Атмосфера в зале была наэлектризована, симпатии оставались на стороне обвинения.
Если речь идет об отдельном человеке, он обычно принимает сторону униженного и оскорбленного, но психология толпы отлична от психологии отдельного человека. Толпа стремится разорвать слабого на части и заглотить раненого. Человек может симпатизировать проигравшему, но хочет быть на стороне победителя.
О результатах эксперимента сообщили все газеты. Он оказался драматичным и зрелищным. В нем было что-то от азартной игры. Защита многое поставила на кон – на одну единственную карту, а человеческой натуре свойственно затаив дыхание следить за исходом игры, когда ставки так высоки, причем сделаны только на одну карту.
Читатели с жадностью поглощали отчеты. Теперь они считали, что исход дела решен. Дон Грейвс доказал свою возможность точно определить, кто находится в комнате, именно с того места, с которого он видел, как совершалось преступление, и при абсолютно идентичных условиях.
Взгляды зрителей теперь фиксировались не на свидетелях, а на обвиняемых, в особенности на стройной фигуре Фрэнсис Челейн.
Старые волки, участвовавшие во многих юридических битвах и проведшие много часов на различных судебных процессах, знают, что это самый зловещий знак в зале суда. При начале слушания дела внимание зрителей обращено на обвиняемых. Они с любопытством наблюдают за лицами подсудимых: не появится ли какое выражение, которое отразит их чувства?! Средний зритель любит следить за обвиняемым, представлять его в центре событий, окружающих преступление, и приходить к выводу о его виновности или, наоборот, невиновности, в зависимости от того, как обвиняемый вписывается в придуманную зрителем схему.
Затем, когда слушание продолжается уже какое-то время, зрителей интересует уже само преступление, раскрываемые факты. Они концентрируют свое внимание на свидетелях, судье, представителях защиты и обвинения и внимательно слушают аргументы.
Пока вопрос остается спорным, интерес сосредоточен на исходе дела, и зрители продолжают фиксировать взгляды на свидетелях и адвокатах – актерах разворачивающейся драмы. Однако, если какое-то событие приводит показания к кульминации, снимает элемент неопределенности, убеждает зрителей в виновности подсудимого, взгляды автоматически переводятся на него, не представляя теперь, как он совершал преступление, а рассматривая заключенного с тем любопытством, с которым толпа изучает приговоренного к смерти. Они мысленно ужасаются, представляя, как ранним утром какие-то руки будут тянуть сопротивляющегося человека из его камеры и как он заплетающимися ногами пройдет последние несколько шагов в своей жизни.
Это знак, которого боятся адвокаты, вердикт толпы, решение, показываемое в древние времена опусканием большого пальца вниз. Именно это означает, что критическая точка пройдена и обвиняемый приговорен.
Опытный адвокат по уголовным делам, который прошел сквозь паутину множества судебных процессов, всегда знает, подмечает и опасается подобного переключения интереса. Обвиняемые не представляют его фатального значения, иногда они самодовольно улыбаются, с удовлетворением замечая, что внезапно оказались в центре внимания зрителей. В противоположность им адвокат защиты, сидящий перед ними за отведенным для него столом, обложившись юридической литературой, хотя и сохраняет на лице безмятежное выражение, чувствует, как у него все сжимается внутри от силы подобного молчаливого вердикта.
В этом случае молчаливый вердикт был уже вынесен. Виновны в предумышленном убийстве первой степени – для обоих обвиняемых. И никакой пощады.
Ровный голос судьи Маркхэма нарушил напряженную тишину в зале.
– Свидетельские показания давал Дон Грейвс. Проводился перекрестный допрос. Слушание было отложено на прошлой неделе для проведения с участием этого свидетеля эксперимента, предложенного защитой, на который согласилось обвинение. Господа, вы хотите, чтобы результаты эксперимента были приобщены к делу в качестве доказательства?
Клод Драмм поднялся на ноги и язвительно заявил:
– Это был эксперимент, проводившийся по вызову защиты и максимально справедливый по отношению к обвиняемым. Условия эксперимента были предварительно согласованы с защитой. В нем участвовал свидетель, находящийся в настоящий момент на месте дачи свидетельских показаний. Условия были максимально приближены к тем, при которых совершалось преступление. Я прошу приобщить результаты эксперимента к делу в качестве доказательства.
Судья Маркхэм повернулся к Мейсону.
