– Вероятно, именно так оно и было. Благодарю вас, мадемуазель, вы отлично прояснили ситуацию.
Я удивился, обнаружив, что Рэднор поджидает нас на улице.
– Я почти наверняка знаю, о чем рассказала вам Фрида, – заметил он. – Мне искренне жаль, что все так случилось, и вы можете представить, как неловко я себя чувствую. Едва ли нужно говорить, что я лично не подавал ей никаких надежд. Поначалу я даже обрадовался, поскольку думал, что эта пожилая дама сможет как-то помочь Фриде. А в результате все вышло просто нелепо… но чрезвычайно неприятно.
– Когда вы и мисс Стэнтон намерены пожениться?
– Скоро, я надеюсь. И знаете, месье Пуаро, я хочу быть с вами предельно откровенным. Мне известно даже больше, чем Фриде. Она уверена, что ее дядя совершенно невиновен. У меня же нет такой уверенности. Но скажу вам одно: я не собираюсь никому сообщать о том, что мне известно. Как говорится, не буди лихо, пока оно тихо. Я не хочу, чтобы дядю моей жены судили и повесили за убийство.
– Почему вы говорите мне все это?
– Потому что я слышал о вас и знаю, вы умный человек. Вполне возможно, что вы могли бы уличить его в преступлении. Но я спросил бы вас тогда… какой в этом толк? Бедной женщине уже не поможешь, и она была бы последним человеком, который решился бы поднять шум… Пожалуй, при одной мысли об этом она перевернулась бы в гробу.
– Тут вы, вероятно, правы. Значит, вы хотите, чтобы я не поднимал шума?
– Да, именно так. Признаюсь вам, мною движут эгоистические побуждения. У меня большие планы… я начал одно прибыльное дельце, открыл ателье мужской одежды.
– Большинство из нас эгоистичны, мистер Рэднор. Но мало кто столь охотно признается в этом. Я сделаю то, что вы хотите… но также честно скажу вам, что огласки избежать не удастся.
– Почему?
Пуаро сделал выразительный жест. Сегодня был базарный день, и мы как раз проходили мимо рынка, откуда доносился оживленный шум голосов.
– Глас народа… вот почему, мистер Рэднор. О, извините, мы должны поспешить, иначе опоздаем на поезд.
– Весьма интересное дело, Гастингс, не правда ли? – заметил Пуаро, когда поезд отошел от станции.
Выудив из кармана миниатюрную расчесочку и микроскопическое зеркальце, он тщательно привел в порядок свои усы, безупречная симметрия которых слегка нарушилась во время нашей легкой пробежки.
– Не знаю, что вас так заинтересовало, – ответил я. – По мне, так все это дело выглядит довольно мерзко и неприятно. Едва ли здесь имеется какая-то тайна.
– Да, согласен с вами: никакой тайны здесь нет.
– Я вот только думаю, стоит ли верить той довольно странной истории, что поведала нам мисс Стэнтон? Пожалуй, безумная страсть ее тетушки кажется мне немного сомнительной. Миссис Пенджеллей произвела на меня впечатление скромной и почтенной дамы.
– Тут нет ничего странного… все совершенно заурядно. Если вы внимательно почитаете газеты, то обнаружите, что зачастую именно в таком возрасте скромная и почтенная женщина оставляет своего мужа, с которым прожила более двадцати лет, а иногда покидает даже своих детей ради того, чтобы связать свою жизнь с мужчиной, который годится ей в сыновья. Les femmes[1] восхищают вас, Гастингс; вы готовы преклоняться перед любой миловидной особой, которая соблаговолит мило улыбнуться вам, однако вы ничего не смыслите в женской психологии. Вступая в осеннюю пору жизни, женщина обычно испытывает одно безумное желание: она мечтает о романтическоем приключении… пока еще не стало слишком поздно. И такое желание, конечно, совершенно естественно может возникнуть даже у жены почтенного дантиста из провинциального городка!
– И вы полагаете…
– …Что умный мужчина может воспользоваться выгодами такого момента.
– Я не назвал бы Пенджеллея таким уж умным, – задумчиво пробормотал я. – Много ли нужно ума, чтобы взбудоражить весь городок. И тем не менее я полагаю, вы правы. Только два человека действительно что-то знают, Рэднор и доктор, и оба не хотят поднимать шум. В итоге Пенджеллей как-нибудь выкрутится из этой ситуации. Жаль, что мы не повидали этого парня.
– Вы можете доставить себе такое удовольствие. Вернуться ближайшим поездом, сочинив историю о больном зубе.
Я бросил на Пуаро проницательный взгляд.
– Хотелось бы мне знать, что именно вы считаете весьма интересным в этом деле.
– Мой интерес можно выразить одним вашим замечанием, Гастингс. После разговора со служанкой вы заметили, что для человека, не расположенного говорить на известную тему, она наговорила слишком уж много.
– М-да! – с сомнением произнес я и, немного поразмыслив, вновь вернулся к начатому мной критическому разбору: – Странно, почему вы даже не сделали попытку повидаться с Пенджеллеем?
