Он кивнул:
— Ты прав. В общем, мы опоздали. Нам противостоит враг, знающий основной закон ведения войны: «Атакуй первым».
— Как это понять?
— Если я не ошибаюсь, то мы уже под наблюдением полиции. Во всяком случае, я.
Я вздрогнул.
— Как он выглядит?
— Обыкновенный полицейский. Конечно, может, это галлюцинация, но когда я вышел из телефонной будки после звонка тебе, какой-то полицейский наблюдал за мной. Когда я спускался в метро, он шел следом. Когда переходил улицу, видел его или очень похожего, слонявшегося на противоположной стороне дороги. А когда выглянул из твоего окна, какой-то констебль небрежно прохаживался мимо.
Вспыхнув от гнева, я бросился к окну. Моя комната находилась в цокольном этаже в задней стороне дома, окно выходило в темный двор, где на фоне вечернего неба чернели густые кусты. Я взялся за раму, но едва поднял ее, как услышал крик, в котором не узнал голоса Паркинсона, и тут же повернулся. Возможно, этот поворот спас мне жизнь. Раздался приглушенный звук, и я ощутил удар, а не боль. Услышал крик ужаса, который издал Паркинсон, ощутил, как его рука сжала мне плечо, а потом на минуту потерял сознание. Когда очнулся, Паркинсон зажимал мне платком рану, из которой шла кровь слишком обильно, на мой взгляд и, как оказалось потом, на взгляд домовладельца.
— Ты чудом остался в живых, — прошептал бледный как полотно Паркинсон. — Пуля могла угодить в сердце. — Он шагнул к телефону. — Ну, что скажешь о полиции? — продолжил он, повесив трубку.
— Я убежден, что полицейских вокруг нас больше, чем нам нужно, — сурово ответил я. — Кстати, что с ним?
Паркинсон приблизился к окну.
— Господи, я и думать о нем забыл. Ну конечно, он скрылся. Наверное, думает, что убил тебя. Очевидно, он охотится за тобой. Я какое-то время стоял у окна, и он не пытался в меня стрелять, разве что, — вежливо добавил Паркинсон, — оставил меня на потом. Я ведь могу узнать его, пользуюсь твоим доверием, так что, вероятно, он сочтет нужным убрать и меня.
— Он не пытался убить нас обоих, — заметил я.
— Он подождет, выяснит, убил ли тебя. Нет смысла впустую тратить патроны. Это наш рыжий друг в полицейском мундире?
Я лишь пожал плечами.
— Дело осложняется, потому что у этого человека не было бороды. Значит, обычно он чисто выбрит. Жаль. В Лондоне таких полно.
Мы сочувственно улыбнулись друг другу, и тут появился врач. Держался он небрежно, ободряюще.
— Кость не задета, — сообщил он. — Как это случилось? — И пристально поглядел на нас обоих.
— Я возился с револьвером, не зная, что он заряжен, — произнес я.
Врач положил руку мне на здоровое плечо.
— Примите совет опытного человека относительно лжи, — сказал он. — Не совершайте ошибки, считая собеседника глупым. Вы не могли нанести себе такую рану.
— Кертис пытается спасти мою репутацию, — объяснил Паркинсон. — Револьвер его, но возился с ним я. Мы оба не знали, что он заряжен.
— Сумасшедший дом самое место для таких, как вы, — пробурчал врач. — Я знал человека, которого судили за непредумышленное убийство из-за похожего дурачества.
Он собрал свои вещи, велел мне лечь в постель, сказал, что зайдет утром, и ушел.
— Можешь подождать несколько минут? — спросил Паркинсон. — Хочу убедиться, что тот человек исчез.
Вернулся он минуты через две.
— Никаких следов. Я разговаривал с настоящим полицейским. Он здесь уже долго, и сменят его через несколько часов. Этот прятавшийся тип такой же фальшивый, как браслеты, которые получил Британский музей. Давай посмотрим на пулю.
Она прошла через мое плечо и угодила в край мраморной облицовки камина, отчего сильно сплющилась. Это была обычная пуля тридцать второго калибра.
— Не представляю, сколько таких пистолетов в Лондоне, — заметил я. У меня у самого был такой. — Достаточно лишь читать газеты, чтобы понять, сколько людей владеет оружием, явно не для того, чтобы бить пулями мух.
— Иногда для того, чтобы убирать своих врагов. Что ж, если не хочешь участия полиции…
— Как могу я хотеть этого? — воскликнул я. — Они думают: «Перед нами загадка убийства. Мы разрешили ее. Если эти дилетанты попытаются расстроить наше дело, то они заслуживают смерти».
Паркинсон засмеялся:
— Хочешь действовать самостоятельно? Как знаешь, но я надеюсь, что Крук тебя образумит. Лично я категорически против того, чтобы этим преступникам позволяли разгуливать по улицам. Нет, это не альтруизм, а эгоистичный интерес. В конце концов, возможно, я намечен очередной мишенью.
— Убийца скоро потеряет осторожность. Проблема большинства преступников в том, что они считают себя умными.
— Если хочешь утешить себя тем, что моя смерть будет средством отправить негодяя под суд, позволь мне снова напомнить, что я не альтруист. Я был бы гораздо счастливее в открытом море.
— А я нет, черт возьми! Он сам себя выдаст. Тот факт, что он начал раздавать свои сувениры, свидетельствует о многом. Он начинает паниковать и хочет отпугнуть нас.
Паркинсон усмехнулся.
— Проявляешь рвение? — спросил он, и я нехотя признался, что да.
— Конец этого дела близок, я уверен в этом, — добавил я. — Да, можешь сказать, что я проявляю рвение.
— То есть не только хочешь видеть Фэнни на свободе, но и стать ее освободителем?
— Да! — воскликнул я. — Ты знаешь не хуже меня, что она будет обо мне невысокого мнения, если я сдамся.
— Ты прав, — кивнул Паркинсон. — Но прислушайся к моему совету: не выходи на улицу после наступления темноты. В следующий раз получишь пулю в голову или нож под лопатку. Человек, которого ждет петля, не будет испытывать угрызений совести из-за еще одного трупа. Я поговорю с полицейским, с настоящим, — добавил он, подходя к двери. — Скажу, что мы несколько минут назад слышали у окна подозрительные звуки — наверное, на том стволе был глушитель, иначе шума было бы гораздо больше, — и попрошу поддержки. Утром позвоню, проверю, жив ли ты.
Четыре дня я был hors de combat [7]. Отчаянно раздражался из-за того, что нахожусь не у дел, и врач угрожал мне двумя неделями изоляции. Даже завел речь о частной лечебнице, но я попросил его уйти. Подолгу разговаривал по телефону с Круком, его помощники продолжали заниматься делом, и под вечер четвертого дня появились новости. Крук сам приехал ко мне, чтобы сообщить их.
— Хочу показать тебе кое-что, — сказал он. — Ты видел их раньше? — И бросил мне на постель исчезнувшие китайские браслеты.
Сначала я не поверил своим глазам: подумал, что это первоклассная подделка, но это было не так. Вскоре мы узнали мнение Тестера, он пригласил нескольких экспертов, и все они согласились, что браслеты подлинные.
— Откуда они взялись? — воскликнул я.
— Их принесла женщина по фамилии Харпер. Объяснила, что купила их в лавке китайских товаров возле Бонд-стрит. Я знаю эту лавку. То есть, — он усмехнулся и ткнул пальцами в постель, — знает кое-кто из моих помощников. Много художественных поделок, изредка первоклассные вещи вроде этих.
Крук любовно погладил браслеты. Но не потому, что они для него что-либо значили как произведение искусства, просто он видел в них средство для успешного, может быть, сенсационного завершения расследования.
— Когда она купила их? — спросил я.
— Месяц назад. Разумеется, женщина понятия не имела об их истинной ценности. Красивые нефритовые браслеты, прекрасно подходящие к вечернему платью, которое она только что приобрела.
— А кому принадлежит лавка?
— Одной паре с утонченными замыслами. Иногда это столовая, порой художественный салон — но обычно одно из тех бестолковых предприятий, где бухгалтерские книги вечно не в порядке и убытки следуют за убытками.
— Откуда эта пара взяла их?
— Явился какой-то человек, сказал, что только что вернулся из Китая, предложил им слоников из кости, браслеты и ожерелья, вышитые скатерти. В общем, базарный хлам, и среди него браслеты. Они, заявил этот человек, самые ценные в его коллекции. Молодые люди сказали мне — браслеты так им понравились, что они дали за них сорок фунтов. Когда они сообщили это мне, рты у них раскрылись, как пивные кружки. Сорок фунтов! Господи!
Он запрокинул голову и презрительно захохотал.
— Надо же, — произнес я, надеясь выразить тоном, что до начала этого дела он сам счел бы сорок фунтов за эти браслеты непомерной ценой. — Как, должно быть, Рэнделл ненавидит нас. Сорок фунтов!
— Свою жизнь я ценю дороже.
Крук покачал браслеты на своей огромной ладони и свистнул.
— Почему они сразу же не пришли к нам? — спросил я. — Эта парочка, владеющая лавкой китайских товаров? Или они настолько утонченные, что не читают газет?
— Ограниченные люди. — Крук беспечно махнул рукой. — Им было невдомек, владельцами чего они стали. Какой-нибудь покупатель увидел браслеты и сказал: «А это не те самые, которые ищут по всей стране?» Тут они переглянулись и подумали, что, может, да.
