Эстрейхер смотрел на нее с растерянным недоумением. И вдруг спокойно и властно она приказала:
— Оглянись, подлец! Посмотри на ружье! Тебя держат на мушке. Одно мое слово — и ты будешь расстрелян.
Это была последняя четверть минуты. Эстрейхер оглянулся и увидел дуло ружья.
— Руки вверх, — крикнула Доротея, — или тебя уложат, как собаку.
И, воспользовавшись его растерянностью, выхватила торчащий из его кармана револьвер, прицелилась в лоб Эстрейхера и презрительно прошипела:
— Идиот! Я говорила, что спасения нет.
Все это продолжалось не больше минуты, но за это время они поменялись ролями. Поражение превратилось в победу. Доротея понимала, что победа ненадежна и снова может стать поражением, и думала только о том, как бы не выпустить его до освобождения трех иностранцев.
Уверенно и твердо, точно командуя целым отрядом, Доротея распорядилась:
— Ружья на прицел! Стрелять при первом движении! Остальные пусть освободят пленных. Они в башне, направо от входа.
Остальные были Кастор и Поллукс. Кантэн остался на стене. Он резонно решил остаться в амбразуре стены, наставляя на бандита ржавое ружье образца 1870 года.
«Идут… Идут… Вошли…» — мысленно высчитывала Доротея.
Она видела, что поза Эстрейхера теряет напряженность. Он внимательно вглядывался в направленное на него ружье, прислушиваясь к топоту детских ножек, мало похожему на грузные шаги крестьян. Доротея понимала, что только револьвер удерживает его и что он уйдет до появления иностранцев. Эстрейхер колебался и вдруг, решившись, опустил руки.
— Не надуешь. Это твои мальчики, а ружье — старое ржавое полено. Меня на этом не проведешь.
— Буду стрелять.
— Такие, как ты, не убивают. Ты бы стреляла, защищаясь, но сейчас тебе нечего защищаться. А притом, что ты выиграешь, если меня посадят в тюрьму? Бриллиантов ты все равно не найдешь. Скорее у меня вырвут язык или изжарят на медленном огне, чем я выдам такую тайну. Бриллианты мои, и я их достану, когда мне захочется.
— Один шаг — и я выстрелю.
— Может быть, ты бы и выстрелила, если бы это было выгодно. А так — нет. Ну, до свидания. Я ухожу.
Эстрейхер прислушался.
— Слышишь, как орут твои мальчишки? Они отыскали Вебстера с компанией. Пока их развяжут, я буду далеко. Прощай. Вернее, до свиданья: мы еще увидимся.
— О нет.
— Увидимся. И последнее слово будет за мною. Сначала бриллианты, потом любовь.
— Не достанутся вам бриллианты. Если бы я в этом хоть мгновенье сомневалась, я никогда не выпустила бы вас живым.
— Это почему же?
— Скоро узнаете.
Эстрейхер хотел еще что-то сказать, но, так как голоса приближались, сорвался с места и побежал, пригибаясь, к кустарникам. Доротея бросилась за ним и прицелилась, решившись стрелять, но через секунду опустила револьвер:
— Нет, не могу, не могу. Да и к чему? Все равно возмездие близко…
И она бросилась навстречу друзьям. Вебстера развязали первым, и он первым помчался к ней.
— Где он?
— Удрал.
— Как! У вас револьвер, и вы его выпустили!
Подбежали Дарио и Эррингтон и тоже пришли в ужас.
— Неужели удрал? Не может быть. В какую сторону?
Вебстер взял у Доротеи револьвер.
— Понимаю. Вы не смогли убить его, да?
— Не смогла.
— Такого каналью, убийцу! Ну, ладно, мы сами с ним расправимся.
Но Доротея загородила дорогу.
— Стойте, он не один. Там пять или шесть вооруженных бандитов.
— Ну так что, — спорил американец, — в револьвере как раз семь патронов.
— Бога ради… Не надо, — умоляла Доротея, понимая, что перевес на стороне бандитов. — Останьтесь. И теперь все равно уже поздно, и шхуна уже отошла.
— Посмотрим.
И трое молодых людей бросились в погоню. Она хотела их догнать, но Монфокон со слезами вцепился ей в юбку. Ноги мальчика еще были спутаны веревкой. Он спотыкался и в ужасе лепетал:
— Доротея, не уходи!.. Доротея, я боюсь! Доротея!
Увидев милого капитана, она забыла обо всем на свете, взяла его на руки и стала утешать.
— Милый мой, маленький, не надо плакать: все кончено. Этот гадкий Эстрейхер больше не придет. Ты поблагодарил Кантэна, Кастора и Поллукса? Что бы с нами было, если б не они.
Доротея нежно расцеловала мальчиков. В первый раз досталась такая радость Кантэну.
