Судья поднялся и с серьезным видом удалился. Я остался ждать в зале суда. Через несколько минут шериф предложил мне пройти в его кабинет. Вошел прокурор и посмотрел на меня взглядом, который ясно давал понять, что я не могу принадлежать к нормальной части рода человеческого.
После перерыва шериф препроводил меня снова в зал суда. Вошел судья. Он сел, и плечи его как-то по-стариковски обвисли. Он посмотрел с высоты своего судейского места на прокурора.
– У суда нет альтернативы. В данном случае закон гласит именно то, что заявил подсудимый. В соответствии с тем, как сформулирован закон, можно хладнокровно и абсолютно безнаказанно совершить убийство. И это действительно случилось. Изобразив перед нами молодого и не слишком умного преступника, он сумел сам закон сделать своей жертвой. Со стороны суда нет никакого сомнения в том, что в данном случае благодаря своей беспринципности и хитрости обвиняемый тщательно спланировал каждый шаг своих предумышленных действий. Однако у суда нет никаких законных доказательств этого. Те законы Калифорнии, на которые сослался обвиняемый, полностью соответствуют ситуации. Бесполезно спорить с интерпретацией закона калифорнийскими судами. Таково решение Калифорнии, и ее суды не вправе искать иного толкования. Так что Калифорния не может требовать выдачи этого человека. Хотя суд и сожалеет о необходимости своего решения, он освобождает Лэма из-под стражи.
– Но, ваша честь, – заявил прокурор, – у нас нет особой необходимости верить тому, что он говорит. Вы могли бы держать его под стражей, ожидая дальнейших событий. Может быть, он…
– Очевидно, вы не полностью оцениваете дьявольскую изобретательность подсудимого, – заявил судья. – Нельзя санкционировать его выдачу из штата Аризона. Он не является лицом, скрывающимся от правосудия. Во всяком случае, от калифорнийского правосудия. Я сомневаюсь в том, имеется ли достаточно доказательств, чтобы связать его с преступлением, совершенным в Канзас-Сити. Даже если таковые появятся, его нетрудно будет найти, поскольку он не собирается покидать штат Аризона, ибо только здесь он пользуется судебным иммунитетом, неприкосновенностью. В других штатах этого не будет. Он достаточно сообразителен, чтобы не только это понять, но и полностью воспользоваться этим. Я даже сомневаюсь в том, можно ли санкционировать выдачу его в Канзас-Сити. Он освобождается из-под стражи.
Шепот публики в зале суда усилился. Но он был не враждебным, а, скорее, удивленным и любопытным. Если бы я выставил адвоката, то меня, наверное, линчевали. А так я стоял перед судом беспомощный, одинокий, слабый против сильных. Я вынудил судью принять мое толкование закона и нанес полное поражение изумленному прокурору.
Кто-то захлопал.
Кто-то засмеялся.
Судья приказал очистить зал и закрыл заседание.
– Миссис Кул прилетела из Калифорнии, – объяснил мне портье в гостинице «Феникс», – полет у нее был не из приятных, и она прибыла в расстроенных чувствах. Просила ее не беспокоить.
– А я именно тот человек, из-за которого она прилетела, – сказал я, показывая ему телеграмму. – Вот видите, тут она сообщает, чтобы я встретился с ней побыстрее!
Портье помялся, а затем попросил телефониста на коммутаторе позвонить в ее номер. И потом назвал номер – 319-й. Я поднялся на лифте на третий этаж и, когда постучал в дверь, услышал:
– Входи, Дональд, и, черт побери, не шуми так.
Я открыл дверь и увидел ее сидящей на постели. Голова была обмотана мокрым полотенцем. Щеки и губы отвисли, еще более подчеркнув ее челюсть, похожую на крейсер.
– Ты когда-нибудь летал, Дональд? Я кивнул.
– Когда-нибудь тебя тошнило?
– Нет.
– А меня тошнило. Боже мой, я думала, этот чертов самолет никогда не долетит. Однако, голубчик, какую чертовщину ты сотворил тут?
– Да разную.
– Еще бы. Во всяком случае, ты разрекламировал наше сыскное бюро.
Я сел.
– Нет, только не там, Дональд, мне больно поворачивать голову. Иди сюда и сядь у меня в ногах. Вот так лучше. Дональд, ты влюблен в нее?
– Да.
– Ты сделал это из-за любви к ней?
– Отчасти из-за этого и отчасти из-за того, что не мог освободиться от соблазна взорвать те теории, которые защищают некоторые самодовольные замшелые юристы. Ведь в Комиссии по расследованию жалоб мне было сказано, что мое заявление, что можно совершить убийство и не быть наказанным, говорит о том, что я плохо усвоил основы юриспруденции. Комиссия даже не поинтересовалась, как это можно сделать. Просто потому, что они считали это невозможным. Поэтому и заявили, что я не прав. А я хотел им доказать. Если бы мне не запретили заниматься адвокатской деятельностью, я давным-давно стал бы знаменитым.
– А ты еще знаешь какие-нибудь фокусы подобного рода?
– Массу.
– Голубчик, зажги сигарету и сунь мне ее в рот.
Я зажег сигарету и вставил ее между массивными губами. Она затянулась и сказала:
– Мы с тобой можем достичь многого. Ты умен, шкетик ты мой! Однако тебе нельзя быть таким импульсивным, таким благородным, черт побери! Ведь ты еще молод и будешь влюбляться и разочаровываться много раз, прежде чем остановишься на одной. Имей в виду, Дональд, я знаю это хорошо, но у тебя, голубчик, острый ум. Ты настоящий бриллиант. Каким чертовским образом сумел ты представить в уме, что случилось на самом деле?
– Да это было легко, когда я все проанализировал. Кто-то услышал выстрел и сообщил в участок. Но полиция прибыла не сразу. Альма успела убежать задолго до этого. И я сообразил, что услышан был второй выстрел, а не первый. А ведь в обойме было первоначально семь патронов, а в пистолете нашли только шесть. Это значит, что, когда выстрелила Альма, она в кого-то попала. Однако Моргана застрелили, как установила полиция, когда он пытался убежать. Он умер сразу и должен был упасть так, что открыть дверь, не передвинув тела, было невозможно. Альма не дотрагивалась до тела, когда выбежала. Кануэдер, который со своей бандой организовал аферу с игральными автоматами, хотел найти Моргана. А тот скрывался от них, потому что утаил часть денег. Как вы помните, эти деньги были положены в банковские сейфы на имя Сандры. А она хотела прикарманить их. Я знал, что у того, кто пытался задушить Альму (она ведь спала в комнате Сандры!), были длинные ноги, как у Блеейти. Морган, играя роль Блеейти, дурачил Кануэдера. Но тот сообразил что к чему после нашего с вами рассказа о том, что я предъявил Моргану бумаги, и начал нажимать на него. Так скажите мне, кто из банды Кануэдера был ранен?
– Как ты догадался? Это был Фред. Альма ранила его в левое предплечье.
– Когда вы меня наняли, я сказал, что физической силой никогда не обладал. Поскольку я не надеюсь на свои кулаки, я должен добиваться своего головой.
– Да ты мог бы решить это дело, не впутывая себя в него. Какой опасности ты подвергался! А с другой стороны, как ты разрекламировал мое бюро! Просто великолепно, миленький ты мой!
– Мог ли я поступить иначе? Ведь пистолет, из которого убили полицейского в Канзас-Сити, попал в мои руки. И если бы я попытался объяснить полиции, что произошло на самом деле, они бы рассмеялись мне в лицо. Наплевали бы на мою версию, особенно после рассказа Альмы.
– А как ты сумел выйти на Кануэдера?
– Это было легко. Кануэдер знал, что что-то будет в гостинице Перкинса. У него там был свой человек. Тот самый администратор, который знал каждый мой шаг. Они хотели меня одурачить. Сначала подсунули этот пистолет, а потом Фред меня избил, чтобы я все рассказал. Но я предупредил их, что расквитаюсь с ними. И я это сделал. Конечно, если бы я просто обвел их, то ничего бы не получилось. Для того чтобы машина заработала, мне пришлось пойти на это признание.
– Голубчик, машина заработала как пить дать. – Ее лицо расплылось в улыбке. – Если бы ты был в Калифорнии и своими глазами все увидел, то был бы доволен. Ведь после твоего признания тамошняя полиция обработала Кануэдера как следует, даже, как я слышала, резиновыми дубинками, и он раскололся как гнилой орех. Если ему даже удастся избежать наказания за убийство Моргана, он не сумеет отвертеться от обвинения в убийстве полицейского в Канзас-Сити. В общем, полный порядок. Сбегай, пожалуйста, Дональд и принеси мне бутылку виски.
– Мне нужны деньги на расходы.
– А что ты сделал с бабками Сандры?
– Спрятал.
– Сколько там было?
– С ходу не припомню.
– Ну, примерно?
– Не могу сказать.
– Десять косых или около?
– Не могу сказать.
– А куда ты их дел, дорогуша?
– Они в безопасном месте.
– Не забудь, миленький, – ее глаза сузились, – что ты работаешь на меня.
– Это так, но, что касается финансов… Мне кажется, я вам должен за такси?
– Правильно! – Она и глазом не моргнула. – Девяносто пять центов. Их я и вычту из твоего первого жалованья. Ты об этом не беспокойся. Я же не беспокоюсь. Твой должок записан.