– Если кролик, которого я ищу, оказывается в шляпе, то почему бы мне его не достать?
– Потому что шляпу обычно тоже обеспечиваете вы, Мейсон. Нельзя оправдать юридический фокус-покус только потому, что в конечном итоге вы находите способ выкрутиться. Ладно, хватит рассуждений в общем и целом. Я перехожу к частностям.
– Прекрасно.
– К примеру, вчера вы нашли важного, может, самого главного свидетеля в деле об убийстве. Если бы полиция получила показания этого свидетеля вчера, то не исключено, что к настоящему моменту дело было бы уже закрыто. Однако возможности им не представилось, потому что вы с вашей секретаршей увели этого свидетеля из-под носа у полиции.
– Вы имеете в виду Лунка?
– Его самого.
– Продолжайте.
– Вы отвезли его в гостиницу и спрятали там. Вы сделали все возможное, чтобы только полиция его не разыскала. Однако они нашли его.
– И как они намерены его использовать? Если он такой ценный свидетель, то пусть решает суд.
– Боюсь, что все не так просто, Мейсон.
– Почему нет?
– Мы раздобыли кое-какие доказательства, на которые до настоящего момента не обращали внимания. Я говорю об исчезновении Франклина Шора.
– Например?
– Чек на десять тысяч долларов на имя Родни Френча. Не исключено, что это подделка.
Мейсон откинулся назад на стуле и положил ногу на ногу.
– Хорошо, давайте обсудим этот аспект.
– С радостью выслушаю ваши мысли по этому поводу, – официальным тоном сказал Гамильтон Бергер.
– Во-первых, – начал Мейсон, – Франклин Шор позвонил своему бухгалтеру и предупредил об упомянутом выше чеке.
– Я вас поправлю, – перебил окружной прокурор, заглядывая в свои записи. – Давая показания десять лет назад, бухгалтер заявил, что Франклин Шор сказал ему о том, что собирается выписать чек.
Мейсон небрежно отмахнулся.
– Даже если он сказал, что собирается, это все равно доказывает подлинность. К тому же, если чек и был подделан, по закону о сроке давности уже никого нельзя привлечь к ответственности. В настоящий момент с юридической точки зрения история с чеком не имеет значения.
– Однако чек может представлять собой мотив, – заметил Гамильтон Бергер.
– Какой?
– Для совершения преступления.
– Продолжайте. Я слушаю.
– Если бы вчера вечером нам удалось связаться с Лунком, вероятно, мы смогли бы раздобыть кое-какие дополнительные доказательства.
– Не хотите выразиться несколько поточнее?
– Мы могли бы найти Франклина Шора.
– Вы обвиняете меня в том, что я не дал вам связаться с Лунком?
– Именно так.
– Я разобью эту теорию в пух и прах прямо сейчас, – заявил Мейсон. – Первое, что я сделал с Лунком, – я отвез его в больницу, чтобы встретиться с Матильдой Шор. Заметьте – и уясните это, Бергер, потому что я говорю о крайне важном моменте, – вместо того, чтобы скрывать его от полиции, я лично доставил Лунка в больницу, точно зная, что установленная Трэггом охрана сидит перед палатой Матильды Шор. Я объяснил находящимся там полицейским, кто такой Лунк. Я сказал, что Лунк хочет встретиться с миссис Шор, что у него могут иметься важные доказательства и что, не исключено, Трэгг пожелает его допросить. Чего еще вы от меня требуете?
Бергер кивнул.
– Выдающийся пример вашей хитрости, Мейсон. Что касается Лунка, этот мудрый шаг делает его неуязвимым для обвинения. Вы это представите присяжным, и они воспримут все так, как вам нужно. Однако и вы, и я знаем, что вы специально устроили этот спектакль, чтобы охранники выгнали и вас, и сопровождавшего вас человека. Таким образом вы застраховали себя.
Мейсон улыбнулся.
– Мне очень жаль, что в полиции служат такие идиоты. Я отвез Лунка в больницу и объяснил им, кто он такой. Они затолкали его обратно в лифт, велели ему убираться восвояси и больше там не появляться.
– Понимаю, – спокойно сказал Гамильтон Бергер. – Я хочу обратить ваше внимание еще на один момент. По закону, любой человек, преднамеренно помогающий уклониться или разубеждающий другое лицо, являющееся или могущее стать свидетелем, от ответа на вопросы, которые хотят задать представители службы правопорядка, виновен в мисдиминоре[3].
Мейсон кивнул.
– А по другому закону, если человек дает такому свидетелю взятку, чтобы тот не появлялся на сцене, или обещает ее дать, он виновен в фелонии[4].
– Продолжайте, – попросил Мейсон. – Меня заинтересовала ваша теория.
– По упомянутым мной законам, неважно, увенчалась попытка успехом или нет. Также нет необходимости фактически похищать свидетеля. В одном из штатов в подобном законе даже есть добавление о том, что преступлением является интоксикация свидетеля, чтобы он не смог дать показания.
– Я не давал никому взяток, я никого не спаивал. Так из-за чего же все-таки разгорелся сыр-бор?