– Mon ami, я даю ему ровно три месяца. После этого я в любой момент смогу лицезреть его… на скамье подсудимых.
Я думал, что на сей раз предсказания Пуаро окажутся ошибочными. Время шло, а о нашем корнуолльском отравлении не было никаких известий. Мы занялись другими делами, и я уже почти забыл о том трагическом случае, когда вдруг мне напомнила о нем короткая заметка в газете, где сообщалось, что управление полиции выдало разрешение на эксгумацию трупа миссис Пенджеллей.
Через пару дней «корнуолльская тайна» уже обсуждалась в каждой газете. Видимо, разговоры на эту тему так до конца и не утихли, а когда было объявлено о помолвке вдовца Пенджеллея и его секретарши мисс Маркс, то пожар сплетен вспыхнул с новой силой. В итоге в министерство направили прошение о пересмотре дела: после эксгумации в теле покойной обнаружили большое содержание мышьяка; и мистер Пенджеллей был арестован по обвинению в убийстве своей жены.
Мы с Пуаро присутствовали на предварительном судебном разбирательстве. Свидетелей, как можно было ожидать, оказалось много. Доктор Адамс признал, что вполне мог ошибиться, поскольку симптомы отравления мышьяком сходны с симптомами гастрита. Эксперт управления полиции зачитал свое заключение. Служанка Джесси излила душу в говорливом потоке обвинений, большинство из которых было отклонено, но тем не менее они значительно ухудшили положение арестованного. Фрида Стэнтон свидетельствовала о том, что тетушке обычно становилось хуже после еды, приготовленной ее мужем. Джэйкоб Рэднор поведал о том, как он случайно зашел в дом обвиняемого в день смерти миссис Пенджеллей и увидел, что на столе стоит овсянка, приготовленная для нее, а мистер Пенджеллей ставит на полку в кладовой бутылку с гербицидами. Затем была вызвана мисс Маркс, белокурая секретарша обвиняемого, и она, плача и впадая в истерику, призналась, что обменивалась любезностями со своим хозяином и что он обещал жениться на ней, если что-нибудь случится с его женой. Пенджеллей сохранил за собой право защиты, и его дело передали в суд.
После этого предварительного дознания Рэднор провожал нас с Пуаро до нашей квартиры.
– Вот видите, мистер, – заметил Пуаро, – я оказался прав. Голос народа заявил о себе… и весьма решительным образом. И в итоге преступление выплыло наружу.
– Да, вы были совершенно правы, – вздохнул Рэднор. – Как вам кажется, его могут оправдать?
– Ну, он сохранил за собой право на защиту. Возможно, у него и припрятан какой-то козырь в рукаве, как принято говорить у вас, англичан. Не желаете ли зайти к нам?
Рэднор принял его приглашение. Я распорядился подать два виски с содовой и чашку шоколада. Последнее распоряжение вызвало легкое оцепенение, и я сильно сомневался, что сей напиток появится на нашем столе.
– Разумеется, – продолжал Пуаро, – у меня большой опыт в делах такого рода. И я вижу только одну лазейку для спасения нашего бедного вдовца.
– Какую же?
– Вы должны подписать этот документ. – С ловкостью фокусника он вдруг выудил откуда-то исписанный лист бумаги.
– Что это?
– Признание в том, что вы убили миссис Пенджеллей.
После короткой паузы Рэднор рассмеялся:
– Вы, должно быть, сошли с ума!
– Нет, ничуть, мой друг, я не сумасшедший. Вы приехали в Полгарвит, открыли свое маленькое дело, и вам нужны были деньги, чтобы развернуться. Мистер Пенджеллей известен как хорошо обеспеченный человек. Вы знакомитесь с его племянницей, и она благосклонно принимает ваши ухаживания. Однако вам показалось недостаточным то скромное содержание, которое мог бы назначить ей мистер Пенджеллей после вашей женитьбы. Вы задумали одним махом избавиться как от дядюшки, так и от тетушки; тогда деньги перешли бы к вашей жене, как к их единственной родственнице. Как же мудро вы все рассчитали! Вы флиртовали с этой бесхитростной, начинающей стареть женщиной и, добившись ее любви, полностью подчинили бедняжку своей воле. Вы посеяли в ее душе сомнения в верности ее собственного мужа. Сначала она обнаружила, что он обманывает ее… Затем вы внушили ей, что он пытается отравить ее. Вы частенько бывали у них в доме; и у вас была масса возможностей подсыпать ей мышьяк. Хотя вы вели себя крайне осторожно и никогда не делали этого в отсутствие ее мужа. Но женщинам несвойственно держать свои подозрения при себе. Естественно, она поведала о них своей племяннице и, несомненно, поделилась ими также с другими приятельницами. Вашей единственной трудностью было поддерживать романтические отношения с обеими женщинами. Вы объяснили тетушке, что вам приходится для вида ухаживать за племянницей, чтобы не вызывать лишних подозрений у мистера Пенджеллея. А молодую леди и убеждать-то не пришлось… разве могла она всерьез относиться к своей тете как к сопернице?
