Агата Кристи - Убийство в Восточном экспрессе

— Знала ли ваша горничная, мадам, что это ваш платок, когда мы показали его ей сегодня утром?

— Должно быть. Она его видела и ничего не сказала? Ну что ж, значит, и она умеет хранить верность. — Слегка поклонившись, княгиня вышла.

— Значит, все именно так и было, — пробормотал себе под нос Пуаро. — Когда я спросил горничную, известно ли ей, чей это платок, я заметил, что она заколебалась, не знала, признаться ли, что платок принадлежит ее хозяйке. Однако совпадает ли этот факт с моей основной теорией? Пожалуй, совпадает.

— Устрашающая старуха эта княгиня, — сказал мсье Бук.

— Могла ли она убить Рэтчетта? — обратился к доктору Пуаро.

Тот покачал головой:

— Те раны, что прошли сквозь мышцы, — для них нужна огромная сила, так что нечего и думать, будто их могло нанести столь тщедушное существо.

— А легкие раны?

— Легкие, конечно, могла нанести и она.

— Сегодня утром, — сказал Пуаро, — я заметил, что у княгини сильная воля, чего никак не скажешь о ее руках. Это была ловушка. Мне хотелось увидеть, на какую руку она посмотрит — на правую или на левую. Она не сделала ни того, ни другого, а посмотрела сразу на обе. Однако ответила очень странно Она сказала; «Это правда, руки у меня слабые, и я не знаю, радоваться этому или огорчаться». Интересное замечание, не правда ли? Оно лишний раз убеждает меня в правильности моей версии преступления.

— И тем не менее мы по-прежнему не знаем, кто же нанес удар левой рукой.

— Верно. Между прочим, вы заметили, что у графа Андрени платок торчит из правого нагрудного кармана?

Мсье Бук покачал головой. Он был по-прежнему сосредоточен на потрясающих открытиях последнего получаса.

— Ложь… и снова ложь, — ворчал он, — просто невероятно, сколько лжи нам нагородили сегодня утром.

— Это лишь начало, — жизнерадостно сказал Пуаро.

— Вы так думаете?

— Я буду очень разочарован, если обманусь в своих ожиданиях.

— Меня ужасает подобное двоедушие, — сказал мсье Бук. — А вас, мне кажется, оно только радует, — упрекнул он Пуаро.

— В двоедушии есть свои преимущества, — сказал Пуаро. — Если припереть лгуна к стенке и сообщить ему правду, он обычно сознается — часто просто от удивления. Чтобы добиться своего, необходимо догадаться, в чем заключается ложь. А в этом деле я и вообще не вижу иного пути. Я по очереди обдумываю показания каждого пассажира и говорю себе: если такой-то и такой-то лгут, то в чем они лгут и по какой причине? И отвечаю: если заметьте, если они лгут, то это происходит по такой-то причине и в таком-то пункте. С графиней Андрени мой метод дал отличные результаты. Теперь мы испробуем его и на других пассажирах.

— А вдруг ваша догадка окажется неверной?

— Тогда, по крайней мере, один человек будет полностью освобожден от подозрений.

— Ах, так. Вы действуете методом исключения.

— Вот именно.

— А за кого мы возьмемся теперь?

— За pukka sahib'a полковника Арбэтнота.

Полковник Арбэтнот был явно недоволен, что его вызывают во второй раз. С темным, как туча, лицом усевшись напротив Пуаро, он спросил:

— В чем дело?

— Прошу извинить, что мне пришлось побеспокоить вас во второй раз, — сказал Пуаро, — однако мне кажется, вы еще не все нам сообщили.

— Вот как? По-моему, вы ошибаетесь.

— Для начала взгляните на этот ершик.

— Ну и что?

— Это ваш ершик?

— Не знаю. Я не ставлю меток на своих ершиках.

— А вам, полковник, известен тот факт, что лишь вы из пассажиров вагона СТАМБУЛ-КАЛЕ курите трубку?

— В таком случае возможно, что ершик мой.

— Вы знаете, где его нашли?

— Понятия не имею.

— В купе убитого.

Полковник поднял брови.

— Объясните нам, полковник, как ершик мог туда попасть?

— Если вы хотите спросить, не обронил ли я ершик в купе убитого, я отвечу: нет.

— Вы когда-нибудь заходили в купе мистера Рэтчетта?

— Я с ним и словом не перемолвился.

— Значит, вы с ним не разговаривали и вы его не убивали?

Полковник насмешливо вздернул брови.

— Если это и так, я вряд ли стал бы вас об этом оповещать. Но, кстати говоря, я его действительно не убивал.

— Ладно, — пробормотал Пуаро. — Впрочем, это неважно.

— Извините, не понял?

— Я сказал, что это не важно.

— Вот как! — Арбэтнот был явно ошарашен. Он с тревогой посмотрел на Пуаро.

