– Но разговаривали двое. Мужчины.
– Мой голос вы слышали?
– Но они сказали, что вы там были и что об этом уже вопрос не стоит, вот я и подумала…
– Говорили ли вы полиции, что слышали мой голос?
– Но это мог быть…
– Говорили ли вы полиции, что слышали мой голос, отвечайте?
– Да.
– Хорошо. Что вы сделали?
– Я знала, что мистеру Балларду не понравилось бы, если б я вошла к нему, когда он с кем-то беседовал, поэтому я обошла дом сзади и стояла там, покуда вы не уехали. Я нашла там какой-то ящик, подставила его под кухонное окно и в этот момент услышала, как спереди перед домом завели автомобиль. Я подумала, что это вы и что вы уехали, забралась на ящик и заглянула в кухню. Я хотела постучать по стеклу, привлечь его внимание и спросить, могу ли войти. Но мистер Баллард лежал на полу.
– Минуточку, мисс Дюваль, давайте как можно точнее: сколько времени прошло между тем моментом, когда вы услышали, как я завел автомобиль, и тем, когда вы встали на ящик и заглянули в кухню?
– Я забралась на ящик сразу же, как только услышала, что двигатель заработал.
– Продолжайте, пожалуйста.
– Мистер Баллард лежал как-то неестественно. Уж очень неподвижно и как-то… а из-под тела у него текло что-то красное. Ну а потом я увидела этот здоровенный кухонный нож в спине.
– Все-таки сколько времени прошло от момента, когда я, предположительно, уехал, и до того времени, когда вы встали на ящик и заглянули в окно?
– Ну… я думаю, что не более… Вы знаете, полицейские спрашивали то же самое.
– Что вы им ответили?
– Я ответила, что прошла минута или полторы.
– А вы не думаете, что этот промежуток мог быть дольше?
– Нет. Дольше не мог быть. Даже короче, пожалуй…
– Почему тогда вы сказали полиции, что минута или полторы, если полагаете, что на самом деле было меньше?
– Потому что вы мой адвокат, вы меня защищаете и я… я не хотела вас подводить.
– Так сколько же в действительности прошло времени?
– Самое большее – секунд тридцать. Если он провожал вас до дверей, то у него не было бы времени ни на что другое. Только вернуться обратно в кухню, и все.
– Он проводил меня почти до самых дверей. Точнее – до небольшого коридорчика перед входной дверью, а открыл себе я сам.
– В таком случае он едва-едва успел вернуться на кухню, потому что… если, конечно, вы, после того как вышли, не делали там чего-то еще. Походили, может быть, посмотрели. Находясь за домом, ваш голос я не слышала. Услышала только, как завелся мотор.
– Ладно, допустим, – сказал Мейсон, – к этому еще вернемся. А говорили ли вы полиции о том, что это Баллард снабжал вас деньгами?
– Пока еще нет.
– Намерены сказать?
– Я боюсь, что мне придется. Меня приперли к стенке. Господин окружной прокурор считает, что это я убила, и предлагает договориться.
– То есть как договориться?
– Он сказал, что если я дам показания, будто нашу с вами встречу в доме Балларда устроили вы и что вы подавали мне сигнал, опуская и поднимая роликовую шторку, то он позволит мне признать себя виновной в непредумышленном убийстве и я пробуду за решеткой совсем недолго. Он сказал также, что знает наверное, что вы опускали и поднимали шторку с целью подать сигнал мне, и что если я буду говорить правду, то отделаюсь пустяковым сроком.
– Что вы ему ответили?
– Сказала, что хочу подумать.
– А он?
– Он поторопил меня. Сказал, чтобы я приняла решение как можно скорее.
Мейсон усмехнулся:
– Ему хотелось, чтобы вы приняли решение до того, как переговорите со мной, не правда ли?
– Да, он подразумевал это. Он даже сказал, что вы меня отговорите.
– Знайте же, мисс Дюваль: как только вы сделаете подобное заявление, он сможет привлечь меня к ответственности за лжесвидетельство, и это будет означать лишение права адвокатской практики с последующим отбыванием наказания за лжесвидетельство.
Арлен Дюваль невесело опустила глаза:
– Понимаю, мистер Мейсон.
– А вам такое в голову не приходило?
– Я знала, что господину окружному прокурору очень и очень хочется, чтобы я подтвердила, будто вы мне сигналили. Он предлагает все, что угодно.
– Но он не сдержит своего обещания. Он, конечно, сведет дело к непредумышленному убийству. Это он выполнит. Но как только вы окажетесь в тюрьме, он забудет про вас и не пошевелит и пальцем.
– Я думаю, вы правы, мистер Мейсон, но ведь это такая большая разница – непредумышленное убийство, и… – Глаза девушки наполнились слезами, она заплакала.
