Прошел еще час, взошло солнце, и светло-зеленая поверхность моря покрылась искорками, похожими на рыбью чешую. В доме Малуана на первом этаже открылась форточка. Жена готовила завтрак сыну, который отправлялся в школу в половине восьмого.
Мост переходил мужчина, и Малуан знал, что это идет его сменщик.
Все было как всегда. Обычное утро.
Человек в бежевом плаще то расхаживал вдоль набережной, то стоял на старом месте, неотрывно следя за яликом Батиста.
На английском судне матросы, поливая из шланга палубу, босыми бегали по доскам, облитым водой.
В белом обшарпанном шкафчике Малуана, не стоившем и пятидесяти франков, лежало пятьсот сорок тысяч! Кто бы мог вообразить себе это!
В простенке будки висело потускневшее зеркало. Малуан с любопытством посмотрел на себя. Все то же бледное лицо с тонкими морщинами, серыми глазами, густыми бровями и седеющими усами.
— Красавчиком себя считаешь? — спросил вошедший в этот момент сменщик, ставя на печку бидончик с кофе.
— А кто его знает, — ответил Малуан и подмигнул.
Он видел зеленый ялик и человека из Лондона на набережной, сгоравшего от нетерпения. Нельзя было не улыбаться. Так уж само собой получалось.
— Что прибывает? — спросил сменщик.
— Десять вагонов ранних овощей…
В глазах Малуана то искрился смех, то исчезал. Все было очень сложно. Впрочем, не следовало и думать сразу обо всем. Позднее можно разобраться.
Спускаясь по лестнице, он представил себе, как разозлится жена, увидев, что он надел ботинки на мокрые носки. На углу улицы, близ кафе «Швейцария», Малуан издали увидел свою дочь, которая спешила за молоком для хозяев.
Последующие события могли развернуться и так: Малуан спокойно вернулся бы домой и никогда больше не встретился с человеком из Лондона. Видел он его лишь ночью да ранним утром, и то издалека, так что были все основания считать, что он даже не знает его в лицо.
Однако пока Малуан шел вдоль гавани и пересекал железнодорожный мост, направляясь к дому, зеленый ялик Батиста повернул прямо к рыбному рынку, а человек из Лондона с деланным безразличием направился к месту, куда ялик должен был пристать.
У Малуана еще и тогда была возможность пройти мимо, но, как на грех, он остановился, чтобы посмотреть на огромного ската, а когда поднял голову, то перед глазами оказалось зеленое пятно моря, освещенного солнцем, на переднем плане виднелся бежевый плащ, а за ним голубой силуэт Батиста, гребущего кормовым веслом.
— Привет, Малуан! — сказал прохожий с корзиной крабов.
— Привет, Жозеф!
А ведь он дал себе слово пройти рынок очень быстро, никуда не сворачивая с тротуара. Но теперь уже было поздно. И все по вине ялика, на который они оба смотрели: Малуан и убийца. А когда двое смотрят на один и тот же предмет, очень редко бывает, чтобы они не встретились взглядами. Расстояние между ними не превышало и пяти метров. Их разделял только причальный бронзовый кнехт, покрытый росой. Предрассветная изморось рассеялась, воздух стал прозрачным, краски мягкими. Половину окружающего мира заняло море, гладкое, без единой морщинки, даже без белой каймы прибоя. Другая половина медленно пробуждалась вокруг сверкающего рыбного улова, из глубины города доносились звонки, удары молота, стук поднимаемых железных штор магазинов.
Широко расставив ноги, с трубкой в зубах, Малуан делал вид, что загляделся на море. Но краешком глаза он не упускал из поля зрения бежевый силуэт справа.
«У него вид отчаявшегося человека», — подумал стрелочник.
Но, может быть, человек из Лондона вообще никогда не бывал веселым? У него странная голова, очень худое лицо с длинным заостренным носом и бледными губами, на шее резко выступает адамово яблоко.
Кто он по профессии — угадать трудно. Во всяком случае, не рабочий. У него крупные холеные руки с рыжеватым пушком и квадратными ногтями. Одежда на нем такая же, как на большинстве англичан-путешественников, приезжающих в Дьеп: коричневый твидовый костюм, скромный, но отличного покроя, мягкий воротник, мягкая шляпа, плащ хорошего качества.
Его нельзя было принять и за служащего — нечто неуловимое в его облике говорило о том, что он не ведет сидячего образа жизни. Малуану представились вокзалы, гостиницы, порты…
Внезапно Малуану пришла в голову мысль, быть может безосновательная, но она соответствовала первому впечатлению: незнакомец похож на тех, кто работает в мюзик-холле или в цирке, фокусник, чревовещатель или даже акробат.
