Ознакомительная версия.
Глава 2. КАРТИНЫ
Я не знаток живописи и даже не любитель. Посещение художественных выставок и вернисажей случается в моей жизни не так уж часто и, как правило, не по моей инициативе.
Однако картины Джозефа Ламберта произвели на меня впечатление. Пока я переходила от одного произведения к другому, у меня появилось странное ощущение присутствия в чьих-то беспорядочно чередующихся мыслях и переживаниях. Тот, кто был на этой выставке, я уверена, меня поймет. Интересно, как специалисты определяют стиль этого художника. Попытаюсь объяснить то, что я видела, для тех, кто не знаком с творчеством Ламберта. Сначала, как мне кажется, художник наносил на полотно незамысловатую абстракцию, а потом на ее фоне изображал очень простой предмет – один или несколько. Изображал с фотографической точностью, не опуская ни одной, даже самой незначительной детали. Картина получала название, и происходило чудо, иначе это не назовешь. Для меня, например, совершенно ясно, что именно так выглядит тоска: на фоне сине-черно-серых ломаных линий, беспорядочно разбросанных по полотну, стеклянная пепельница, чистая, без единого окурка, нераспечатанная пачка сигарет и навсегда замолчавший телефон (сама не знаю, почему я так решила). Эту картину Ламберта я видела раньше на какой-то выставке современной живописи.
* * *
Я пришла в галерею чуть раньше условленного времени. Хотела попробовать сама догадаться, о каких картинах говорила Рут. Но моя попытка оказалась неудачной. Впрочем, с моей стороны это было крайне самонадеянно. Все полотна прошли тщательную экспертизу, прежде чем их здесь разместили. Это ведь была не музейная выставка, картины собирались из разных мест. Вход на вернисаж стоил недешево, поэтому организаторы могли себе позволить убедиться, что в их распоряжение предоставлены именно подлинники.
Рут опоздала на пару минут.
Она уверенно повела меня к месту, где находились интересующие нас картины. Они висели рядом, так как принадлежали одной частной коллекции, да и выполнены были в одинаковой цветовой гамме, поэтому такое их расположение выглядело разумным. Попробую их описать.
Представьте себе: выходящие откуда-то из центра и разбегающиеся по полотну вытянутые по вертикали концентрические овалы светло-голубого и стального цветов. Цвет и толщина линий чередовались так, что создавали впечатление вытянутых кругов на воде.
В центре этой абстракции был изображен обыкновенный старый стул с потрескавшейся спинкой и выцветшей обивкой на сидении. Композиция называлась «Ожидание».
Вторая композиция выглядела так: фон представлял собой просто размазанные по полотну серые, голубые и лиловые бледные пятна, которые почему-то хотелось назвать бликами. В центре – чашка с остывшим кофе и упаковка каких-то таблеток. Одна таблетка лежала рядом с чашкой. Все это называлось «Боль».
И третья картина изображала лист бумаги, на котором были выведены несколько слов неразборчивым почерком, рядом лежали ручка и чистый конверт. Фон был серовато-лиловым в центре, к краям постепенно темнел, переходя в темно-фиолетовую рамку. Картина называлась «Надежда».
– Пожалуй, я бы ничем не выделила эти картины из прочих, – заметила я.
– Да, они такие же, как писал мистер Ламберт, – согласилась Рут, – но я не могу понять, где и когда он мог их написать.
– Но ведь вы не все время присутствовали в его мастерской. У вас были выходные дни, возможно, вы болели, ездили к родственникам или на отдых…
– Все это так, но я не понимаю, почему он мне их не показал, по какой причине он решил спрятать их от меня? В них нет ничего особенного.
– Тут вы не правы, милая мисс, – мы обернулись на голос и увидели высокого симпатичного мужчину лет сорока пяти, – я считаю эти полотна несомненным украшением коллекции.
– Я думаю, что у каждого из посетителей будет на этот счет свое мнение, – дипломатично возразила я. – А вы их видели раньше?
– Конечно, ведь они принадлежат мне.
– Вы их купили после смерти Ламберта? – пожалуй, излишне нервно спросила Рут.
– Нет, что вы! Он подарил мне картины еще при жизни, – спокойно ответил наш неожиданный собеседник.
– Подарил? – одновременно удивились мы.
– Что вас удивляет? Разве Джозеф не был способен на такой поступок?
Я не знала, на что был способен умерший художник, поэтому посмотрела на Рут. Вслед за мной на девушку обратил свой взор и наш собеседник. Рут смутилась и ответила, как мне показалось, не очень уверенно.
– Джозеф был очень добрым и щедрым человеком, но он с трудом расставался со своими полотнами. Если бы не было необходимости, мне кажется, он не продал бы ни одной картины.