– И что?
– И убийство высшей категории. С отягчающими обстоятельствами и так далее. Как только представлю, что меня привязывают к холодному металлическому креслу, что я слышу, как в сосуд с кислотой падают шарики цианида, что становится трудно дышать… О господи, я больше не выдержу!..
– Забудьте об этом, – резко оборвал ее Мейсон, – они вас обрабатывают, пытаются сломить.
Арлен Дюваль вытерла слезы, но губы у нее дрожали.
– Куда вы пошли после того, как поняли, что Баллард мертв?
– Попыталась связаться с доктором Кандлером.
– Вам удалось?
– Нет. Я звонила по городскому. Под вымышленным именем, естественно.
– Вы его не застали?
– Нет. Не было на месте. И сказали, что вернется около полуночи.
– С кем вы разговаривали?
– С его медсестрой.
– Розой Трэйвис?
– Да.
– Она вам нравится?
– Я ее ненавижу, и она меня тоже терпеть не может.
– Поняла ли она, кто звонит?
– Не думаю. Я изменила голос и представилась пациенткой. Сказала, что доктор Кандлер просил обязательно позвонить, если появятся определенные симптомы, и… в общем, сказала, что он мне обязательно нужен.
– Вы звонили ему в офис или на дом?
– На квартиру. Он снимает специальную квартиру, куда сажает на ночь медсестру, и она отфильтровывает ненужных пациентов. Домой ему звонить нельзя.
– Он даже не дал вам свой незарегистрированный домашний номер?
– Нет. Хотел, но не смог.
– Почему?
– Сказал, что этот номер известен только его личной медсестре. Так якобы нужно для дела.
– Значит, с доктором Кандлером вам связаться не удалось?
– Нет.
– Где вас схватила полиция?
– На квартире у подруги. Я пережидала там, чтобы дозвониться до доктора Кандлера.
– Вы ему доверяете?
– Абсолютно. Жизнь бы ему доверила.
– Но тем не менее скрыли от него тот факт, что получали деньги от Балларда.
– Он знал, что кто-то меня финансирует, но кто конкретно, я не говорила, вот и все.
– Но почему? Потому что не доверяете?
– Нет, мистер Мейсон, я пообещала. Дала мистеру Балларду клятву, что никто не узнает. Правда, я видела, что доктора Кандлера это раздражает, и он… не подозревал, нет, но… порой бывал страшно недоволен. И я никак не могла избавиться от мысли, что он подумает обо мне, если со мной что-то случится, а он так и не узнает, откуда поступали деньги. И, конечно же, я никогда не забывала об отце. Предположим, что кто-то бы вдруг меня убил или я внезапно умерла, что бы тогда все думали? А то, что деньги мне на трейлер дал он, мой папа. И я решила вести дневник, куда записывала в мельчайших подробностях, что и как. А вот о дневнике я доктору Кандлеру сказала. Описала ему, куда пойти и где искать.
Мейсон слегка нахмурился:
– Вы сказали ему, куда спрятали свой дневник?
– Конечно. Ведь кто-то же должен был знать. Умри я, и что тогда? Не для того я его писала, чтобы сгноить, никому не показывая.
– Что ж, пока достаточно, – вздохнул Мейсон. – Вас сейчас пригласят на предварительное слушание. И вам всячески дадут понять, что у них имеются все возможные основания обвинить вас в преднамеренном убийстве с отягчающими вину обстоятельствами. Но если вы предадите меня, покажете что-то, что они просят, но чего вы не видели, то в этом случае они могут классифицировать убийство как непредумышленное.
– А если нет?
– Если нет и если, разумеется, все, что вы только что мне рассказали, – правда, тогда я постараюсь вас вытащить. Но если окажется, что вы мне солгали, я оставляю за собой право в любой момент столкнуть вас за борт. Об этом я говорил с самого начала и повторяю теперь. Это что касается денег. А что касается убийства, то раз уж я взялся представлять вас, доведу это дело до конца.
Арлен Дюваль что-то прикидывала в уме.
– Каковы мои шансы, мистер Мейсон?
– В данный момент не очень хорошие.
– Двадцать пять из ста?
– Пока еще нет.
– Десять из ста?
– Остановимся на пяти. Так будет честнее.
– Но вы вынуждаете меня всерьез обдумать их предложение.
– Нет, мисс Дюваль, – возразил Мейсон, – я всего-навсего пытаюсь выяснить, какую игру вы ведете.
Девушка зарыдала, плечи у нее затряслись.
– Я в-всегда иг-граю ч-честно!..
– Не хочу ничего вам внушать. Делайте, что сочтете нужным, что, по вашему мнению, лучше отвечает вашим интересам.
Мейсон встал со стула, кивнул надзирательнице, что беседа окончена, и вышел.
