— Глупости, — произнес старик, презрительно попыхивавший трубочкой. — Они попросту перепутали золотой слиток с золотыми рыбками — по неграмотности.
— То, что спрятали, наверняка стоило кучу денег, — вставил кто-то еще. — Понаехало много народу из правительства, да и из полиции. Искали, искали, но так ничего и не нашли.
— У них не было указок. Указки есть, но надо еще знать, где их искать. — Еще одна старая дама со знающим видом кивнула. — Указки бывают всегда.
— Как интересно, — сказала Таппенс. — Где? Я имею в виду, где эти указки? В деревне, вне ее или…
Этот непредусмотрительный вопрос вызвал по меньшей мере шесть разных ответов, произнесенных одновременно.
— В трясине за Тауэр Уэст, — говорил один.
— Нет, за Литтл Кении. Да, совсем рядом с Литтл Кении.
— В пещере у моря. У самого Болдиз Хед. Знаете, там, где красные скалы. Это и есть то самое место, там, где туннель контрабандистов. Чудесная, должно быть, вещь. Говорят, она до сих пор там.
— Поговаривали о старинном испанском корабле еще со времен Армады. У здешнего берега затонул корабль, полный дублонов.
Глава 10
Нападение на Таппенс
— Господи Боже! — воскликнул вернувшийся вечером Томми. — Ты выглядишь очень усталой, Таппенс. Что ты делала? У тебя изможденный вид.
— Я измождена, — сказала Таппенс. — Не знаю, смогу ли я прийти в себя. О Боже.
— Но ЧЕМ ты занималась? Лазала по лестницам за новыми книгами?
— Нет, нет. Я больше не хочу смотреть на книги. Этот этап позади.
— В чем же тогда дело? Чем ты занималась?
— Знаешь, что такое КП?
— Нет, — ответил Томми. — Вернее, да. Это… — Он умолк.
— Да, Элберт знает, — сказала Таппенс, — но это не совсем то, что ты думаешь. Я сейчас тебе расскажу, но сперва тебе лучше что-нибудь выпить. Коктейль, виски или что-нибудь еще. И я тоже выпью.
Она более — менее подробно пересказала Томми дневные события. Томми снова воскликнул «Господи Боже!» и добавил:
— Куда только ты не пролезешь, Таппенс. Услышала что-нибудь интересное?
— Не знаю, — ответила Таппенс. — Когда шесть человек говорят одновременно и все — разное, причем большинство из них невнятно, трудно сказать, о чем идет речь. Но несколько идей, я похоже, вынесла.
— Что ты имеешь в виду?
— Ходят истории о каком-то секрете, спрятанном здесь во время первой войны или даже раньше.
— Ну, это мы уже знаем, так ведь? — сказал Томми. — Нас проинструктировали на этот счет.
— Да. В деревне все еще поговаривают об этом. Всем забили уши подобными рассказами их тети Марии или дяди Бены, а, тетям Мариям — их дяди Стивены, тети Рут или бабушки. Истории переходили из поколения в поколение. Какая-то из них может оказаться правдой.
— Что, затесавшись среди других?
— Ну да, — сказала Таппенс. — Как иголка в стоге сена.
— И как ты собираешься найти иголку в стоге сена?
— Я выберу из всех рассказов несколько наиболее вероятных. Некоторые люди рассказывают то, что они действительно слышали. Мне придется изолировать их от остальных, по крайней мере на короткий период времени, и заставить их рассказать мне в точности то, что им рассказывали их тетя Агата, тетя Бетти или дядя Джеймс. Затем то же самое проделаю с другим и, возможно, от кого-то услышу очередную подсказку. Должна же где-то быть какая-то подсказка.
— Да, — согласился Томми, — должна. Но мы не знаем, какая.
— Ну, ее мы и стараемся найти, так ведь?
— Я имею в виду, что прежде, чем ее искать, надо иметь о ней хоть какое-то представление.
— Не думаю, что это золотые слитки с корабля испанской армады, — сказала Таппенс, — или нечто, спрятанное в пещере контрабадистов.
— Возможно, французское бренди высшего качества, — с надеждой произнес Томми.
— Возможно, но мы ведь ищем не бренди.
— Не уверен, — возразил Томми. — Возможно, именно его я и хочу найти. Такая находка пришлась бы мне по душе. Хотя, скорее всего, это окажется какое-нибудь письмо. Любовное письмо шестидесятилетней давности, с помощью которого можно будет кого-нибудь шантажировать. Сомнительно, конечно, в наши дни — как ты считаешь?
— Согласна. Но раньше или позже мы поймем, что ищем. Как ты думаешь, Томми, нам это удастся?
— Не знаю, — ответил Томми. — Я сегодня получил очередной факт.
— О. Какой?
— Насчет переписи.
— Чего?