– Лунк недоброжелательно настроен против полиции, отказывается говорить то, что знает. Однако он не отличается особым интеллектом. Разобравшись в его своеобразной психологии и поработав с ним какое-то время, можно все из него вытянуть – по кускам, конечно.
– И?
– Лунк уже достаточно нам открыл, чтобы мы поняли, что Франклин Шор был у него дома и что ваша секретарша поехала за ним. Трэгг особо обращал ваше внимание на тот факт, что ему необходимо, чтобы Франклин Шор предстал перед Большим жюри.
– Давайте выкладывайте все, что собирались, а потом я скажу вам все, что думаю по этому поводу.
– Хотите, чтобы последнее слово осталось за вами?
Мейсон кивнул.
– Я ударю вас по больному месту, Мейсон, причем ударю сильно.
– Через мою секретаршу?
– Вы ее впутали в эту историю. Не я. Вы занимали Лунка, когда она прыгнула в такси и помчалась в дом садовника, подняла Франклина Шора с постели, предупредила, что ему следует срочно сматываться, и организовала все таким образом, чтобы спрятать его.
– Как я предполагаю, вы в состоянии это доказать?
– Через косвенные улики. Вы, Мейсон, хотели поговорить с Франклином Шором, пока до него не доберется полиция. Вы послали за ним свою секретаршу, чтобы его спрятать.
– Она это признает?
– Нет, но этого и не требуется. У нас есть доказательства.
– Какие доказательства вы имеете в виду?
– Которые удовлетворят присяжных.
– Я не верю этому.
– Это косвенные улики, но они у нас есть.
– Как у меня мешок с бриллиантами.
Гамильтон Бергер посмотрел прямо в глаза адвокату.
– Я с симпатией воспринимал кое-что из того, что вы делали в прошлом, Мейсон. Я с восторгом относился к вашим методам и достигаемым вами результатам, пока не понял, что в том, что касается отправления правосудия, ваши методы приносят больше вреда, чем пользы. А теперь я разобью ваш карточный домик.
– Каким образом?
– Я предъявлю вашей секретарше обвинение в сокрытии важного свидетеля в деле об убийстве. После этого – вам, как сообщнику. Я добьюсь вынесения приговоров вам обоим, а потом лишения вас права адвокатской практики. Скорее всего, сейчас у вас в кармане лежит «хабеас корпус», чтобы бросить его мне на стол, как ваше последнее слово. Давайте, выкладывайте его. Я не хочу проявлять излишнюю жестокость по отношению к мисс Стрит. Я вообще начал против нее дело только затем, чтобы добраться до вас. Я не намерен сажать мисс Стрит в тюрьму. Я готов принять от вас «хабеас корпус» и соглашусь на то, чтобы мисс Стрит немедленно отпустили под залог. Однако я обвиню ее в совершении преступления. Если она подаст прошение на условное осуждение, я не стану ей препятствовать. Затем я выдвину обвинение против вас. Я не стану требовать заключения вас в тюрьму, просто попрошу назначить штраф, а затем я использую вынесенный приговор, чтобы добиться прекращения вашей адвокатской деятельности. – Бергер отодвинул назад вертящийся стул и встал. – Приготовленное вами последнее слово – «хабеас корпус» – несколько потеряло свою драматичность, не так ли, Мейсон?
Адвокат тоже встал и посмотрел через стол на окружного прокурора.
– Я предупреждал вас, что последнее слово останется за мной, Бергер. И оно на самом деле останется. Вы загипнотизировали себя, трактуя закон только с точки зрения окружного прокурора. Окружные прокуроры приложили массу усилий, чтобы сформировать определенное общественное мнение. Постепенно вы так задурили головы простым людям, что они не сомневаются в вас, доверяют вам и считают, что вы не можете обвинить невиновного человека.
– Рад, что вы признаете это, Мейсон.
– Вам следует не радоваться, а расстраиваться.
– Почему?
– Потому что простые люди сидели сложа руки и давали обвинителям возможность так трактовать закон, что в результате конституционные гарантии улетучились. Сейчас другие времена. Мы живем в изменяющемся мире. Вероятно, определение преступления будет расширено. Когда обычного гражданина приведут в суд, он поймет, что все работает против него. Якобы все направлено против профессионального преступника, однако на самом деле – против обычных граждан, потому что вся юридическая процедура полностью подорвана. Обычным людям пора проснуться и осознать, что вопрос не в том, виновен человек или невиновен, а в том, может ли быть его виновность или невиновность доказана с использованием процедуры, оставляющей гражданину его законные права, гарантированные Конституцией. Вы возражаете против рассчитанных на публику, драматичных методов защиты. Вы упускаете из виду тот факт, что на протяжении последних двадцати пяти лет обманывали общественность, чтобы люди отдали свои конституционные права, а в результате единственные оставшиеся эффективные методы защиты – это рассчитанные на публику и драматичные. А теперь, господин окружной прокурор, идите, арестовывайте Деллу Стрит, и мы продолжим обсуждение вопросов в зале суда.
