— Здесь, — сказала Хетти. — Я нашла их внизу.
Я сделал шаг вперед, посмотрел влево и застыл. За софой на спине лежала Темми Бекстер, устремив взгляд в потолок.
— Это нож!
Я оглянулся. Прямо за моей спиной стояла Хетти и глядела на мертвую. Ее деловое замечание вывело меня из оцепенения. Я опустился на колени возле тела, схватил руку Темми и сильно нажал на ноготь. Он остался белым. Я выпустил руку, поднялся и посмотрел на часы: двенадцать минут первого.
— Теперь вам придется говорить с полицией, — произнес я. — Это ваш дом, но если хотите, могу позвонить я.
— В полицию?
— Да.
— Это необходимо?
— Да.
Она подошла к креслу и села.
— Вот всегда так. Когда что-то случается, я не могу по-настоящему думать. У меня в голове все переворачивается. Вам ничего не приходит другого в голову, как только позвонить в полицию?
— Боюсь, что нет, Хетти.
Я и не знал, что она стала для меня Хетти, пока это имя не вырвалось у меня.
— Но сначала я хочу спросить вас кое о чем, потом у нас, вероятно, не будет времени. Когда вы пришли домой, чтобы пришить пуговицу, вы видели Темми?
— Нет.
— Или еще кого-нибудь?
— Нет.
— Вы видели шофера той машины?
— Нет, он подъехал сзади.
— А мужчина и женщина, которые помогли вам, они не видели?
— Нет, я спрашивала их. Идемте. Давайте поднимемся в мою комнату и вы что-нибудь придумаете.
— Этим Темми не оживишь. Итак, будете вы звонить или это сделать мне?
Ее губы дрожали.
— От вас нет никакой помощи. Лучше бы я не пришивала эту проклятую пуговицу. — Она встала. — Я иду в свою комнату. Позвоните в полицию, если это необходимо, но я не стану разговаривать ни с одним полицейским. Телефон в холле, — добавила она и исчезла.
Я осмотрелся. Ничего не указывало на борьбу и в комнате не было ничего лишнего. Например, сумочки Темми. Я поближе рассмотрел рукоятку ножа: простая черная рукоятка из дерева, длиной десять сантиметров, того сорта, какие обычно применяют для больших кухонных ножей. Само лезвие в теле жертвы, рана не кровоточила. Я направился в холл, нашел телефон на столике у лестницы и набрал номер, который знал так же хорошо, как свое собственное имя.
— Да?
— Это я. Звоню из дома мисс Эннис. Когда мы вошли в салон, то обнаружили на полу Темми Бекстер с ножом в груди. Это девушка, о которой спрашивал сегодня секретный агент. Мисс Эннис не хочет сообщать в полицию, следовательно, это должен сделать я. Мне нужны инструкции. Вы сказали мисс Эннис, что она получит обратно свою собственность, а вы обычно держите свое слово. Должен ли я умолчать на допросе об известной вам детали?
— Черт бы тебя побрал! — рявкнул Вульф.
— То есть? — обиженно спросил я.
— Ты действительно обладаешь редкой способностью садиться в крапиву. Почему, к дьяволу, ты должен умалчивать о чем-то? О какой детали ты говоришь?
— О фальшивых деньгах у нас в сейфе. Было бы трудно объяснить инспектору Кремеру, почему мы не сразу сообщили о находке. Я могу сделать вид, что даже не подозреваю ни о каких фальшивых деньгах. Но если вы хотите выпустить кошку из мешка…
— Я бы хотел, чтобы этого отвратительного эпизода вообще не было. Хорошо. Скрой эту деталь.
— О'кей. Вернусь ли я домой к ленчу, не знаю. По всей вероятности, нет.
Я положил трубку и задумался. Как добрый гражданин, я должен был выполнить свой долг и тут же сообщить о том, что найден труп, но с другой стороны, пять минут дела не меняли. Хетти сказала, что ее комната на втором этаже Я взбежал наверх, повернул направо и постучал в первую дверь.
— Кто это?
— Дворецкий Гудвин
— Что вам нужно? Вы один?
— Я один и хочу кое-что спросить у вас.
Шаги, скрежет задвижки, которую давно не смазывали, и дверь открылась.
— Полиции еще нет. Я только что звонил мистеру Вульфу и сделал ему предложение. Дело намного упростится, если мы сохраним для себя факт, что нам известно о фальшивых деньгах. Это относится и к вам. Если вы скажете, что знали или хотя бы подозревали об этом, это может иметь довольно неприятные последствия для нас. Поэтому…
— Кому я должна сказать об этом?
— Полиции, разумеется.
— Они от меня вообще ничего не узнают. Я с полицией не разговариваю.
— Прекрасно. — Не имело смысла говорить ей, что успеха она не достигнет. — Итак, если вам придется нарушить молчание — мы не знали, что деньги фальшивые!
Я вышел и закрыл за собой дверь. Спускаясь вниз, я слышал, как снова проскрипела задвижка. Из кухни доносился голос Раймонда Делла. Я набрал номер, попросил к телефону сержанта Стеббинса и подождал.