— Ты только подумай, что бы с нами было, Монфокон, и какой ловкий фокус придумал Кантэн. Он прямо гений. Давай расцелуем его за это. Ну, расскажите, как вы нас нашли. Я заметила, что Кантэн бросал по дороге ветки и насыпал кучки камешков, но почему вы свернули к морю, а не прямо пошли на полуостров?
Радостный и счастливый от неожиданных похвал и поцелуев, Кантэн стал объяснять:
— Видишь ли, мы нашли на берегу лодку и спустили ее в воду. Нам было очень трудно грести, но мы все-таки доплыли и высадились через час недалеко от башни. Сначала мы не знали, куда идти, но вдруг Кастор услышал разговор; мы тихонько подкрались, узнали Эстрейхера и поняли, в чем дело.
— Ах ты, мой умник! Да и все вы умники, милые дети.
И новые поцелуи посыпались на щеки Кантэна, на лбы Кастора и Поллукса и на голову Монфокона.
— А нотариус! Где господин Деларю? — вскочила вдруг Доротея.
Бросились к башне. Нотариус лежал за кустами, за высокой травой, и мальчики его не заметили. Доротея наклонилась к старику.
— Кантэн, помоги мне распутать веревки… Господи, да он в обмороке. Господин Деларю, очнитесь, это мы… Очнитесь же, или мы уйдем.
— Нет-нет, — сразу очнулся нотариус. — Вы не имеете права. Враги…
— Их больше нет, они удрали.
— Но они могут вернуться. О, какие это негодяи. Посмотрите! Их атаман прострелил мне шляпу. Осел сбросил меня возле самых стен, и я влез на дерево. А они стали стрелять и попали в шляпу.
— Но пуля вас не задела?
— Нет, но в груди что-то болит. Я, кажется, контужен.
Доротея усмехнулась.
— Ну, это пустяки. Завтра все пройдет. Кантэн и Монфокон, разотрите мсье Деларю и помогите ему встать.
Нелепая погоня за Эстрейхером сильно беспокоила Доротею. Она пошла разыскивать иностранцев. К счастью, они заблудились в лабиринте тропинок и скал и кружили на месте, напрасно отыскивая берег, где причалила шхуна Эстрейхера.
Зато Доротея сразу взяла правильное направление. Из сети мелких тропинок она выбрала самую протоптанную и повела по ней иностранцев. До них долетали крики и ругань, но никого не было видно. Вдруг тропинка круто свернула в сторону и уперлась в отвесную скалу, по которой убегали наверх крутые ступеньки. Ловкий и подвижный итальянец первым вскарабкался на скалу и радостно крикнул:
— Вот они, негодяи. Здесь, на берегу. Не понимаю, что они делают.
За ним вскарабкался Вебстер с револьвером.
— Да-да, вот они. Бегите вон туда. Мы подойдем к ним вплотную.
И Вебстер указал на высокий мыс, подымавшийся над песчаным пляжем.
— Ни с места. Нагнитесь, — отрывисто приказала Доротея и первая припала к земле.
В полутораста метрах от места, где они укрывались, стояла большая рыбачья шхуна, на борту которой толпились человек шесть мужчин и растрепанная, резко жестикулирующая женщина. Они заметили Доротею и иностранцев. Один из матросов приложился и выстрелил. Пуля чмокнула в скалу, осыпав Эррингтона осколками гранита.
— Ни с места, или буду стрелять, — крикнул матрос, снова прицеливаясь.
Доротея едва оттащила своих спутников.
— Куда вы мчитесь? Ну, добежите до обрыва. А дальше что? Не будете же вы прыгать с сорокаметровой высоты.
— Спустимся вниз и обойдем скалу, — предложил Дарио.
— Не смейте. Это сумасшествие.
Вебстер возмутился.
— Почему? У меня револьвер.
— А у них ружья. И все равно поздно. Драма разыгрывается и без нас.
— Какая драма?
— Посмотрите.
Доротея одним взглядом разгадала, в чем дело. Да, они были только зрителями жуткой драмы, в которую не могли вмешаться.
В маленькой зеркальной бухточке стояла на якоре шхуна, на борту которой виднелась фигура связанного человека, окруженного пятью мужчинами. Растрепанная женщина бешено наскакивала на лежавшего, осыпала его отборными ругательствами, порой долетавшими до спутников Доротеи, и грозила ему кулаками.
— Вор! Подлец! Не хочешь сказать, отказываешься! Ну, подожди!
Она обернулась к матросам, сказала им что-то. Те рассыпались по шхуне, точно все их движения были заранее отрепетированы, и стали по местам. На шею лежавшего набросили петлю, перекинули ее через рею, и за конец взялись двое самых дюжих молодцов. Веревка натянулась, как струна. Фигура лежавшего приподнялась, несколько секунд простояла прямо, точно вырезанный из картона паяц, потом плавно взмыла на воздух и закачалась на густой синеве океана.
— Эстрейхер! — вскрикнул кто-то из иностранцев.
В мозгу Доротеи молнией сверкнуло то, что предсказала она ему при первой встрече у Шаньи.