— Какого черта вы свистите? — резко обернулся Томми.
— Я? — неподдельно изумился тот. — Мне казалось, это вы.
— Но кто-то же… — начал было Томми, но тут чьи-то сильные руки обхватили его сзади и, прежде чем он успел закричать, ему прижали к лицу что-то сладкое и тошнотворное.
Томми отчаянно сопротивлялся, но тщетно. Хлороформ делал свое дело. Голова начинала кружиться, пол раскачивался перед глазами, и, задыхаясь, Томми потерял сознание.
Возвращалось оно мучительно, но других последствий, кажется, не было. Томми не успел сильно надышаться. Хлороформ понадобился, только чтобы связать его и затянуть рот кляпом.
Окончательно придя в себя, Томми обнаружил, что полулежит-полусидит, прислоненный к стене в углу собственного кабинета, а два субъекта деловито выворачивают на пол содержимое стола и обыскивают шкафы, сопровождая свою деятельность обильной руганью.
— Ей-богу, хозяин, — грубым голосом сказал тот, что повыше, — Мы обшарили эту комнату сверху донизу и обратно. Нет здесь ничего.
— Должно быть, — рявкнул другой. — Раз не у него, значит, где-то здесь. Больше негде.
С этими словами он повернулся, и Томми, к крайнему своему удивлению, обнаружил, что это не кто иной, как инспектор Даймчерч. Увидев изумленное лицо Томми, тот ухмыльнулся.
— Итак, наш юный друг вновь с нами, — сказал он, — и, похоже, несколько удивлен. Да, определенно удивлен. А между тем все так просто… У нас появилось подозрение, что в последнее время с «Международным детективным агентством» творится что-то неладное. Я вызываюсь прояснить ситуацию. Если новый мистер Блант настоящий шпион, он должен проявлять подозрительность. Поэтому для начала я запускаю своего хорошего друга Карла Бауэра с наказом вести себя как можно подозрительнее и нести невероятный вздор — что он и делает. После чего, заручившись для надежности именем инспектора Мэрриота, на сцене появляюсь я. Дальше совсем просто.
Он рассмеялся.
Томми просто распирало от желания кое-что высказать, но кляп во рту надежно сдерживал этот порыв. Кроме того, ему мучительно хотелось еще и кое-что сделать — лучше всего руками и ногами — но об этом тоже позаботились. Он был надежно связан.
Что его удивляло больше всего, так это разительная перемена, произошедшая со стоящим над ним человеком. Инспектор Даймчерч был типичным англичанином. Теперь же никто и на секунду не усомнился бы, что это всего-навсего неплохо натасканный иностранец, говорящий по-английски без малейшего акцента.
— Коггинс, друг мой, — обратился бывший инспектор к своему бандитского вида сообщнику, — Возьми-ка дубинку и присмотри за нашим пленником. Я собираюсь вытащить кляп. Надеюсь, мой дорогой мистер Блант, вы понимаете, что закричать сейчас было бы с вашей стороны прямо-таки преступной неосторожностью? Уверен, что вы меня понимаете. Для своего возраста вы довольно смышленый парнишка.
Он ловко выхватил у него изо рта кляп и отступил на шаг.
Томми пожевал затекшими челюстями, пошевелил во рту языком, дважды сглотнул — и не произнес ни слова.
— Вас можно поздравить с такой выдержкой, — заметил Даймчерч. — Я вижу, вы правильно оцениваете ситуацию. Вам что, вообще нечего сказать?
— Есть, но оно подождет, — объяснил Томми. — И хуже от этого не станет.
— А, — протянул Даймчерч. — А вот то, что я могу сказать, ждать не будет. Короче, Блант, где письмо?
— Мой дорогой друг, я просто ума не приложу, — жизнерадостно ответил Томми. — У меня его нет. Да вы и сами это знаете. На вашем месте я бы продолжал искать. Наблюдать, как вы с Коггинсом так дружно играете в прятки сплошное удовольствие.
Лицо Даймчерча потемнело.
— Давайте, мистер Блант, продолжайте дерзить. Видите эту коробочку? Это походный набор Коггинса. Там у него кислота. Да, кислота, — мечтательно повторил он. — А еще всякие металлические предметы, которые можно раскалить, и тогда они становятся красными и очень-очень горячими.
Томми печально покачал головой.
— Диагноз ошибочен, — пробормотал он. — Таппенс ошиблась. Это вовсе не история Хромого. Это история бульдога Драммонда, а вы — неподражаемый Карл Петерсон.[4]
— Что за чушь вы там бормочете? — рявкнул Даймчерч.
— О, я вижу, вы не знакомы с классикой, — заметил Томми. — Печально.
— Дурак несчастный! Будешь ты делать что тебе говорят или нет? Мне что, сказать Коггинсу, чтобы доставал инструмент и начинал?
— К чему такая спешка? — отозвался Томми. — Разумеется, я сделаю все что нужно, если только вы объясните, что именно. Не думаете же вы, что мне нравится быть разделанным и поджаренным на решетке как филе палтуса? Ненавижу, когда мне делают больно.
Даймчерч посмотрел на него с презрением.
— Боже! Что за трусы эти англичане!
— Здравый смысл, дружище, обычный здравый смысл Ну ее, вашу кислоту! Давайте-ка перейдем к делу.
— Мне нужно письмо.
— Я уже сказал, у меня его нет.
— Это мы знаем, знаем также, у кого оно есть. У девчонки.
— Очень может быть, что вы и правы, — согласился Томми. — Она могла спрятать его в сумочку, когда нагрянул ваш приятель Карл.
— Так вы не отрицаете! Умно! Ну хорошо, сейчас вы напишете этой, как вы ее называете, Таппенс записку с просьбой немедленно принести письмо сюда.
— Я не могу… — начал Томми, но закончить не успел.
— Не можешь? Сейчас поглядим. Коггинс!
— Господи, до чего ж вы нетерпеливы. Дождитесь хотя бы конца фразы. Я говорил, что не могу сделать этого со связанными руками. Я, черт побери, не клоун, чтобы писать носом или локтями.
— Так вы согласны написать?
— Конечно. Только об этом и толкую. Из кожи лезу, чтобы быть любезным и услужливым. Вы же, конечно, не причините вреда Таппенс? Уверен, что нет. Она такая хорошая!
— Нам нужно только письмо, — заявил Даймчерч с исключительно неприятной ухмылкой и кивнул своему верзиле напарнику.
Коггинс опустился возле Томми на колени и развязал ему руки. Томми помахал ими в воздухе.
— Гораздо лучше, — заявил он. — Может, любезный Коггинс принесет мне ручку? Она, кажется, на столе. Среди прочей мелочи.
Коггинс угрюмо принес ручку и листок бумаги.
— Думайте, что пишете, — угрожающе посоветовал Даймчерч. — Тут приходится полагаться на вас. Но если что — смерть, и смерть мучительная.
— В таком случае, — заметил Томми, — я буду очень стараться.
Подумав немного, он быстро набросал записку.
— Так пойдет? — спросил он, протягивая готовое послание.
«Дорогая Таппенс, Не могла бы ты срочно занести мне то голубое письмо? Нужно расшифровать его здесь и сейчас. Срочно.
Твой Фрэнсис».
— Фрэнсис? — удивился фальшивый инспектор, поднимая брови. — По-моему, она вас звала не так.
— Поскольку мои крестины вы пропустили, — заявил Томми, — то вряд ли можете знать, мое это имя или нет. Думаю, портсигар, который вы вытащили из моего кармана, — хорошее подтверждение тому, что я говорю правду.
Даймчерч подошел к столу, взял портсигар и, прочтя гравировку «Фрэнсису от Таппенс», криво усмехнулся и положил его обратно.
— Приятно видеть столь разумное поведение, — заметил он. — Коггинс, отдай записку Василию. Он сторожит снаружи. Скажи, пусть отнесет немедленно.
Следующие двадцать минут тянулись очень неспешно, а последующие десять — и того медленнее. Даймчерч расхаживал по комнате, и тучи на его лице все сгущались. Наконец он угрожающе повернулся к Томми.
— Если вы затеяли с нами какую-то игру… — прорычал он — Будь здесь карты, пожалуй, и впрямь можно бы было скоротать время за пикетом,[5] - скучающе заметил Томми. — Женщин вечно приходится ждать. Надеюсь, вы не причините вреда малышке Таппенс, когда она придет?
— Да что вы! — отозвался Даймчерч. — Мы даже устроим так, что вы отправитесь в одно и то же место — оба.
— Попробуй, свинья, — пробормотал себе под нос Томми.
Потом из приемной донесся какой-то шум, и человек, которого Томми видел впервые, просунул в комнату голову и буркнул что-то по-русски.
— Отлично! — воскликнул Даймчерч. — Она идет, и идет одна.
В душе Томми шевельнулось легкое беспокойство. Потом он услышал голос Таппенс:
— О, это вы, инспектор Даймчерч. Я принесла письмо. А где Фрэнсис?
С этими словами она прошла в кабинет, и Василий, набросившись на нее сзади, зажал ей рот ладонью. Даймчерч вырвал из рук Таппенс сумочку и принялся лихорадочно в ней рыться.
Потом он издал радостное восклицание и вытащил голубой конверт с русской маркой. Коггинс хрипло выругался.
И как раз в этот момент всеобщего ликования дверь в кабинет Таппенс беззвучно отворилась, пропуская вооруженных револьверами инспектора Мэрриота и еще двух человек.
— Руки вверх! — раздалась резкая команда. Сопротивления никто не оказал. Положение было слишком уж безнадежным. Пистолет Даймчерча лежал на столе, а его сообщники вообще не были вооружены.
