— Грыз ногти?
— Да, должен заметить, это выглядело очень неприятно. Как записано в Руководстве для коммивояжера, «ухоженные руки способны не только притягивать взгляд, но способны ухватить дело и крепко его держать; неопрятные руки и ногти заставляют клиента задуматься», — сказал Монти, изобразив на лице притворную улыбку и бросив мимолетный взгляд на кончики своих пальцев. — Понимаете, руки этого молодого человека выглядели неухоженными и были обкусаны почти до мяса.
— Да, это действительно необычно, — согласился инспектор. — Руки у доктора Шлейхера очень ухоженные. Я вчера лично с ним беседовал. Согласитесь, отказаться от привычки грызть ногти в одно мгновение невозможно. Во всяком случае, я еще не встречал таких людей. Было ли еще что-нибудь необычное, что заставило вас обратить внимание на человека, сидящего напротив?
— Я не уверен. Хотя постойте. Было. Он выкуривал сигары довольно необычным образом. Помню, он вышел в коридор, и его сигара была почти выкурена, оставалось чуть больше дюйма. Когда он вернулся минут через пять, он продолжал курить, но сигара была выкурена только наполовину. «Корона» — хорошие сигары, можете мне поверить, я довольно хорошо в этом разбираюсь.
Инспектор внимательно и долго смотрел на Монти, затем положил руку на стол.
— Я понял! Вспомнил, где недавно встречал пару рук с сильно обгрызенными ногтями. Но, боже! Но как он смог…
Монти сидел, ожидая, что за восклицанием последует объяснение.
— Это секретарь сэра Гранта. Предполагалось, что весь день и вечер он провел в городе по причине болезни — у него вроде бы был грипп. Да, но откуда я могу знать, что это был именно он? И все же предположим, что в тот вечер он находился в поезде, переодевшись и замаскировавшись так, что его невозможно было узнать. Какая была в этом необходимость? А доктор Шлейхер? Так, нам нужен Симон Грант, а Шлейхер — не Грант по меньшей мере. — Инспектор замолчал, а затем неуверенно продолжил: — Я не понимаю, как он мог. Его хорошо знают в городе, хотя говорят, что он давно уже не был дома. У него есть жена…
— Есть жена? — многозначительно спросил Монти.
— Полагаете, живет двойной жизнью?
— И с двойной женой, — кивнул Монти. — Простите мне некорректность этого вопроса: уверены ли вы, что вам сразу же удастся отличить фальшивую бороду, особенно если вы совершенно этого не ожидаете?
— При хорошем освещении, вероятно, смогу, но при свете лампы для чтения, которой пользовался доктор… Но я так и не пойму, в чем же смысл, мистер Эгг? Если Шлейхер и есть Грант, кем же тогда был тот человек, которого вы видели в поезде — тот, с обгрызенными ногтями? Грант не имеет привычки грызть ногти, я это точно знаю. Он довольно щепетильно относится к своей внешности, уделяет ей большое внимание. Во всяком случае, в этом меня уверяли, хотя сам я его никогда не видел.
— Так вот, — сказал мистер Эгг, — вы спрашивали меня, почему бы им всем трем и не находиться в одном вагоне?
— Кому трем? — удивился инспектор.
— Гранту, Шлейхеру и секретарю.
— Я не совсем вас понимаю.
— Вот что я имею в виду. Предположим, что Грант — это и есть Шлейхер, готовая личность, во всяком случае, он к этому шагу основательно готовился, можно сказать, более трех последних лет, переводя деньги на имя Шлейхера и ожидая возможности сбежать с материка, как только шумиха утихнет, да еще с неофициальной женой.
— А секретарь?
— Секретарем был человек в вагоне, который изображал из себя попеременно то Гранта, то Шлейхера. Я понимаю, все это звучит глупо, но я думаю, что именно так все могло быть.
— А где же в это время был Шлейхер… э-э… простите, Грант? — спросил инспектор.
— Он тоже находился в поезде. Извините, я полагаю, что мог быть.
— Вы имеете в виду, что на самом деле их было только двое?
