Ознакомительная версия.
Джейн вздохнула.
— Быть вашим секретарем — это не синекура! Что-нибудь еще?
— Да. Я сказал, что вы превосходно штопаете носки и пришиваете пуговицы.
— Представление прикажете устраивать завтра?
— Наверно, да, — сказал Пуаро, — разумеется, если они учтут словечко, которое я за вас замолвил!
В половине одиннадцатого на следующее утро меланхоличный мсье Фурнье вошел в гостиную и тепло пожал руку коротышке-бельгийцу. Он был оживленнее обычного.
— Мсье, — воскликнул он, — я должен вам кое-что сказать. Думаю, я нашел в трубке ту особенность, о которой вы говорили в Лондоне!
— А-а! — произнес Пуаро, просветлев. — Да, — сказал Фурнье, присаживаясь на краешек стула. — Я много размышлял над вашими словами. И опять, и опять повторял себе: «Невозможно, чтобы преступление было совершено тем способом, в который мы поверили». И в конце концов я увидел связь между фразой, которую я повторял, и тем, что вы сказали о найденной трубке!
Пуаро внимательно слушал, но молчал.
— Тогда, в Лондоне, вы сказали: «Почему была найдена трубка, если ее так легко было выбросить в вентилятор?». Теперь, я думаю, у меня есть ответ. «Трубка была найдена, потому что убийца хотел этого».
— Браво! — воскликнул Пуаро.
— Это вы тогда имели в виду? Хорошо, я до этого додумался. Теперь дальше. Я спросил себя: «Почему убийца хотел, чтобы трубку нашли?». И получил ответ: «Потому что трубка не была использована».
— Браво! Браво! Таково и мое мнение!
— Я сказал себе: отравленный дротик-да; но не трубка. Тогда что-то еще было использовано для того, чтоб послать стрелу, — нечто такое, что мужчина или женщина могли бы приложить к губам и чтобы это движение осталось незамеченным. Тут я вспомнил, как вы настаивали на составлении полного перечня вещей, которые были у пассажиров. Мое внимание в списке особо привлекли следующие пункты: у леди Хорбари было два мундштука для сигарет, а на столе перед Дюпонами лежало множество курдских трубок...
Фурнье умолк и поглядел на Пуаро. Пуаро сидел с непроницаемым видом.
— Эти предметы вполне естественно можно было приложить к губам, и никто бы в этом ничего особенного не усмотрел!.. Я прав, не так ли?
Пуаро поколебался, затем сказал:
— Вы на правильном пути; продолжайте. Но не забудьте об осе.
— Осе? — Фурнье казался озадаченным. — Нет, в этом я не последую за вами. Не вижу, при чем здесь оса!
— Не видите? Но я же...
Пуаро прервал телефонный звонок. Он взял трубку.
— Алло!.. А-а, доброе утро. Да, да, я, Эркюль Пуаро. Это мэтр Тибо... — сказал Пуаро тихонько, обращаясь к Фурнье. — Да, да, в самом деле. Очень хорошо. А вы? Мсье Фурнье? Совершенно верно. Приехал. Сейчас здесь. — Пуаро положил трубку на стол. — Мэтр Тибо пытался добраться до вас в сыскной полиции. А там ему сказали, что вы отправились ко мне. Поговорите с ним. Кажется, он взволнован.
Фурнье взял трубку.
— Алло... Фурнье вас слушает... Что?.. Не может быть! В самом деле?
Да, уверен, что будет. Мы сейчас же придем.
Он повесил трубку и поглядел на Пуаро:
— Это дочь. Дочь мадам Жизели приезжала к нему, чтобы заявить о правах на наследство.
— Откуда же она приехала?
— Из Америки, насколько я понял. Тибо пригласил ее для делового разговора приехать к половине двенадцатого. Он полагает, что и мы зайдем на минутку.
— Ну, разумеется. Мы немедленно отправляемся... Я только оставлю записку для мадмуазель Грей.
Мсье Пуаро торопливо написал:
«Неожиданное событие заставляет меня выйти из дому. Если позвонит или придет мсье Жан Дюпон, будьте с ним любезны. Говорите пока о носках и пуговицах, но только не о доисторических гончарных изделиях. Он в восторге от вас, но он интеллигентен!
До встречи.
Эркюль Пуаро».
— А теперь идемте, мой друг, — сказал он, вставая. — Это именно то, чего я ждал: на сцену вышел еще один неясный пока для нас персонаж, существование которого я все время смутно предчувствовал. Теперь очень скоро — можно будет разобраться во всем!
Мэтр Тибо встретил Пуаро и Фурнье чрезвычайно приветливо. После обмена любезностями и вежливыми вопросами и ответами адвокат перешел к беседе о наследнице мадам Жизели.
— Вчера я получил письмо, — сказал он, — а сегодня утром увидел эту молодую леди. Мадмуазель Морисо — вернее, миссис Ричардс, ибо она замужем, — двадцать четыре года. У нее есть документы, подтверждающие ее личность.
Мэтр Тибо открыл лежащее перед ним досье. Показал Пуаро копию свидетельства о браке Джорджа Лемана и Мари Морисо — оба были из Квебека.
На бумаге стояла дата — 1910 год. Было здесь также свидетельство о рождении Анны Морисо Леман и некоторые другие документы и бумаги.. Тибо закрыл досье.
— Насколько я могу составить целое из частей, — сказал он, — Мари Морисо была гувернанткой или портнихой в то время, как встретила этого самого Лемана. По-моему, он оказался плохим человеком, бросил ее вскоре после свадьбы; она снова взяла себе свою девичью фамилию... Ребенок был оставлен в Квебеке, в «Институте Марии», где его и воспитали. Мари Морисо, или Мари Леман, вскоре покинула Квебек — я полагаю, не одна, а с мужчиной, — и уехала во Францию. Время от времени она присылала оттуда деньги для дочери и в конце концов перевела крупную сумму наличными для вручения Анне по достижении двадцати одного года. В то время Мари Морисо, или Леман, жила, без сомнения, беспорядочной, распутной жизнью и почитала за лучшее не поддерживать каких бы то ни было родственных отношений.
— Каким же образом девушка узнала о наследстве?
— Мы помещали объявления в различных газетах. Одна из газет попала в руки начальнице «Института Марии», и та написала или телеграфировала миссис Ричарде, которая находилась в то время в Европе, но собиралась возвратиться в Штаты.
— Кто такой этот Ричардс?
— Я пришел к выводу, что он американец или канадец из Детройта; его профессия — производство хирургических инструментов.
— Он сопровождал жену?
— Нет, он все еще в Америке.
— Может ли миссис Ричардс пролить некоторый свет на возможные причины убийства матери? Адвокат покачал головой.
— Она ничего о ней не знает. Даже не помнит девичьей фамилии матери, хотя начальница упоминала об этом.
— Похоже, — сказал Фурнье, — что появление на сцене дочери ничем не поможет в раскрытии убийства. Должен признать, что я так и полагал. Я сейчас занят совсем другим. Мои расследования свелись к выбору одного из трех лиц.
— Четырех, — сказал Пуаро.
— Вы считаете, что четырех?
— Не я считаю, что их четыре, а согласно вами же выдвинутой версии, вы не можете ограничиться тремя. — Пуаро сделал несколько быстрых движений руками: — Два мундштука, курдские трубки и флейта. Не забывайте о флейте, мой друг.
У Фурнье вырвался было возглас, но в это время открылась дверь и пожилой клерк пробормотал:
— Леди возвратилась.
— А-а, — сказал Тибо. Теперь у вас будет возможность лично увидеть наследницу. Входите, мадам. Позвольте представить вам мсье Фурнье из сыскной полиции, который уполномочен вести во Франции следствие по делу о смерти вашей матери. А это мсье Эркюль Пуаро, чье имя, быть может, знакомо вам, он также любезно сотрудничает с нами. А это, господа, мадам Ричардс. Дочь Жизели была смуглой, темноволосой молодой женщиной, одетой изящно, модно и просто. Она всем по очереди пожала руки, пробормотав при этом несколько не совсем понятных слов.
— Боюсь, господа, что я мало чувствую себя дочерью. Я всю жизнь была сиротой.
Отвечая на вопросы Фурнье, она тепло и с благодарностью отзывалась о матушке Анжелике, начальнице «Института Марии».
— По отношению ко мне эта женщина всегда была воплощением доброты.
— Когда вы покинули «Институт», мадам?
— Едва мне исполнилось восемнадцать, мсье. Я начала зарабатывать на жизнь. Одно время была маникюршей. Служила в заведении, где шили дамское платье. Будущего мужа впервые встретила в Ницце. Он тогда возвращался в Штаты. Потом он приехал по делам в Голландию, и мы поженились в Роттердаме, месяц назад. К несчастью, ему нужно было уехать по делам обратно в Канаду. Я задержалась, но теперь собираюсь присоединиться к нему.
Анна Ричарде говорила по-французски легко и бегло. Она была больше француженкой, чем англичанкой.
— Как вы узнали о трагедии?
— Разумеется, я узнала обо всем из газет, но я даже представить себе не могла, что жертвой была моя мать. Затем здесь, в Париже, я получила телеграмму от матушки Анжелики; начальница сообщила мне адрес мэтра Тибо и напомнила девичью фамилию моей матери.
Поговорили еще немного, но было ясно, что миссис Ричарде не окажет большой помощи в поисках убийцы. Она ничего не знала ни о жизни матери, ни о ее деловых связях. Узнав название отеля, в котором поселилась Анна Морисо, Пуаро и Фурнье распрощались и вышли.
Ознакомительная версия.
