Я поблагодарил и отчалил в указанном направлении. Миновав три павильона, я очутился на большой площадке, разделённой натянутыми канатами на несколько прямоугольников. Вокруг канатов толпились зрители, несколько сот человек. Внутри мужчины и юноши держали за верёвки чёрных с белыми поясами коров. Одни зрители пристально разглядывали скотину со всех сторон, качали головами и цокали языками. Другие, вооружённые авторучками и картонными карточками, что-то помечали. Один тип стоял на коленях и с таким интересом всматривался в вымя, словно на том было начертано, кому достанется главный приз. Беннета нигде не было видно.
Я нашёл его в следующем павильоне, который был предоставлен гернзейской породе. Там царило азартное оживление. Работа кипела, куда ни кинь взгляд: чистили шкуры, мыли копыта и морды, расчёсывали хвосты, обсуждали и спорили. Беннет сновал по павильону как челнок. Он меня не узнал, так что пришлось остановить его чуть не борцовским приёмом. Я напомнил, что мы с ним закадычные приятели, и сообщил, что Ниро Вульф жаждет увидеться с ним где угодно, в главном павильоне цветоводства или в любом ином месте, как можно скорее. Срочно.
— Отпадает, — отрезал Беннет со свирепым видом. — Я даже позавтракать не успел. Жюри начинает обсуждение в час.
— Мистер Вульф расследует убийство сына мистера Осгуда. Ему нужны от вас очень важные сведения.
— У меня таких нет.
— Он хочет расспросить вас.
— Сейчас никак не могу. Это просто невозможно. Разве только после часа… когда они приступят… вы говорите, в главном павильоне? Я забегу к нему или дам вам знать.
— Вульф обедает в закусочной у методистов. Постарайтесь не задерживаться. По рукам?
Он пообещал, что постарается.
Пока я добрался до нашего стенда в главном павильоне, настал полдень. Сегодня волновались не только члены гернзейской лиги — в четыре часа намечалось присуждение призов орхидеям. Вульф не отходил от стенда, опрыскивая и прихорашивая свои драгоценные цветы. Опрыскиватель у Вульфа просто шик, изготовленный по личному заказу. Вмещает два галлона жидкости, оборудован камерой сжатия и электрическим моторчиком и при всём том весит всего одиннадцать фунтов. Когда я приблизился к Вульфу, его враг и соперник Шенкс как раз осыпал опрыскиватель комплиментами. Я сказал шефу, что с машиной всё в порядке, назвал стоимость ремонта и описал разговор с Беннетом.
Вульф поморщился:
— Тогда мне придётся ждать здесь до часу дня.
— Вам полезно постоять, это улучшает талию.
— Я не могу ждать — уже среда. У нас совсем нет вещественных доказательств. Я звонил мистеру Уодделлу. Дубинку так и не нашли, а быка полиция не фотографировала. Фу! Воистину можно пожалеть, что нет инспектора Креймера — как раз его педантичных методов нам и не хватает. Мисс Осгуд сказала, что никто из слуг не видел, когда вернулся Бронсон. Наш следующий шаг зависит от Беннета.
— Он сказал, что ничего не знает.
— Знает. Только он не подозревает об этом. А что, если ты вернёшься и объяснишь…
— Только силой. Он уверяет, что даже позавтракать не успел.
Это, конечно, подействовало, и Вульф умолк. Только обескураженно хрюкнул и повернулся к Шенксу.
Я прислонился к краешку стола с георгинами на другой стороне прохода и широко зевнул. Меня переполняло чувство неудовлетворённости. Я не смог доставить то, за чем меня посылали, — такое случалось редко и раздражало меня. Кошелёк Вульфа полегчал на 66 долларов 20 центов. Ужинать и ночевать нам предстояло в доме, где семья и родственники готовились к похоронам. Вульф заявил, что у нас до сих пор нет вещественных доказательств. Всё это не добавляло настроения. Вульф и Шенкс перемывали друг другу косточки, вспоминая старые обиды и не обращая внимания на посетителей, бродивших по проходу, а я стоял, прислонившись к столу, и даже не пытался бороться с нахлынувшей тоской. Должно быть, я даже задремал, потому что очнулся от того, что почувствовал, как меня тянут за рукав, и услышал воркующий голос:
— Проснись, Эскамильо, и покажи мне орхидеи.
Я продрал глаза.
— Какое счастье, мисс Роуэн. Уйдите, пожалуйста. Я в затворничестве.
— Поцелуй меня.
Я нагнулся и чмокнул её в лоб:
— Вот так. Спасибо, что заглянули. Рад был вас видеть.
— Грубиян!
— Простите, но я не посылал вам приглашения.
Уголки её рта дрогнули.
— Это публичная ярмарка. Я заплатила за вход. Вы — экспонент. Так давайте, экспонируйте. Покажите мне цветы!