Батист причалил свой ялик, сгрузил на набережную корзину с угрями. За каждым его жестом следил печальными, глубоко запавшими глазами незнакомец, не выпуская сигареты из пожелтевших от табака пальцев.
— Неважный улов, — Батист показал на угрей.
Он сказал это англичанину так, как может обратиться рыбак к любому зеваке на набережной.
Заговорит ли тот, в свою очередь, с Батистом? И не для этого ли англичанин так долго поджидал рыбака? Стрелочник понимал, что сейчас он здесь лишний, но уже не хотел уходить.
Пока рыбак выбирался на набережную, тощая голова англичанина чуть повернулась, и впервые скрестились два взгляда, встревоженные, удивленные, неспособные оторваться один от другого.
И тут Малуана обуял страх, боязнь всего и всех, а убийцу охватил страх перед этим железнодорожником, неподвижно стоящим на набережной.
«Ни в коем случае нельзя смотреть на будку. Убийца сразу же догадается», — подумал Малуан.
И конечно, тут же посмотрел вверх, не сомневаясь, что тот проследит за его взглядом.
«Он узнает мою форменную фуражку и…»
Глаза англичанина немедленно взметнулись к фуражке.
— Все еще не передумали прогуляться? — спросил Батист.
Ответа Малуан уже не слышал. Он бежал прочь, расталкивая рыночную толпу, бежал до тех пор, пока не очутился по ту сторону крытого рынка. Когда Малуан оглянулся, человека в бежевом плаще уже не было видно.
Малуан был уверен, что тот, как и он сам, убежал, и теперь так же с другой стороны рынка высматривает его в толпе.
Обычно, едва поев, он ложился спать и вставал около двух часов пополудни. Оставшееся до службы время рыбачил или выполнял мелкие домашние работы. В этот день, провалявшись без сна час в постели, он встал и начал одеваться.
— Тебе что-нибудь нужно? — крикнула жена, услышав снизу его шаги.
Ему ничего не было нужно, но спать не хотелось.
Еще лежа в постели с закрытыми глазами, он думал о морских течениях и вел подсчеты.
После того как тело упало в воду, примерно еще два часа продолжался отлив, а значит труп был унесен в открытое море.
Это был не первый утопленник в Дьепе, и, когда хорошо знаешь порт, нетрудно почти точно определить, где тело будет выброшено. Оно могло зацепиться за сваю причала, и тогда его долго не обнаружат. Но возможно, что труп поплыл по фарватеру, тогда течение его выбросит на пляж, как это случилось прошлым летом с телом американки.
Малуан зашнуровал ботинки и спустился вниз по лестнице, дрожавшей под его тяжестью, как, впрочем, и весь дом, построенный из легких материалов.
— Ты уходишь? — удивилась мадам Малуан, занятая стиркой.
— Ухожу.
Это все, что ей полагалось знать. Он поднял крышку кастрюли: интересно, что будет к обеду? Уже на пороге набил трубку.
…С того места, где он стоял, пляж был виден, но слишком далеко Малуан находился, чтобы можно было разглядеть тело, да еще среди повозок, вывозивших гравий.
На рыбный рынок он попал, когда распродажа уже заканчивалась, а выложенный плитками пол тщательно промывали. По ту сторону гавани сверкала его будка, освещенная солнцем, и в ней четко вырисовывался силуэт сменщика.
Он заглянул в бистро.
— Рюмку кальвадоса, — сказал Малуан, облокотившись о стойку.
Встретится ли он с клоуном? Теперь Малуан так называл убийцу. Честно говоря, желания видеть иностранца не было, и все же он искал клоуна взглядом.
Приморский бульвар был безлюден. Большие отели закрывались на зиму, их окна зашторивались или замазывались мелом. Казино также было закрыто, как и расположенные рядом богатые лавки. Малуан никогда не ходил в ту часть города, где летом ему не было места, а зимой нечего было делать. На бульваре прогуливались матери с детьми.
Проехал груженный гравием воз, а на пляже рабочие нагружали другие возы, широко размахивая лопатами.
Малуан шел медленно, засунув руки в карманы, покуривая трубку. Прошелся по бульвару. У него был вид рабочего, вышедшего подышать свежим воздухом. С деланным безразличием он окидывал взором берег, окаймленный водорослями.
Трупа там не было. Малуан повернул обратно к бульвару и, поднимаясь по лестнице, нос к носу столкнулся с клоуном.
Как и утром, взгляды их скрестились. Наибольший испуг выражали глаза англичанина. Малуан заметил, что от холода у него посинел нос, а губы так трясутся, что даже дрожит сигарета. Если бы Малуан продолжал подниматься, то они задели бы друг друга.
