— Нет. Арлетта приезжала одна. Был день рождения ее матери. У них, кажется, в семье обычай навещать ее в этот день. Когда я спросил у Арлетты, каким поездом она приехала, она ответила, что утренним, то есть тем же, что и вы сегодня.
Но вы сейчас убедитесь, что она солгала! В понедельник, как только труп был отправлен в Гавр, я сразу же осмотрел все комнаты в доме. Работа не из легких. Дом хотя и невелик, но обставлен со вкусом, в нем масса всяких закоулков, хрупкой мебели и безделушек.
Комнаты Валентины и служанки — на втором этаже, а на первом есть только комната для гостей, в ней-то и останавливалась Арлетта. Передвигая тумбочку, я обнаружил мужской носовой платок, и мне показалось, что Арлетта, наблюдавшая за мной, вдруг сильно встревожилась. Она живо выхватила платок у меня из рук. «Надо же! Я увезла платок мужа».
К сожалению, я только вечером вспомнил о вышитой на платке букве «Э». Арлетта уехала. Я отвез ее на вокзал в своей машине и видел, как она купила билет в кассе.
Сам знаю, что это глупо, но только в машине я вдруг сообразил: почему же, уезжая из Парижа, она не взяла обратный билет? Возвратившись в зал ожидания, я стал расспрашивать контролера.
«Эта дама приехала в воскресенье десятичасовым поездом, не так ли?» — «Какая дама?» — «Та, которую я только что проводил». — «Мадам Арлетта? Нет, месье». — «Разве она приехала не в воскресенье?» — «Возможно, она приехала и в воскресенье, но только не поездом. Я проверял билеты, конечно, узнал бы ее». — Кастэн посмотрел на Мегрэ с некоторым беспокойством. — Вы меня слушаете?
— Да, конечно.
— Может быть, я рассказываю слишком подробно?
— Да нет же. Просто мне надо привыкнуть ко всему этому.
— К чему?
— Ко всему: к вокзалу, к Валентине, Арлетте, контролеру, Трошю. Ведь еще вчера я ничего не знал обо всем этом.
— Вернувшись в «Гнездышко», я спросил у старой дамы имя ее зятя. Оказывается, его зовут Жюльен Сюдр. Ни имя, ни фамилия не начинаются с буквы «Э». Приемных сыновей мадам Бессон зовут Тео и Шарль. Правда, садовника, приходящего на виллу трижды в неделю, зовут Эдгар, но, во-первых, его не было в воскресенье, а во-вторых, меня уверили, что у него никогда не было больших носовых платков с красной каймой.
— Не зная, с чего начать следствие, — продолжал Кастэн, — я принялся расспрашивать людей в городе. И таким образом от продавца газет узнал, что Арлетта приехала не поездом, а в роскошном спортивном автомобиле зеленого цвета. Это упрощало дело. Владелец зеленого автомобиля, оказывается, остановился в воскресенье вечером в отеле, который я вам рекомендовал. Им оказался некий Эрве Пейро, который записал в карточке для приезжих, что он виноторговец и живет в Париже на набережной Сент-Огюстен.
— Ночь он провел не в отеле?
— Он проторчал в баре до закрытия, то есть почти до полуночи, а потом, вместо того чтобы отправиться спать, куда-то пошел пешком, сказав, что идет к морю. Ночной сторож говорит, что Пейро вернулся что-то около половины третьего ночи. Я говорил со слугой, который чистит обувь в отеле, и от него узнал, что на подметках ботинок этого Пейро налипла красная глина. Во вторник утром, вернувшись в «Гнездышко», я обнаружил под окном у Арлетты следы на клумбе. Что вы скажете на это?
— Ничего.
— Ну а что касается Тео Бессона…
— Он тоже был в доме?
— Но не ночью. Вам ведь известно, что братья Бессоны — дети от первого брака и Валентина не их мать. Я записал всю родословную семьи и, если хотите…
— Только не сейчас. Я голоден.
— Короче, Тео Бессон — холостяк, ему сорок восемь лет. Уже две недели, как он отдыхает в Этрета.
— У мачехи?
— Нет. Они не встречаются. Мне кажется, что они в ссоре. Он снял комнату в отеле «Белые скалы», который виден отсюда.
— Значит, он не был на вилле?
— Погодите, дело в том, что Шарль Бессон… — Бедняга Кастэн вздохнул, отчаявшись толково изложить дело. Особенно его смущало то, что Мегрэ, казалось, совсем его не слушает. — В воскресенье утром Шарль Бессон приехал в одиннадцать часов вместе с женой и четырьмя детьми. У них свой автомобиль, огромный «панар» старого образца. Арлетта приехала до них. Они все вместе позавтракали в «Гнездышке». Затем Шарль Бессон отправился на пляж со старшими детьми: мальчиком пятнадцати лет и девочкой двенадцати. А в это время дамы болтали.