– Нам, видимо, пора представиться друг другу, – улыбнулся незнакомец, – меня зовут Морис Лорьен.
– Николь Уоллис, – не задумываясь (да простит меня истинная Николь Уоллис, моя одноклассница), я назвала себя и по-мужски протянула руку для рукопожатия, но Лорьен ловко повернул мою кисть ладонью вниз и легко коснулся ее губами.
Так же изящно и старомодно он принял к сведению имя Рут.
– Вы хотите знать, как картины оказались у меня? Тогда вы позволите вас пригласить? На первом этаже есть уютное кафе, где можно отведать чудесный терамису с кокосовым ликером, я уже проверил!
Разумеется, мы бы согласились и без всякого терамису.
Кафе и вправду оказалось уютным, а терамису бесподобным. Пожалуй, теперь я буду посещать вернисажи почаще!
– Три-четыре года назад Джозеф задумал перестроить свой дом, – начал свой рассказ Лорьен. – Знаете, в жизни каждого человека наступает период, когда ему хочется что-нибудь в ней изменить, хорошо, если не все. Что было менять одинокому человеку средних лет, художнику? Я бы выбрал любовницу, но Джозефа женщины, по-видимому, не слишком привлекали. И он решил поменять жилище. Куда-то переезжать ему не хотелось – ведь это дом его предков, дом, где он родился. И тогда он решил перестроить его. С этого началось наше знакомство. Забыл упомянуть, что я архитектор. Кто-то посоветовал Джозефу обратиться ко мне, и я перепланировал его дом. Когда работы были закончены, Джозеф был в восторге. Он сказал, что я воплотил в жизнь его мечты лучше, чем они виделись ему. И тогда, в знак благодарности, он решил подарить мне картину, причем по моему выбору. Я и прежде видел его работы, и они большей частью нравились мне. Больше часа я рассматривал картины, пока, наконец, не остановился на «Тоске».
– Я тоже выбрала бы ее, – призналась я.
– Рад, что наши вкусы совпадают. Но Джозеф заявил, что с этой картиной он не расстанется ни при каких обстоятельствах. Это связано с какими-то личными переживаниями, о которых он не стал распространяться. Понятно, что настаивать я не мог. И тогда он сделал предложение, от которого невозможно было отказаться. Он пообещал написать для меня три картины в той же манере! Свое слово он сдержал. И мне кажется, что они ничуть не хуже «Тоски», как вы считаете?
– Да, наверно, – согласилась я, а Рут промолчала.
– Кстати, вы тоже были знакомы с Джозефом?
– Я работала у него, помогала по хозяйству, – после некоторых колебаний ответила Рут.
Последовала пауза – Лорьен положил в рот полную ложку терамису. Спустя минуту он продолжил:
– Не помню, чтобы встречал вас у него. Не может быть, чтобы я не обратил внимание на столь очаровательную девушку.
– Видите ли, это не было моей постоянной работой, я убирала у него два раза в неделю. Вас я тоже не встречала, хотя переделку дома помню прекрасно.
– Понятно... – произнес Лорьен, и мне послышались в его голосе нотки облегчения.
Решение пришло мгновенно, едва ли бы я отважилась на эту провокацию в стиле Генри после маломальского обдумывания.
– Скажите, мистер Лорьен, вы бы могли убить человека? – спросила я.
– Запросто! Только вот не могу решить, с кого из вас начать. А почему вы спрашиваете? – также без раздумий и с легкой улыбкой, видимой призванной показать, что это всего лишь ответная шутка, ответил Лорьен.
Что ж, нормальная реакция нормального человека.
– Да просто так, я всех об этом спрашиваю, – выглядела я, конечно, полной идиоткой....
– А-а-а... – легко удовлетворился моим ответом Лорьен. – В наше время не лишняя предосторожность. Что ж, милые барышни, с вами хорошо, но работа не ждет. Вот мои визитные карточки. Если когда-нибудь захотите посмотреть на меня или на картины, милости прошу.
Мы попрощались с Лорьеном и вернулись в выставочный зал.
– Что вы скажете, Рут? По-моему все прояснилось. Возможно, Джозеф не хотел, чтобы знали, что он пишет картины для кого-то, и потому он вам их не показывал.
– Не думаю... – с сомнением в голосе задумчиво произнесла Рут, казалось, что ее вдруг посетила какая-то неожиданная мысль, – он вполне мог доверить мне эту тайну, если бы считал это тайной.
– Но, может быть, он думал иначе? – сказала я и тут же пожалела: моя собеседница наградила меня колючим взглядом.
Ознакомительная версия.
