Я забывал, что Жильбер и их должен был мучить, как он мучил все существа, к которым привязывался… Разве я ошибаюсь?
— Нет, — произнес чей-то голос. Это была Лаура. — Жильбер так истязал Валтасара, что от страха и ненависти тот буквально брызгал слюной при его приближении.
— Убийца сделал ставку на эту ненависть! Перенесемся в то воскресенье, 22 сентября прошлого года… За завтраком Жильбер сделал вид, что не может пойти к обедне: он жаловался на головную боль, на сердце, мало ли на что еще. Убийца, планы которого были давно готовы, решил действовать немедленно. Он дожидался лишь подобного случая, случая, который позволил бы ему убить на расстоянии и создать себе безупречное алиби, если вдруг события примут дурной оборот и в дело вмешаются органы правосудия…