Теперь адвокат защиты встал из-за стола:
– Мы не возражаем против приобщения результатов эксперимента к делу, однако это не является частью нашего перекрестного допроса. Они должны быть представлены в результате допроса этого свидетеля выставившей стороной после перекрестного допроса. Следовательно, неправильно ставить проблему перед судом в настоящий момент слушания дела. Однако, если заместитель окружного прокурора выразит желание допросить этого свидетеля по результатам эксперимента, я не стану возражать. Конечно, при условии, что мне будет предоставлено право провести перекрестный допрос различных свидетелей проведения эксперимента относительно обстоятельств, сопутствующих ему.
О судье Маркхэме говорили, что еще не родился адвокат, который смог бы удивить его, когда он восседал на скамье и руководил слушанием дела. Теперь он уставился на Мейсона, словно пытался прочесть, что задумал адвокат защиты. Смотрел он широкими от удивления глазами.
Мейсон спокойно и безмятежно встретился с ним взглядом.
– Я могу продолжать перекрестный допрос этого свидетеля? – спросил Мейсон.
– Продолжайте, – разрешил судья Маркхэм.
– Вы знаете, какую деловую активность вел Эдвард Нортон? – обратился к Дону Грейвсу адвокат.
– Я полностью в курсе всех его дел, – ответил свидетель.
– В таком случае вы должны знать, когда заканчивается срок действия страхового полиса, лежавшего на столе Эдварда Нортона, не так ли?
– Да.
– Когда заканчивается срок его действия?
– Двадцать шестого октября текущего года.
– Значит, срок действия страхового полиса закончился через три дня после смерти Эдварда Нортона?
– Все правильно.
– Не является ли фактом то, мистер Грейвс, что вы испытываете враждебность, какое-то предубеждение против Фрэнсис Челейн, обвиняемой по этому делу, в связи с тем, что она вышла замуж за Роберта Глиасона?
Вопрос вызвал удивление, и по залу суда пробежал шумок, означавший внезапное включение внимания зрителей, которые сели на самые краешки стульев, чтобы лучше видеть и слышать происходящее.
– Это неправда! – закричал Дон Грейвс с чувством. – Я сделал все возможное, чтобы не впутывать Фрэнсис Челейн в эту историю. Я сейчас даю показания только потому, что мне вручили повестку и я обязан был явиться в суд.
– У вас нет предубеждения против Фрэнсис Челейн ни по каким другим основаниям?
– Нет.
– А против Роберта Глиасона?
– Нет. Я не испытываю дружеских симпатий к Роберту Глиасону, потому что плохо его знаю, но к мисс Челейн у меня совсем другие чувства. Я не сказал бы ни слова в этом зале суда, которое могло бы связать ее с убийством Эдварда Нортона, если бы я не был абсолютно и вне всяких разумных, обоснованных сомнений уверен в том, что говорю правду.
– У меня больше нет вопросов, – заявил Мейсон с видом побежденного.
Клод Драмм поднялся на ноги. В его голосе слышались победные нотки:
– У меня есть несколько вопросов к этому свидетелю. При перекрестном допросе у вас, мистер Грейвс, пытались выяснить, участвовали ли вы когда-нибудь в эксперименте при условиях, идентичных тем, что окружали совершение преступления, с целью определения, сможете ли вы опознать лиц, находившихся в кабинете Эдварда Нортона, когда его убили, не так ли?
– Да, мне задавали такой вопрос, – ответил Дон Грейвс.
– После того как вам задавали такой вопрос, участвовали ли вы в эксперименте при точно таких же условиях?
– Да, сэр.
– Опишите, пожалуйста, условия, при которых проводился эксперимент, и его результаты, – попросил Клод Драмм.
– Эксперимент проводился ночью, – медленно начал Дон Грейвс. Зрители в зале затаили дыхание, чтобы слышать каждое его слово. – В кабинете Эдварда Нортона находилось трое мужчин и две женщины. Одна женщина была одета в черное, другая – в розовое. На одном из мужчин был синий сержевый костюм, на другом – твидовый, на третьем – костюм из шотландки. Я знал всех мужчин, но женщин раньше никогда не видел. Также присутствовали представители прессы, вы, мистер Драмм, и мистер Мейсон.
– И что произошло?
– Мы сели в машину и поехали по петляющей дороге вверх по возвышенности к главному бульвару. Когда машина оказалась в той точке, где в ночь убийства, у меня вырвался возглас, судья Пурлей велел мне оглянуться назад. Я оглянулся и продолжал смотреть, пока машина не обогнула поворот и дом не скрылся из моего поля зрения.