— Да, по крайней мере я представляю себе это так. Судите сами, я не хочу настаивать на своей точке зрения, но мне кажется, что эти двое как бы играли в прятки, занимая купе поочередно. Секретарь вошел в Бирмингеме как Шлейхер. В Ковентри Грант садится в поезд под своим именем. Между Ковентри и Рагби Грант в туалете или где-то еще превращается в Шлейхера и прогуливается по платформе и коридору до отправления поезда. Затем он вновь возвращается в туалет. Тем временем секретарь встает со своего места и выходит в коридор, находится там, пока Грант не возвращается и не садится на место. Спустя некоторое время Грант встает и выходит в коридор, а секретарь занимает его место в купе. Все устроено именно так, что одновременно они не попадают в поле зрения, за исключением, возможно, только двух или трех минут. В Рагби Грант снова входит в поезд, хотя такие честные очевидцы, как я, готовы поклясться под присягой, что Шлейхер ехал в купе от самого Бирмингема, не вставая со своего места на всем протяжении от Ковентри до Рагби, и выходит в Хьюстоне. Я не могу сказать, что заметил существенную разницу между двумя Шлейхерами: они оба были с бородами, оба в плащах свободного покроя и в мягких шляпах. И если бы не тот случай с сигарами…
Инспектор, казалось, переваривал в уме то, что сказал ему Монти.
— Кто же из них был Шлейхером, когда они выходили в Хьюстоне?
— Наверняка Грант. Секретарь принял свой обычный вид в последнюю минуту, став самим собой. Я думаю, что в тот момент существовал лишь один шанс из тысячи, что он встретит здесь того, кто сможет узнать его.
— Если он действительно все проделал именно так — ему не поздоровится, — тихо произнес Пикок. — Хотя постойте. Вот в чем загвоздка. Если он именно так и поступил, должен остаться лишний билет в вагон третьего класса до Хьюстона. Ведь они оба ехали по одному билету.
— Почему нет? — сказал Монти. — Я часто — в общем, я не совсем это имею в виду, — но время от времени я держу пари с одним из своих знакомых, что, имея только один билет, я смогу проехать по нему в одну сторону, а потом вернуться обратно.
— Буду вам весьма признателен, — сказал инспектор, — если вы в общих чертах ознакомите меня с вашим методом.
— «Не бойся говорить правду лишь в том случае, если она не только убедит вас двоих, но и доставит вам удовольствие» — это один из моих любимых девизов. Если бы я был секретарем мистера Гранта, я бы взял обратный билет из Бирмингема до Лондона, и когда в Рагби прошел контроль, то сделал бы вид, что кладу билет в карман, но на самом деле затолкал бы его за край своего сиденья и пошел бы прогуливаться по коридору. Когда Грант занимает мое место, опознав его по моему чемоданчику или чему-то еще, что я оставил на сиденье, он достает билет и берет себе. В конце путешествия я снимаю очки, удаляю бороду и все остальное, заталкиваю их в карман моего пальто, которое, чтобы оно не вызвало подозрения, выворачиваю наружу и несу перекинутым через руку. Увидев, что Грант вышел из вагона, я следую за ним до контролеров на небольшом расстоянии. Он отдает свой билет и проходит, я иду за ним в толпе и, доходя до ворот, создаю небольшую неразбериху. Контролер останавливает меня и спрашивает мой билет. Я с негодованием отвечаю, что только что отдал ему билет. Начинается спор, и он просит меня отойти в сторону на минуту, пока он занят с другими пассажирами. Я отхожу, но продолжаю настаивать на том, что отдал ему свой билет. «Посмотрите, вот мой обратный билет, номер такой-то. Теперь посмотрите в вашей пачке, вы найдете в ней первую половину». Он, следуя моему совету, конечно же, ее находит и начинает приносить мне извинения, которые я со снисходительным видом принимаю и благополучно прохожу мимо турникета. Даже если у него зарождаются подозрения, он ничего не сможет доказать. Что касается моего товарища, в это время он будет уже далеко.
— И как часто вы развлекаетесь, играя в эту игру? — не мог не поинтересоваться инспектор.
— Никогда не испытываю судьбу дважды на одной и той же станции. Вы знаете, второй раз может оказаться не таким удачным.
— Я думаю, мне стоит встретиться со Шлейхером и его секретарем еще раз, — задумчиво произнес Пикок. — А также и с билетным контролером. Я думаю, что в их план входило заставить нас думать, что Грант успел пересесть на «Irish Mail». И если бы экспресс не опоздал и не отошел от станции до прибытия лондонского поезда, мы бы еще продолжали заблуждаться. Так или иначе, но должен заметить, что нужно быть умным преступником, чтобы не побояться бросить вызов полиции. Кстати, мистер Эгг, я надеюсь, у вас нет привычки…
— Раз уж мы заговорили о дурных привычках, — весело сказал Монти, — как вы относитесь к тому, чтобы еще выпить?
Убийство в Пентикост-Колледже
— Послушай, Флетерс, довольно, — угрожающе произнес молодой человек в костюме из фланели, — эта новость нас ужасно взволновала, но твои религиозные убеждения нас совершенно не интересуют. И ради бога прекрати произносить «студент Оксфорда» с такой интонацией, с какой обычно эти чертовы коммивояжеры впаривают вам товар невысокого качества. Проваливай отсюда!
