— Бен Джарвис и я вели самостоятельную и, слава богу, отдельную жизнь, — мрачно добавила мисс Бэрроуз. — Но по уставу члены клуба должны жить там или отказаться от прав пережившего.
— Прав пережившего? — Мистер Квин насторожился, как ищейка, почуявшая след. — Вы имеете в виду, что эта ассоциация мажордомов создала тонтину[44] и весь капитал достается последнему, оставшемуся в живых?
— Да, мистер Квин.
— Меня это удивляет. Дворецкие считаются самыми консервативными людьми на земле.
— Очевидно, вы мало знаете о дворецких, — вздохнула мисс Бэрроуз. — Они все прирожденные игроки. Как бы то ни было, теперь эти два старых маразматика одержимы одной мыслью — пережить другого и унаследовать клубную казну. Все это очень глупо и было бы забавно, если бы не… — Она умолкла.
— Если бы не что?
— Ну, поэтому я и пришла сюда, мистер Квин. Вчера вечером я нанесла еженедельный визит дедушке…
* * *
Семь часов вчерашнего вечера.
Эди застала пару стариков в отделанной дубом и кожей «комнате молчания» погруженными в разговор, который любому, кроме дворецких, показался бы неподобающе шумным.
— У вас скверный ум, Джарвис! — услышала Эди голос своего деда. Долговязая и скрюченная от возраста фигура Питера Бэрроуза вибрировала, как на сильном ветру.
— Вот как, Бэрроуз? — злобно усмехнулся Уильям Джарвис — маленький лысый старикашка. — Вы будете отрицать, что пытаетесь убрать меня с дороги, дабы оставить клубный капитал вашей внучке?
— Разумеется, буду!
— Право, мистер Джарвис, — заговорила шокированная Эди. — Никто не пытается убирать вас с дороги.
— Вы сваливаете все с больной головы на здоровую, паршивый старый посудомойщик! — подхватил Бэрроуз. — Это вы планируете убить меня, чтобы деньги перешли к вашему внуку-плейбою!
Оба старика выпустили когти, явно собираясь вцепиться друг другу в горло.
К счастью, в этот момент и Бензелл Джарвис явился со своим еженедельным визитом, который почему-то всегда совпадал с визитом Эди, и встал между ощетинившимися дедушками. На сей раз Эди была рада его видеть (молодой Джарвис, бывший в обществе образцовым доктором Джекилом, сразу превращался в мистера Хайда,[45] оставаясь наедине с Эди).
— Слушай, Эди, — сказал Бен Джарвис, который был таким же маленьким и лысым, как его дед, — уведи своего старого дурня, а я уведу своего — жаль, что их спальни не запираются, — и потом мы с тобой…
* * *
— …Но я ужасно беспокоилась, мистер Квин, — закончила рассказ Эди, не упомянув о приеме дзюдо, который ей пришлось применить, спасаясь от молодого Джарвиса. — Каждый из стариков уверен, что другой задумал убить его, и они могут по-настоящему повредить друг другу якобы из самозащиты. Обращаться в полицию кажется нелепым, но все же… что мне делать?
— У них есть какая-нибудь прислуга?
— Слуга и кухарка работают только во второй половине дня, а ночевать уходят домой. Так что, если ночью кому-то из стариков придет в голову безумная идея, рядом никого не окажется.
— В таких обстоятельствах требуется неофициальная демонстрация власти, — серьезно сказал Эллери. — Мой отец полицейский инспектор, мисс Бэрроуз, и его конек — предотвращение преступлений. Подождите, пока я позвоню ему.
* * *
Позже.
Для человека, чей конек — предотвращение преступлений, инспектор Квин не казался обрадованным представившейся возможностью. Он сердито смотрел на сына, когда они с Эди Бэрроуз ждали на тротуаре перед Клубом дворецких Бена Джарвиса (инспектор настоял на том, чтобы вызвать его по телефону), столь же мрачно уставился на Джарвиса, когда молодой человек, явно страдавший от похмелья, выполз из такси, а когда они поднимались по каменным ступенькам к входу, проворчал, обращаясь к Эллери:
— Что это тебе взбрело в голову?
Тем не менее инспектор нажал кнопку звонка, потом повторил это снова и снова.
— У них не только мозги отказали, но и уши? — буркнул он.
— Звонок очень громкий, — нервно произнесла Эди Бэрроуз. — Вы полагаете…
— Позвольте мне. — Достав из кармана отмычку, Эллери отпер дверь, и они шагнули сквозь машину времени в живое прошлое, состоящее из темного дерева, высоченных потолков, огромных люстр с цветными стеклами, латунных подставок для дров в камине и множества написанных маслом портретов… дворецких.
Откуда-то доносился пронзительный звон.