— Гудвин, я занят.
— Сейчас дел у вас еще прибавится. Я звоню из дома мисс Эннис, Сорок седьмая улица, номер 628. В салоне лежит труп. Женщина с ножом в груди.
— Этого мне только не хватало! Опять вы! — Он произнес слово, которое не следует употреблять по телефону. — Оставайтесь там, пока я не приеду, и ничего не трогайте. Разумеется, именно вы должны были споткнуться о труп!
— Почему «разумеется»? Это может случиться с каждым.
Он выругался.
— Повторите адрес.
Я повторил и повесил трубку. Потом мне пришла в голову одна идея. Вежливость не повредит, а кроме того, меня интересовала реакция Стеббинса, когда его коллега из секретной службы сунет палец в паштет Перли. Для меня это будет любопытным и поучительным примером. Я снова набрал номер.
Ответил мужской голос:
— Ректор 2.90.
Тайна — дело чести.
— Я хотел бы поговорить с мистером Альбертом Личем.
— Мистера Лича нет. Кто говорит?
Мой ответ несколько задержался, потому что мое внимание было отвлечено. Дверь открылась, и в холл вошел мужчина. Он был молод и красив. Бродвейский тип. Голос а трубке повторил: «Кто это?»
— Меня зовут Арчи Гудвин. У меня сообщение для мистера Лича. Сегодня утром он спрашивал меня о женщине по имени Темми Бекстер. Передайте ему, что мисс Бекстер умерла. Убита. Ее тело найдено в салоне дома, где она жила. Полицию я информировал. Я думал, мистер Лич…
Я швырнул трубку на рычаг и проревел.
— Эй, вы! Остановитесь!
Молодой красавец остановился у двери в салон. Послышались шаги, и появилась Марта Кирк в сопровождении Раймонда Делла. Потом раздался звонок, я открыл двери. Это были двое полицейских в форме. Первый спросил:
— Вы — Арчи Гудвин?
— Да. — Я поднял руку. — Там.
Два часа спустя, без двадцати четыре, я сидел в кухне за большим столом, ел крекеры, сыр, мармелад и пил кофе. Двое жильцов — Ноэль Феррис и Поль Хенна — составляли мне компанию. Это красавец Феррис помешал моему разговору по телефону. Хенна оказался моложе его, но не такой красивый. Полицейский вытащил его с репетиции. Он и Феррис беседовали о том, когда они в последний раз заходили в салон. Феррис сказал, что был там месяц назад, чтобы самому посмотреть, так ли уж был расстроен рояль, как утверждала Марта Кирк. Хенна сказал, что заходил в салон две недели назад, потому что Марта разговаривала по телефону, и ему не хотелось, чтобы у нее сложилось впечатление, что он подслушивает. Потом они говорили о ноже. Хенна сказал, что это был один из кухонных ножей, а Феррис ответил, что лучше бы ему держать свое знание при себе, и они чуть было не вцепились друг в другу в волосы, не обращая внимания на полицейского, который сидел на стуле у двери, навострив уши.
Меня в салон не пригласили, но я видел экспертов, которые занимались своим делом. Сначала меня допрашивал Перли Стеббинс в кухне. Второе интервью состоялось в комнате Раймонда Делла, и на этот раз вопросы задавали инспектор Кремер и Альберт Лич. Заслуженная мною честь, потому что без меня они бы здесь не встретились. Мой звонок в Нью-Йоркское бюро секретной службы вызвал тревогу у Лича, а появление того на месте преступления вызвало тревогу у инспектора Кремера. Таким образом, у меня была возможность наблюдать за реакцией Кремера, но мне это ничего не дало. Конкуренция оставила его равнодушным, он реагировал, как всегда, главным образом на меня.
— Вы говорите, что Вульф не ожидал от нее ни гонорара, ни части вознаграждения. И, тем не менее, он послал вас сюда и вы оплатили такси за себя и мисс Эннис. Я должен вам верить? Я знаю Вульфа и знаю вас. Не надейтесь, что я проглочу это.
Или:
— Оставьте при себе ваши идиотские штучки. По свидетельству Раймонда Делла и Марты Кирк, вы с мисс Эннис вышли из кухни в самом начале второго, а Стеббинсу вы позвонили только в час тридцать четыре, то есть полчаса спустя. Что вы делали в этот промежуток?
Щекотливый пункт вообще не был затронут. Ни Кремер, ни Лич даже не допускали возможности, что с деньгами могло быть что-то нечисто. Они так основательно молчали на эту тему, что мне даже не пришлось им лгать.
Но когда около четырех в кухню вошел служащий по имени Каллган и сказал мне, чтобы я шел к инспектору, у меня появилось опасение, что вопрос о двадцатидолларовых банкнотах все-таки вынесут на повестку дня. Но одного взгляда на лицо Кремера было достаточно, чтобы рассеять мои опасения. Он выглядел смущенным и жевал сигару, а это означало, что у него неприятности. Лича не было. Вместо него слонялся без дела лейтенант Роуклиф и еще какой-то криминалист. Кремеру было нелегко. Он вынул сигару изо рта и проскрипел:
