Инспектор Тамм все еще сидел за письменным столом с ошеломленным видом, держа в одной руке продолговатый конверт, а в другой — тысячедолларовую купюру.
— Пэт, ты это видела? — хрипло произнес он. — Ты это слышала? Кто из нас спятил — я или это тип?
— Не болтай вздор, папа! — Пейшнс схватила конверт и надавила на него пальцами. Внутри что-то хрустнуло. — Хм… В этом конверте еще один — правда, другой формы, вроде бы квадратный. Интересно бы заглянуть…
— Ну нет! — Инспектор быстро отобрал у нее конверт. — Не забывай, что я принял у него деньги, Пэт, — целую тысячу баксов!
— По-моему, ты просто жадина, — заявила Пейшнс. — Не могу себе представить, что…
— Слушай, малышка, это означает новое платье для тебя, так что помалкивай. — Инспектор спрятал конверт в самый дальний угол своего сейфа, захлопнул дверцу, снова сел за стол и вытер вспотевший лоб. — Мне бы следовало вышвырнуть его отсюда. И я бы так и поступил, если бы не твои звонки. Рассказать бы кому-нибудь об этом разговоре, так никто не поверит!
Взгляд Пейшнс стал мечтательным.
— Великолепное дело!
— Да, для психиатра, — проворчал ее отец. — Если бы не эта тысяча…
— И сам он — просто изумителен! Представить не могла, чтобы взрослый нормальный человек — а он, безусловно, не маньяк, папа! — мог бы нарядиться как персонаж сказки… Полагаю, на тебя произвела должное впечатление его борода? — внезапно спросила Пейшнс.
— Борода! Она больше похожа на крашеную мочалку!
— Напротив, она истинное произведение искусства. Эти завитки!.. Во всем этом явно есть нечто странное, — пробормотала Пейшнс. — Я могу понять человека, который ощущает необходимость замаскироваться…
— Значит, ты тоже поняла, что это маскировка, — мрачно сказал инспектор. — Хотя самая странная, какую я когда-либо видел.
— Безусловно, папа. Борода, очки, одежда — все имело цель скрыть подлинную внешность. Но почему борода разноцветная?
— Потому что он псих! Сине-зеленая борода…
— Возможно, он таким образом намеревался что-то сообщить… — Пейшнс вздохнула. — Нет, это нелепо. Без камуфляжа он был бы высоким худым мужчиной, вероятно, средних лет, с резкими чертами лица и гнусавым голосом…
— Голос он тоже изменил, — пробормотал инспектор. — Но ты права — в голосе ощущалось нечто гнусавое. Хотя он не янки с Востока, Пэтти. Это не та гнусавость.
— Конечно нет, папа. Он англичанин.
Инспектор хлопнул себя по бедру:
— Клянусь Богом, Пэтти, ты попала в точку!
— Этого он не мог скрыть. — Пейшнс нахмурилась. — Некоторые его выражения были чисто британскими. Акцент скорее оксфордский, чем кембриджский[3]. К тому же он споткнулся на твоем синониме слова «доллар», хотя это могло быть намеренным… — Она пожала плечами. — Не думаю, что можно сомневаться в его образованности. В нем есть что-то профессорское — тебе не кажется?
— Мне кажется, что в нем есть что-то психованное. — Тамм сунул в рот сигару и посмотрел на дочь. — Но меня беспокоит одно его требование. Если он не позвонит двадцатого числа и нам придется вскрывать конверт, мы должны обратиться ради этой процедуры к старому Друри. Почему?
— Да, почему? — повторила Пейшнс. — Я бы сказала, это самая странная черта его визита.
Они молча смотрели друг на друга. Непонятное прощальное требование замаскированного англичанина перевешивало прочие тайны. Мистер Друри Лейн, будучи колоритной личностью, был в то же время наименее таинственным старым джентльменом в мире. Ему уже перевалило за семьдесят, более двенадцати лет назад он покинул сцену и с тех пор вел уединенную жизнь богатого стареющего артиста в обширном поместье на севере Уэстчестера, с замком, садами и деревушкой, очаровательно воспроизводящими елизаветинскую Англию, которую он так любил.
В «Гамлете», как назвал Друри Лейн свое имение, все было отлично устроено. В прошлом он был всемирно известным исполнителем ролей в шекспировских пьесах, но на вершине своей блистательной карьеры внезапно полностью потерял слух. Отнесясь к трагедии философски, Друри Лейн мастерски овладел искусством чтения по губам и удалился в «Гамлет», живя на доход со своего огромного состояния и обеспечивая убежище изгоям собственной профессии, а также нуждающимся представителям смежных искусств. «Гамлет» стал святилищем гуманитарных наук, его театр — лабораторией экспериментальной драмы, а его библиотека елизаветинской литературы и шекспирианы — Меккой для амбициозных исследователей.
Исключительно в качестве хобби великий патриарх сцены обратил свой острый неугомонный интеллект на расследование преступлений. Предаваясь этому хобби, он познакомился с инспектором Таммом, тогда еще служившим в следственном отделе нью-йоркского полицейского управления, и между ними возникла тесная дружба. Они эффективно сотрудничали в расследовании убийств до и после ухода Тамма из полиции и открытия им частного детективного агентства. Потом к ним присоединилась дочь Тамма, Пейшнс, которая, вернувшись на родину после многолетних странствий с компаньонкой по Европе, сразу же стала усердным партнером в детективной деятельности отца и старого актера.
В глазах Тамма светилось беспокойство. Какая связь могла существовать между их таинственным визитером с его оппенхаймовскими[4] намеками на тайну, стоящую миллионы, и их глухим и больным — последние годы Лейн страдал от старческих недугов, — но дорогим и любимым старым другом?
— Может быть, мне написать ему? — предложила Пейшнс.
Инспектор с отвращением бросил сигару.
— Я бы не стал этого делать, Пэтти. Говорю тебе, все это дело пахнет психушкой. Связь старого Друри с нами широко известна, и этот субъект с фальшивой бородой мог просто использовать имя Лейна, чтобы произвести на нас впечатление. Сейчас нет смысла беспокоить старика. Подождем двадцатого числа. Уверен, что бородач не позвонит и даже не собирается этого делать. Он хочет, чтобы мы вскрыли конверт. От всего этого дурно пахнет… У нас достаточно времени, чтобы подключить к делу Лейна.
— Как хочешь, — кротко отозвалась Пейшнс, но ее глаза устремились на запертую дверцу сейфа, а между бровями появилась глубокая морщинка.
* * *
Как выяснилось, инспектор оказался никудышным пророком. Ровно в полдень 20 мая телефон Тамма зазвонил и скрипучий английский голос осведомился:
— Инспектор Тамм?
— Да!
Пейшнс, слушавшая по параллельному аппарату, чувствовала, как колотится ее сердце.
— Это человек ниоткуда, — произнес английский голос. Потом на другом конце провода послышался смешок, и, прежде чем инспектор успел опомниться, в трубке раздался щелчок, и связь прекратилась.
МУЖЧИНА В СИНЕЙ ШЛЯПЕ
28 мая, во вторник, мисс Пейшнс Тамм, чей рабочий график был весьма гибким, вошла в приемную детективного агентства Тамма без нескольких минут десять, весело улыбнулась печальной круглоглазой стенографистке, мисс Броуди, и вбежала в кабинет, застав отца внимательно слушавшим посетителя.
— Хорошо, что ты пришла так рано, Пэтти, — сказал инспектор. — Это мистер Джордж Фишер, и он рассказывает интересную историю. Моя дочь, Фишер, служит кем-то вроде охранника отца, — усмехнулся он. — Она мозг нашего агентства, так что лучше повторите ей все.
Визитер отодвинул стул и неуклюже поднялся, теребя фуражку с козырьком, над которым виднелась эмалированная пластинка с надписью: «Автобусная компания «Риволи».
Это был высокий и широкоплечий симпатичный молодой человек с растрепанными рыжими волосами; щеголеватая сине-серая униформа облегала его объемистую фигуру; грудь пересекал кожаный ремешок, прикрепленный к широкому поясу.
— Рад с вами познакомиться, мисс Тамм, — пробормотал он. — Конечно, дело пустяковое…
— Садитесь, мистер Фишер, — сказала Пейшнс с улыбкой, которую приберегала только для симпатичных молодых клиентов. — Что у вас за неприятности?
— Ну, я уже рассказал инспектору. — Уши Фишера покраснели. — Может, в этом ничего и нет, но кто знает? Понимаете, Донохью мой приятель, и…
— Лучше начнем сначала, Фишер, — прервал его инспектор. — Фишер водит один из больших экскурсионных автобусов, у которых стоянка возле Таймс-сквер, Пэтти. Автобусная компания «Риволи». Он беспокоится о своем друге, а к нам обратился потому, что этот друг, по фамилии Донохью, часто упоминал ему мое имя. Донохью — бывший коп, я его припоминаю: славный парень с хорошим послужным списком.
— Донохью тоже работает в вашей компании? — спросила Пейшнс, вздыхая про себя из-за прозаичного начала истории.
— Нет, мэм. Он ушел из полиции лет пять назад и устроился охранником в Британский музей на углу Пятой авеню и Шестьдесят пятой улицы.