— Он встретился с братом?
— Совершенно верно. Подозреваю, что Шарль Бессон затеял эту прогулку, чтобы опрокинуть стаканчик в баре казино. По слухам, он не дурак выпить. Там он и повстречал Тео, о присутствии которого в Этрета не подозревал, и настоял, чтобы Тео пришел с ним в «Гнездышко». Тео в конце концов дал себя убедить. Итак, за обедом семейство было в полном сборе. Обед был холодный — лангусты и жареная баранина.
— Обед никому не повредил?
— Нет. Кроме членов семьи, в доме была лишь служанка. Шарль Бессон уехал в половине десятого. Его пятилетний сын Клод проспал все это время в комнате хозяйки, а когда все уже садились в машину, заплакал их шестимесячный младенец, и ему пришлось дать соску.
— Как зовут жену Шарля Бессона?
— Кажется, Эмильенна. Хотя все зовут ее Мими.
— Мими, — с серьезным видом повторил Мегрэ, как будто заучивал наизусть урок.
— Полная брюнетка лет сорока.
— Полная брюнетка? Так-так. Значит, они уехали около десяти?
— Совершенно верно. Тео задержался на несколько минут. И затем, кроме трех женщин, в доме уже никого не оставалось.
— Валентина, ее дочь Арлетта и Роза?
— Совершенно верно. Роза мыла посуду на кухне, а мать и дочь болтали в гостиной.
— Все комнаты на втором этаже?
— Кроме комнаты для гостей, как я вам уже объяснял. Она на первом этаже, окна выходят в сад. Вы увидите «Гнездышко» — настоящий кукольный домик, с крошечными комнатами.
— Арлетта не поднималась в комнату к матери?
— Около десяти часов они вместе прошли туда: старой даме захотелось похвастаться перед дочерью новым платьем.
— Спустились они вместе?
— Да. Затем Валентина снова поднялась к себе — укладываться спать. Через несколько минут за ней прошла Роза. Она обычно помогала хозяйке лечь в постель и подавала ей снотворное.
— Она же его и готовила?
— Нет. Валентина заранее закапывает лекарство в стакан с водой.
— Арлетта больше не поднималась?
— Нет. И в половине двенадцатого Роза тоже легла спать.
— А около двух часов она начала стонать?
— Это время называют Арлетта и ее мать.
— И значит, по-вашему, между полуночью и двумя часами в комнате Арлетты находился мужчина, с которым она приехала из Парижа? А вам неизвестно, чем занимался Тео этой ночью?
— До сих пор у меня не было времени выяснить это, и, признаюсь, мне даже и мысль такая не приходила.
— Что ж, пойдем завтракать.
— С удовольствием.
— А здесь можно заказать ракушки в соусе?
— Думаю, можно. Хотя не уверен. Я только знакомлюсь с меню.
— Сегодня утром вы побывали в доме родителей Розы?
— Только в первой комнате, где стоял гроб.
— Нет ли у них ее хорошей фотографии?
— Могу спросить.
— Сделайте это. Возьмите все фотографии, какие только сможете найти, даже детские, всех возрастов. Кстати, сколько ей было лет?
— Двадцать два или двадцать три. Рапорт составлял не я, и…
— Она, кажется, давно служила у старой дамы?
— Семь лет. К Валентине она поступила совсем молоденькой, еще при жизни Фернана Бессона. Плотная, румяная девица, с пышным бюстом…
— Она никогда не болела?
— Доктор Жолли ничего об этом не говорил. Думаю, что он сказал бы мне.
— Хотелось бы знать, были у Розы поклонники или, может быть, любовник?
— Я тоже подумал об этом. Как будто нет. Она была очень серьезной девушкой и редко выходила из дому.
— Может быть, ее не отпускали?
— Я не совсем уверен, но похоже, что Валентина строго следила за ней и неохотно давала выходные.
Все это время они гуляли вдоль берега. Мегрэ не сводил глаз с моря, но словно даже не замечал его. Все было кончено. Утром в Бреотэ-Безвилле он еще испытал приятное волнение. Игрушечный поезд напомнил ему о прежних каникулах. А сейчас он уже не замечал цветных купальников женщин, ребят, растянувшихся на гальке, не ощущал йодистого запаха водорослей. Лишь мельком осведомился, будут ли к обеду ракушки в соусе. Голова его была заполнена новыми именами, которые он пытался разместить в своей памяти так, как сделал бы это в своем кабинете на набережной Орфевр.
Вместе с Кастэном он уселся за стол, накрытый белой скатертью, на котором в узкой вазе поддельного хрусталя стояли гладиолусы.
Может быть, это признак старости? Он повернул голову к окну, чтоб еще раз увидеть белые барашки на море, и его огорчило, что он снова не почувствовал никакого душевного трепета.