— Экспонент, ха! Я здесь только мальчик на побегушках. — Взяв Лили под локоток, я перевёл её через проход. — Мистер Вульф, мисс Роуэн просит показать ей орхидеи.
Вульф галантно поклонился:
— Такому желанию я всегда рад подчиниться.
Она посмотрела ему прямо в глаза.
— Я хочу вам понравиться, мистер Вульф. Или хотя бы не внушать вам неприязни. Мистер Гудвин и я, вероятно, станем друзьями. Вы подарите мне орхидею?
— Я редко питаю неприязнь к женщинам, мисс Роуэн, как, впрочем, никогда не испытываю к ним нежных чувств. Что касается орхидей, то здесь у меня только альбиносы. Я смогу подарить вам цветы в пять часов, после присуждения призов. Куда их прислать?
— Я сама приеду за ними.
Кончилось всё это тем, что она увязалась с нами в закусочную.
Народу у методистов было ещё больше, чем вчера. Миссис Миллер, очевидно, обходилась без выходных, поскольку фрикасе с клёцками было столь же восхитительным, как и накануне. Прикинув, что, быть может, в последний раз посещаю сие богоугодное заведение, я вслед за Вульфом заказал себе две порции. Вульф, как всегда за хорошим столом, был общителен и в прекрасном расположении духа. Узнав, что Лили побывала в Египте, он рассказал ей о своей жизни в Каире, и они увлеклись болтовнёй, словно пара верблюдов, бредущих по аравийской пустыне и наслаждающихся своим обществом. Больше говорил Вульф, но и Лили заставила его несколько раз фыркнуть, так что я нашёл, что она, когда захочет, может быть не навязчивой, но даже очень приятной собеседницей.
Когда я покончил с кофе и отставил чашку, Вульф заметил:
— Беннета всё ещё нет. Уже половина второго. Отсюда далеко до павильонов скотоводства?
Я ответил, что не очень.
— Тогда узнай, пожалуйста, где он. Чёрт побери, я должен увидеться с ним. Если он не может сейчас, скажи, что я пробуду здесь до трёх, а потом буду возле орхидей.
— Хорошо.
Я поднялся. Лили тоже встала, заявив, что пришла на ярмарку с Праттом и Каролиной, и они, должно быть, уже ищут её. Мы вышли из закусочной, и я разъяснил Лили, что нахожусь на работе, в ближайшие минуты собираюсь изрядно потолкаться, так что, увы, мне не до наслаждения столь приятным обществом. Она сказала, что до сих пор не нашла ни одной мало-мальски приятной черты в моём характере, что мы встретимся в пять часов, и отбыла в направлении трибун. Я двинулся к скотоводам.
На выводном кругу дела были в полном разгаре. Я с удовлетворением отметил, что гернзеи пользовались большей популярностью, нежели швицы или айрширы, так как народу кругом толпилось в несколько раз больше, чем пару часов назад. Беннета я разглядел в огороженном пространстве вместе с судьями, секретарями, скотиной и сопровождавшими лицами. Моё сердце ёкнуло, когда я увидел быка, который, я готов был поклясться, был Гикори Цезарем Гриндоном; затем я всё же сообразил, что он чуть-чуть светлее, да и белое пятно на морде гораздо меньше. Я пробрался на другую сторону, где толпа была не столь густой, как вдруг меня дёрнули за рукав. Я решил, что Лили Роуэн выследила меня. Но это оказался Дэйв, приодетый, в костюме, в рубашке с галстуком и в блестящей соломенной шляпе.
— Говорил же я, что вы всегда там, где что-то происходит, — проквакал он. — Вы видели, как эти болваны, чтоб им пусто было, отобрали первое место у Беллы Грасслей ради этой Сильвервилль? А ведь она больше смахивает на козу, чем на корову!
— Какой ужас! — я всплеснул руками. — Чудовищная несправедливость! А вон и наш друг Монт Мак-Миллан.
— Ага, я привёз его утром. — Дэйв потряс головой. — Бедняга Монт, ему приходится начинать почти на пустом месте. Хочет прикупить несколько коров, если сторгуется. Надо заводить новое стадо, ничего не попишешь. А ведь год назад никто и не подумал бы…
Остальное я прослушал, поскольку залез под канат и устремился к Беннету, который на мгновенье отстал от остальных, чтобы утереть со лба пот. Он поморгал на меня, жмурясь от солнца, и извинился, что не смог прийти. Я принял извинения и вежливо попросил забежать в методистскую закусочную, желательно сразу же. Беннет ответил, что это невозможно, так как сейчас судят племенной молодняк. К тому же ему всё равно нечего сказать Ниро Вульфу.
На этот случай у меня уже было заготовлено выступление. Я начал тоном, не допускающим возражений:
