Последние шесть слов сопровождались ударами пальца по столу с частотой приблизительно три удара в слово.
— Пошли, Фред, — скомандовал президент, и эта пара направилась в прихожую.
Я прошёл до двери в кабинет, чтобы убедиться, что они не прихватят с собой мою новую двадцатидолларовую серую шляпу, и, когда они ушли, вернулся к столу. Я сел и обратился к Вулфу:
— Похоже, он расстроен.
— Я продиктую письмо для него.
Я достал блокнот и ручку. Вулф откашлялся.
— Не надо «дорогой мистер Андерсон», просто «дорогой сэр». «В связи с нашим сегодняшним разговором, я должен напомнить, что нанят не только вами, но и остальными. Поскольку мой гонорар зависит от конечного результата, я обязан продолжать до тех пор, пока результат не будет достигнут. Выданный вами чек до этого времени будет храниться у меня в сейфе».
Я поднял глаза.
— Вы это серьёзно?
— Вполне. Здесь нет ничего несерьёзного. Когда ты пойдёшь опускать письма, зайди в банк и заверь чек.
— Во избежание непредвиденных обстоятельств, — заметил я, открыв ящик, в котором у меня лежат бланки для писем, — вдруг банк не подтвердит его платёжеспособность.
Именно в этот момент, когда я закладывал бумагу в машинку, Вулф по-настоящему начал работать над случаем Орчарда. Он откинулся назад, закрыл глаза и начал шевелить губами. Он пребывал в этом состоянии, когда я вышел из дома, и всё ещё находился в нём, когда я вернулся. В такие моменты нет необходимости ходить на цыпочках или бояться зашуршать бумагой. Я могу стучать на машинке, звонить по телефону, даже включать пылесос — Вулф ничего не слышит. Остаток дня — до самой ночи, за исключением перерывов на завтрак, обед, ужин и послеобеденное пребывание в оранжерее, — он находился в таком состоянии. При этом он не произносил ни слова и не подавал никакого знака, чтобы намекнуть мне, на какой след он напал, если напал вообще.
С одной стороны, это доставляло мне удовольствие, поскольку по крайней мере показывало, что наконец-то мы взялись за работу сами. Но, с другой стороны, радости по поводу близкой развязки не было. Когда это продолжается час за часом, как в эту пятницу, есть опасность, что Вулф окажется в тупике, и не стоит рассказывать, сколь вдохновенным он себя чувствует, когда видит лазейку, через которую может оттуда выбраться. Пару лет назад, проведя большую часть дня в раздумьях, он выдал такую сложную шараду, которая чуть не стала причиной смерти девяти человек, в том числе его самого и меня, уж не говоря об инспекторе Кремере.
Когда и настольные, и мои наручные часы показывали, что близится полночь, а он всё ещё не вышел из этого состояния, я вежливо поинтересовался:
— Может, выпьем кофе, чтобы не заснуть?
Он пробормотал чуть слышно:
— Отправляйся в постель.
Я так и сделал.
Я напрасно волновался. Он не родил ни одного из своих ужасных уродцев. На следующее утро в субботу Фриц вернулся на кухню после того, как отнёс Вулфу поднос с завтраком, и сказал, что Вулф ждёт меня.
Поскольку Вулф любит, чтобы ночью был свежий воздух, а ко времени завтрака комната должна быль в тепле, в его комнате уже давно поставлено устройство, автоматически закрывающее окно в шесть утра. В результате температура в восемь утра позволяет ему сидеть за подносом с завтраком у столика возле окна, не утруждая себя одеванием. Когда он сидит там, непричёсанный, босой, и вся его огромная жёлтая пижама переливается на солнце, на него стоит взглянуть. Жаль, что этой привилегии удостоены только я и Фриц.
Я пожелал ему доброго утра, и он кивнул. Он никогда не признается в том, что утро терпимо, уж не говоря о том, чтобы назвать его добрым, до тех пор, пока не выпьет свою вторую чашку кофе и полностью не оденется.
— Инструкции, — буркнул он.
Я сел, открыл блокнот и снял колпачок с авторучки. Он начал вещать:
— Найди обычную белую бумагу дешёвого сорта. Скажем, размером пять на восемь дюймов. Бумага, которая есть у нас, не подойдёт. Вот это отпечатаешь на той самой бумаге с одним интервалом. Без даты и без обращения. — Он закрыл глаза. — «Поскольку вы являетесь другом Элинор Венс, вам необходимо кое-что знать. Когда она заканчивала колледж, умер один человек. Смерть была признана естественной, и следствие не было проведено как следует. Ещё один случай, расследование которого не было произведено, — исчезновение банки с цианидом из мастерской брата мисс Венс. Было бы интересно узнать, есть ли какая-либо связь между этими двумя происшествиями. Возможно, расследование этих случаев обнаружит такую связь».
— Это всё?
— Да. Без подписи. Конверта не нужно. Сложи бумагу и немного её испачкай. Придай ей такой вид, будто её уже держали в руках. Сегодня суббота, но газеты пишут о том, что «Хай спот» отказался быть спонсором программы мисс Фрейзер. Так что я сомневаюсь, что эти люди отправились куда-нибудь на уик-энд. Возможно, ты даже застанешь их вместе, обсуждающими положение. Это было бы лучше всего. В любом случае, вместе или по отдельности, встреться с ними. Покажи анонимное письмо, спроси, не видели ли они аналогичного. Будь как можно более настойчивым и докучливым.
— Допросить ли и мисс Венс?
— Смотря по обстоятельствам. Если они все вместе, в том числе и она, держат совет, то да. Вероятно, она уже потревожена людьми Кремера.
— Профессор Саварезе?
— Нет, тебя он не должен волновать. — Вулф отпил кофе. — У меня всё.
Я поднялся.
— Возможно, я достигну лучших результатов, если буду знать, чего мы добиваемся. Возможно, Элинор Венс должна во всём признаться? Или я провоцирую одного из них наставить на меня пистолет? Что за всем этим стоит?
Зная его, мне не следовало задавать такой вопрос, пока он был в пижаме и со спутанными волосами.
— Выполняй инструкции, — сварливо сказал Вулф. — Если бы я знал, какого ты добьёшься результата, я бы не прибегал к этой старой уловке.
— Да, уловка действительно старовата, — согласился я и вышел.
Конечно, я должен подчиняться приказам по той же причине, по которой это делают солдаты. Другими словами, Вулфу лучше знать об этом. Тем не менее я был не настолько исполнен рвения, чтобы съесть завтрак впопыхах. Я занялся подготовкой к операции, а в голове вертелось: если это всё, на что он способен, он мог с тем же успехом продолжать пребывать в дремотном состоянии. Я не верил, что он знает что-то об Элинор Венс. Он иногда нанимает Сола, Орри и Фреда, не говоря, зачем это нужно. А изредка и вообще не сообщая мне, что они на него работают. Впрочем, я всегда могу догадаться об этом сам, увидев, что из сейфа взяты деньги. Сейчас все наличные были на месте. Вы можете судить об ограниченности моего ума по тому, что я сейчас скажу: я даже начал подозревать, что он взялся за Элинор только из-за того, что я посадил её на кресло, стоявшее ближе всего ко мне в тот вечер.
Как бы то ни было, насчёт уик-энда он оказался прав. Я начал звонить по телефону после половины десятого, не желая никого разбудить ради того, что, по моему мнению, было столь же полезно, как кидание камней в луну. Первому я дозвонился Биллу Медоузу, который сказал, что ещё не завтракал и не знает, когда у него появится свободное время, потому что он должен быть на совещании у мисс Фрейзер в одиннадцать часов и понятия не имеет, как долго оно продлится. Из этого я сделал вывод, что у меня есть шанс угодить одним камнем сразу в две, а то и три луны. И последующие звонки подтвердили это. Я занялся обычными утренними делами, затем позвонил в оранжерею, чтобы проинформировать Вулфа, и около одиннадцати отправился в город.
Вам станет ясно, что может сделать с людьми убийство, если я скажу, что процедура с паролем была отменена. Из этого, правда, не следует, что в квартиру 10-Б стало легче попасть. Скорее, наоборот. Очевидно, журналисты и все остальные перепробовали самые разные способы, поскольку великолепно одетый привратник, когда я назвал ему своё имя, не выразил никакого интереса и сдерживал себя, чтобы не выдать, что меня узнал. Он позвонил по телефону, и через несколько минут из лифта появился Билл Медоуз и направился в нашу сторону. Мы поздоровались.
— Стронг сказал, что вы можете появиться, — сказал он. Ни его голос, ни выражение лица не показывали того, что они не находили себе места в ожидании меня. — Мисс Фрейзер хочет знать, идёт ли речь о чём-то срочном?
— Мистер Вулф полагает, что да.
— Хорошо, пойдёмте.
Он был настолько погружён в свои мысли, что вошёл в лифт первым.
Я подумал, что если он попытается оставить меня одного в огромной комнате с разностильной мебелью, пока меня не позовут, то этот номер не пройдёт. Однако протестовать не пришлось. Он не смог бы оставить меня одного, даже если захотел, поскольку они все были там.
Мадлен Фрейзер сидела на диване, обшитом зелёной джутовой тканью, обложенная десятком подушечек. Дебора Коппел сидела на табурете для игры на фортепиано. Элинор Венс примостилась на углу старого массивного чёрного стола. Талли Стронг пристроился на краю кресла, обшитого розовым шёлком, а Нэт Трауб стоял. Всё было как раньше, с одним добавлением: у дальнего конца дивана стояла Нэнсили Шеперд.