— Привет, — буркнул Эдди Пэнгмен и мрачно уставился на землю.
— Чем собираешься заниматься, когда окончишь школу в будущем году, Эдди? — спросил судья Шинн.
— Ничем, — отозвался Эдди, не поднимая взгляда.
— Разговорчивый парень, верно? — усмехнулся его отец. — Все, что он знает, — это какой он несчастный. Заканчивай чистить доилки, Эдди. Я сейчас приду.
— Я слышал, завтра будет дождь, Орвилл, — сказал судья, когда Эдди Пэнгмен молча скрылся в амбаре.
— Да. Но лето обещают засушливое. — Фермер нахмурился, глядя на безоблачное небо. — Еще одно сухое лето нас прикончит. В прошлом сентябре мы потеряли почти весь урожай кормовой кукурузы — дожди начались слишком поздно. Нам едва хватило запасов, чтобы дотянуть до Рождества. Если такое случится снова…
— Никогда не становись фермером, Джонни, — сказал судья, когда они шли назад по Шинн-роуд. — У Орвилла лучшая ферма в округе, если, конечно, ты способен различать степени бедности, у него отличное стадо бурых швейцарских, гернсейских и голштинских коров, дающее почти десять бидонов молока, а он не знает, сможет ли протянуть еще год. У Хьюба Хемаса, Мерта Избела и Скоттов дела еще хуже. Мы засыхаем на корню, Джонни.
— Вы разочаровываете меня, судья, — пожаловался Джонни. — Сначала я думал, что у вас есть планы на мой счет.
— Планы? — переспросил судья.
— Ну, затащить меня сюда, чтобы поговорить со мной, как дядюшка-янки, и вкачать немного свежей крови мне в жилы. Но вы оказались еще хуже меня.
— Неужели?
— Вы почти пробудили во мне древний шовинизм. Я испытываю желание вывернуть вам руку и заставить посмотреть на флаг, который развевается над лужайкой. Он никогда не засохнет, что бы ни случилось с вами и со мной. Засуха — явление временное…
— Но старость и злоба постоянны, — отозвался судья Шинн.
Милли Пэнгмен переходила Шинн-роуд. Она была почти такой же крупной, как ее муж. Ее очки в золотой оправе блеснули на солнце, когда она помахала им рукой.
— Приготовила вам овсянку, судья. Вернусь к ужину… Дебби! Куда ты подевалась?
Судья дружелюбно помахал ей в ответ, но мрачно повторил:
— Постоянны.
— Обманщик, — засмеялся Джонни.
— Нет, я говорю правду. Конечно, я часто подшучиваю, но только потому, что любой янки скорее станет голосовать за демократов, чем публично демонстрировать свои чувства. Факт в том, Джонни, что ты бредешь по главной улице безнадежного предприятия.
— А я тем временем пребываю в заблуждении, считая вас джентльменом величайшей силы духа, — усмехнулся Джонни.
— У меня есть вера, — сказал судья Шинн. — Куда больше веры, чем когда-либо было у тебя, Джонни. Например, я верю в Бога, в конституцию Соединенных Штатов, в статуты моего суверенного штата и в будущее нашей страны — несмотря на коммунизм, водородные бомбы, нервно-паралитический газ, маккартизм и бывших майоров военной разведки. Но я хорошо знаю Шинн-Корнерс, Джонни. Становясь беднее, мы делаемся пугливыми и, следовательно, более ограниченными, озлобленными и опасными… Прекрасная подготовка к речи по поводу 4 июля, нечего сказать! Давай заглянем к Питеру Берри — самому веселому человеку в Шинн-Корнерс.
Единственная деревенская лавка располагалась на восточном углу перекрестка. Ветхое строение грязно-коричневого цвета, очевидно, являлось реликтом XIX века. Вход занимал весь угол. Пирамида скрипучих деревянных ступенек вела к крыльцу, захламленному садовыми инструментами, корзинами, ведрами, швабрами, горшками с геранью и сотней других предметов. Над крыльцом тянулась выцветшая красная вывеска: «Универсальный магазин Берри».
Едва Джонни открыл дверь, пропуская вперед судью, его ноздри защекотали запахи уксуса, резины, кофе, керосина и сыра под аккомпанемент звяканья старомодного колокольчика.
— Мне бы пригодились такие запахи на проклятых зловонных рисовых полях, — заметил Джонни.
— Жаль, что Питер этого не знал, — откликнулся судья. — Он бы запечатывал их в бутылки и продавал оптом и в розницу.
В воздухе было почти столько же товаров, сколько на полу и на полках. Джонни и судья с трудом пробирались сквозь целый лес подвешенных к потолку предметов, мимо бочонков с гвоздями, мешков с картошкой, мукой, луком, газовых плит, деталей тракторов, прилавков с хозяйственными товарами, галантереей, дешевой обувью, опутанной проводами кабинки с табличкой «Почтовая подстанция США», даже полки с книгами в бумажных обложках и комиксами. Вывески рекламировали уголь и лед, проявление и печатание фотографий, прачечную и химчистку — казалось, не существует услуг, которые Питер Берри не был готов оказать.
— Автомастерская Берри рядом с магазином тоже принадлежит ему? — спросил Джонни, впечатленный увиденным.
— Да, — ответил судья.
— Как же он успевает со всем этим справляться?
— Ну, Питер обычно возится с автомобилями по вечерам, когда закрывает магазин. Эм помогает ему, чем может; Дики — ему десять — достаточно взрослый, чтобы управлять бензоколонкой и бегать с поручениями, а Кэлвин Уотерс доставляет товары в грузовике Питера.
Они пробрались по узкому проходу к главному прилавку бакалейного отдела, где стоял кассовый аппарат. Крупный толстый мужчина с головой как у Уильяма Дженнингса Брайана[9] выкладывал на прилавок буханки хлеба, разговаривая с долговязым подростком в джинсах. Паренек казался напряженным, и судья Шинн остановил Джонни:
— Давай подождем.
Наконец подросток у прилавка что-то тихо произнес. Питер Берри улыбнулся и покачал головой. Ему было лет сорок пять; его мясистое лицо постоянно менялось. Казалось, такое лицо должно быть розовым, но вместо этого оно было удручающе серым, а голубые глаза, несмотря на улыбку, оставались неподвижными и холодными.
— Кто этот мальчик? — шепотом спросил Джонни.
— Дрейкли Скотт — старший сын Эрла и Матильды. Ему семнадцать.
— Он кажется чем-то расстроенным.
— Дрейку приходится нелегко. Так как Эрл и Сет беспомощны, он должен заботиться о ферме. Это мешает его учебе. — Судья пожал плечами. — Он отстал на целый год и вряд ли закончит школу… Доброе утро, Дрейк.
Дрейкли Скотт проходил мимо, опустив глаза, под которыми темнели мешки. Его худое прыщавое лицо выглядело сердитым.
— Доброе утро, судья.
— Хочу познакомить тебя с моим родственником.
Мальчик поднял невидящий взгляд.
— Здравствуйте, — буркнул он. — Судья, мне надо возвращаться на ферму.
— Тебе кто-нибудь помогает в эти дни, Дрейкли? — спросил судья.
— Да. Старик Леммон. Джо Уиллетт из Комфорта обещал скосить южный участок и помочь мне складывать сено, но он сможет приехать только на будущей неделе.
— Увидимся на празднике?
— Нет, судья. Мама будет там с Джуди. — Дрейкли Скотт прошмыгнул мимо, втянув узкие плечи, словно опасался удара сзади.
— Доброе утро! — Питер Берри расплылся в улыбке. — Прекрасный день, судья! Не терпится услышать вашу сегодняшнюю речь… — Он переводил взгляд с судьи Шинна на Джонни; его серое лицо постоянно двигалось, как морская вода.
— Спасибо, Питер. — Судья представил Джонни.
— Рад познакомиться, мистер Шинн! Родственник судьи, а? Бывали у нас раньше?
— Нет.
— Жаль. Как вам наша деревушка?
— Приятное местечко, — тактично ответил Джонни. — Спокойное и мирное. — Ему хотелось, чтобы лицо Берри застыло хоть на миг.
— Что верно, то верно. Вы здесь надолго?
— На неделю, мистер Берри.
— Отлично. Да, судья, вчера Милли Пэнгмен записала кое-какие продукты на ваш счет. С этим все в порядке?
— Конечно, Питер, — довольно резко отозвался судья.
— Милли — чудесная женщина. Делает честь Шинн-Корнерс…
— Мы не хотим тебя задерживать, — сказал судья. — Я знаю, что ты сегодня открыл лавку только на несколько часов…
— Судья…
— Да?
Питер Берри доверительно склонился над прилавком.
— Я уже некоторое время хотел с вами поговорить…
Джонни деликатно отошел к книжной полке, но Берри, казалось, забыл о нем, продолжая говорить гулким басом.
— Это насчет Скоттов…
— Вот как?
— Ну, вы ведь знаете, что они все время у меня что-то покупают…
— Они задолжали тебе солидную сумму, Питер?
— В общем, да. Я хотел спросить, что можно с этим сделать. Вы ведь юрист…
Голос судьи Шинна стал пронзительным:
— Ты имеешь в виду, что хочешь подать на Скоттов в суд?
— Не могу же я вечно не брать с них денег. Мне нравится помогать соседям, но…
— Разве они тебе ничего не платят?
— Платят время от времени. Но долг только растет.
— Вы говорили с Эрлом, Питер?
— С Эрлом разговаривать бесполезно.
— Очевидно, — согласился судья. — Ведь Эрл прикован к инвалидному креслу.