— Переписи. В то время проводилась перепись населения — у меня записано, в каком году, — и, судя по ней, в доме Паркинсонов находилась уйма людей.
— Но как тебе удалось это узнать?
— О, моя мисс Коллодон провела кое-какие исследования.
— Я начинаю ревновать тебя к мисс Коллодон.
— Не стоит. Она строгая, часто одергивает меня и красой не блещет.
— Вот и отлично, — произнесла Таппенс. — Но при чем здесь перепись?
— Ну, когда Александр писал «это, должно быть, сделал один из нас», это могло означать, понимаешь ли, человека, который в то время был в доме и, следовательно, вынужден был занести свое имя в журнал переписчика, как и все, кто провел ночь под твоей крышей. Эти данные должны находиться где-то в архивах. И если знать нужных людей — я, разумеется, их еще не знаю, но выйду на них через людей, которых знаю — я полагаю, можно добыть список.
— Согласна, — кивнула Таппенс, — идея стоящая. Но ради всего святого, давай поедим. Возможно, тогда я почувствую себя лучше, а то я готова упасть в обморок после попыток прислушаться к шестнадцати противным голосам одновременно.
Элберт приготовил вполне приличный обед. Готовил он когда как, но сегодня вечером блестяще проявил себя, состряпав то, что он именовал сырным пудингом, а Таппенс и Томми предпочитали называть сырным суфле. Элберт укоризненно указал им на ошибку.
— Суфле готовится иначе, — пояснил он. — В нем больше взбитых белков.
— Оставим это, — сказала Таппенс. — Пудинг это или, суфле, на вкус оно замечательно.
Поглощенные едой, Томми и Таппенс отложили обсуждение дальнейшей тактики. Но когда они выпили по две чашки крепкого кофе, Таппенс откинулась на стуле, глубоко вздохнула и заявила:
— Теперь я почти в норме. Ты, кажется, не умывался перед обедом, Томми?
— Я не собирался тратить время на умывание, — ответил Томми. — Кроме того, мало ли что могло прийти тебе в голову. Ты могла заставить меня подняться в книжную комнату, забраться на пыльную лестницу и копаться на полках.
— Я бы не поступила так бездумно, — возразила Таппенс. — Подожди — ка. Давай прикинем, где мы находимся.
— Где мы находимся или где ты находишься?
— Ну, конечно, где я нахожусь. В конце концов, я знаю только это, так ведь? Ты знаешь, где находишься ты, а я знаю, где я. Возможно.
— Ценное добавление, — заметил Томми.
— Передай мне, пожалуйста, мою сумочку, если я не оставила ее в столовой.
— Чаще всего ты так и делаешь, но не сегодня. Она у твоего кресла. Нет — с другой стороны.
Таппенс взяла свою сумочку.
— Хороший подарок, — заметила она. — Настоящая крокодиловая кожа, если не ошибаюсь. Иногда сюда трудновато запихивать вещи.
— И вынимать тоже, судя по всему, — добавил Томми. Таппенс боролась с сумочкой.
— С дорогими сумочками всегда так, — запыхавшись, проговорила она. — Плетеные гораздо удобнее. Они расширяются сколько угодно, и в них можно копаться так, будто мешаешь пудинг. А! кажется, достала.
— Что это? Похоже на счет из прачечной.
— А это маленькая записная книжка. Угадал, я когда-то записывала сюда жалобы на прачечную, всякие там порванные наволочки. Но в ней заняты всего две или три странички, и я решила воспользоваться ею. Понимаешь, я записываю сюда все, что мы слышали. Многое кажется бессмысленным, ну да ладно. Кстати, я вписала сюда и перепись, когда ты впервые упомянул ее. Я тогда еще не знала, зачем она пригодится, но все-таки вписала.
— Прекрасно, — сказал Томми.
— И я записала миссис Хендерсон и кого-то по имени Додо.
— Кто такая миссис Хендерсон?
— Вряд ли ты вспомнишь, и сейчас не стоит тебе напоминать, но это я записывала имена, которые назвала старая миссис как — там — ее, миссис Гриффин. Потом какая-то записка или послание. Что-то насчет Оксфорда и Кембриджа. И я наткнулась на еще одну вещь в одной старой книге.
— Насчет Оксфорда и Кэмбриджа? Ты говоришь о выпускнике?
— Не уверена насчет выпускника. По-моему, речь шла о пари на соревнованиях по гребле.
— Гораздо вероятнее, — сказал Томми. — Хотя никакой пользы для нас.
— Как знать. Итак, миссис Хендерсон, некто, кто живет в доме под названием «Яблоневая сторожка» и нечто, что я нашла на грязном листе бумаги в одной из книг наверху. Не помню, то ли в «Катрионе», то ли в книге под названием «Тень трона».
— Это о французской революции. Я читал ее в детстве, — сказал Томми.
— Не знаю, приложится оно куда-нибудь или нет, но я это записала.
— Что же там?