— Дело, видите ли, в том, — продолжал Пуаро, — что ершик особого значения не имеет. Я сам могу придумать, по меньшей мере, одиннадцать блистательных объяснений тому, как он там оказался.

Арбэтнот вытаращил глаза.

— Я хотел поговорить с вами по совершенно другому вопросу, — продолжал Пуаро. — Мисс Дебенхэм, по всей вероятности, вам сказала, что я нечаянно услышал ваш разговор на станции Конья?

Арбэтнот промолчал.

— Она сказала вам: «Сейчас не время. Когда все будет кончено… Когда это будет позади». Вы знаете, о чем шла речь?

— Очень сожалею, мсье Пуаро, но я не могу ответить на ваш вопрос.

— Почему?

— По-моему, вам следует спросить у самой мисс Дебенхэм, что означали ее слова, — сухо сказал полковник.

— Я уже спрашивал.

— И она отказалась отвечать?

— Да.

— В таком случае, мне кажется, даже вам должно быть понятно, что я не пророню ни слова.

— Значит, вы храните тайну дамы?

— Если угодно, да.

— Мисс Дебенхэм сказала мне, что речь шла о ее личных делах.

— Раз так, почему бы вам не поверить ей на слово?

— А потому, полковник, что мисс Дебенхэм у нас вызывает сильные подозрения.

— Чепуха, — с горячностью заявил полковник.

— Нет, не чепуха.

— У вас нет никаких оснований ее подозревать.

— А тот факт, что мисс Дебенхэм служила секретарем-гувернанткой в доме Армстронгов во время похищения Дейзи Армстронг, — это по-вашему, не основание?

На минуту в вагоне воцарилось молчание. Пуаро укоризненно покачал головой.

— Вот видите, — сказал он, — нам известно гораздо больше, чем вы думаете. Если мисс Дебенхэм невиновна, почему она скрыла этот факт? Почему она сказала мне, что никогда не была в Америке?

Полковник откашлялся.

— Но может быть, вы все-таки ошибаетесь?

— Я не ошибаюсь. Почему мисс Дебенхэм лгала мне?

Полковник Арбэтнот пожал плечами:

— Вам лучше спросить у нее. Я все-таки думаю, что вы ошибаетесь.

Пуаро громко кликнул официанта. Тот опрометью кинулся к нему.

— Спросите английскую даму, которая занимает одиннадцатое место, не соблаговолит ли она прийти сюда.

— Слушаюсь, мсье.

Официант вышел. Четверо мужчин сидели молча.

Лицо полковника, застывшее, бесстрастное, казалось вырезанной из дерева маской.

Официант вернулся:

— Дама сейчас придет, мсье.

— Благодарю вас.

Через одну-две минуты Мэри Дебенхэм вошла в вагон-ресторан.

Непокрытая голова ее была вызывающе откинута назад. Отброшенные со лба волосы, раздутые ноздри придавали ей сходство с фигурой на носу корабля, отважно разрезающего бурные волны, В этот миг она была прекрасна.

Глаза ее мимолетно остановились на Арбэтноте.

— Вы хотели меня видеть? — обратилась она к Пуаро.

— Я хотел спросить вас, мадемуазель, почему вы обманули нас сегодня утром?

— Обманула? Не понимаю, о чем вы говорите.

— Вы скрыли, что жили в доме Армстронгов, когда там произошла трагедия. Вы сказали, что никогда не были в Америке. От Пуаро не скрылось, что девушка вздрогнула, но она тут же взяла себя в руки.

— Это правда, — сказала она.

— Нет, мадемуазель, это ложь.

— Вы не поняли меня. Я хотела сказать, это правда, что я солгала вам.

— Ах, так. Значит, вы не будете это отрицать?

Она криво улыбнулась:

— Конечно. Раз вы разоблачили меня, мне ничего другого не остается.

— Что ж, по крайней мере, вы откровенны, мадемуазель.

— Похоже, что мне ничего другого опять же не остается.

— Вот именно. А теперь, мадемуазель, могу ли я спросить у вас, почему вы скрыли от нас истину?

— По-моему, это самоочевидно, мсье Пуаро.

— Но не для меня, мадемуазель.

— Мне приходится самой зарабатывать на жизнь, — ответила она ему ровным и спокойным тоном, однако в голосе ее проскользнула жесткая нотка.

— Вы хотите сказать…

Мэри Дебенхэм посмотрела ему прямо в глаза!

— Знаете ли вы, мсье Пуаро, как трудно найти приличное место и удержаться на нем? Как вы думаете, захочет ли обыкновенная добропорядочная англичанка нанять к своим дочерям гувернантку, замешанную в деле об убийстве, гувернантку, чьи имя и фотографии мелькают во всех английских газетах?

— Почему бы и нет, если вы ни в чем не виноваты?

— Виновата не виновата… Да дело вовсе не в этом, а в огласке! До сих пор, мсье Пуаро, мне везло. У меня была хорошо оплачиваемая, приятная работа. И я не хотела рисковать своим положением без всякой необходимости.