— Это будильник в дедушкиной спальне! — воскликнула Эди. — Почему он его не выключает?
Девушка понеслась к задней стене главного холла, объяснив на бегу, что дедушка уже не может подниматься по лестнице, ворвалась в спальню старого дворецкого, вскрикнула и отвернулась. Когда Квины подбежали к медной кровати и склонились над Питером Бэрроузом, старомодный будильник на ночном столике издал последний капризный звонок и замер, как и его владелец.
Старый Бэрроуз, полностью одетый, лежал на кровати. На его морщинистых, как древесная кора, щеках виднелись несколько безобразных царапин, но другие признаки насилия отсутствовали.
— Судя по состоянию тела, он мертв со вчерашнего вечера, — сказал инспектор, выпрямившись. — У него были эти царапины, когда вы двое вчера уходили отсюда?
— Нет, — ответил Бен Джарвис, рассеянно обнимая Эди. — Не повезло тебе, беби. Мои соболезнования.
— Спасибо, Бен, — сказала Эди, — но, пожалуйста, без рук.
— Думаю, Джарвис, — заговорил Эллери, холодно разглядывая Бена, — нам стоит взглянуть и на вашего дедушку. Где его спальня? Наверху? Нет, мисс Бэрроуз, вы лучше подождите нас здесь.
Они нашли маленького Уильяма Джарвиса на полу спальни, так же полностью одетым, с такими же царапинами на щеках и, как ожидалось, так же мертвого, как его коллега-дворецкий внизу.
— А когда умер он? — напряженно осведомился молодой Джарвис.
Инспектор поднялся.
— Судя по всему, вчера вечером.
— В 19.46. — Эллери кивнул на электрические часы у кровати. Падая, старик выдернул шнур из розетки, остановив часы. — В котором часу вы и мисс Бэрроуз ушли отсюда вчера?
— Незадолго до половины восьмого.
Когда они спустились, Эди тихо плакала.
— Что здесь произошло? — спросила она, подняв взгляд.
— Думаю, они подождали, пока вы оба уйдете, — сказал инспектор Квин, — а потом снова сцепились. Им хватило сил только поцарапать друг другу лица, но волнение и напряжение, вероятно, оказались чрезмерными для обоих. Они смогли добраться до своих спален, упали и умерли. Держу пари, вскрытие покажет сердечный приступ в обоих случаях.
— Не плачьте, Эди. — Эллери посмотрел в залитые слезами голубые глаза. — Они были очень старыми.
— Это положит конец Клубу дворецких, и давно пора, — сказал Бензелл Джарвис. — Я только хочу знать, кто из них умер первым. Вернее, последним.
— Никакое вскрытие не сможет определить точное время смерти, — инспектор смотрел на Бена, как на отвратительное насекомое, — хотя я уверен, что они умерли почти одновременно. Знаешь, Эллери, это создает интересную проблему.
— Какую, папа? — отозвался Эллери. — Ах да! В самом деле.
— Вы чертовски правы! — буркнул Джарвис. — Если старый Бэрроуз умер первым, мой дед унаследовал тонтину, и я получаю весь капитал. А если первым умер дед, то деньги достанутся Эди. Должен быть какой-то способ определить, кто из них пережил другого хотя бы на десять секунд!
— Такой способ есть, Джарвис, — сказал Эллери.
— Мы знаем, — продолжал он, — в котором часу вчера вечером умер Уильям Джарвис. Электрические часы, которые он остановил, падая, показывали 19.46. Следовательно, вопрос в том, как определить время смерти Питера Бэрроуза. На это отвечает его будильник.
Если вы хотите, чтобы будильник зазвонил, скажем, в восемь утра, вы должны установить сигнал после восьми вечера. Если вы установите его до того, будильник зазвонит в восемь вечера, а не в восемь утра.
Эди Бэрроуз пришла ко мне за помощью сегодня утром в начале девятого. Я позвонил тебе, папа, ты вызвал Бена Джарвиса, мы встретились на Шестидесятой улице и вошли в Клуб дворецких гораздо позже восьми утра. И что же мы услышали, войдя? Звонок будильника Питера Бэрроуза, который умолк, когда мы находились в его спальне.
Значит, Питер Бэрроуз установил сигнал значительно позже восьми вечера и, таким образом, был в это время еще жив. Но ваш дедушка, Джарвис, умер в 19.46.
Мисс Бэрроуз, могу я пожать руку самой очаровательной мультимиллионерше из моих знакомых?
ОТДЕЛ ПРЕСТУПНЫХ СИНДИКАТОВ
РАСПЛАТА
— Синдикат? — спросил Эллери.
— Да, — вздохнул инспектор Квин. — Но добраться до этой публики так же нелегко, как до стратосферы. Короче говоря, операторы экстра-класса.
